Прекрасный белый снег
Шрифт:
Так, поливая своё измученное тело и говову из лейки она просидела ещё недолго, сколько и сама бы точно не сказала, пульсирующая боль внизу то отпускала то усиливалась, пока опять не стала нестерпимой. Скорую вызвать она была уже не в состоянии, подняться на ноги и дойти до телефона Светка теперь просто не могла, о помощи же попросить ей было некого, её любимый Веничка был сейчас "немного занят"... Она уже не думала о сыне, сейчас ей хотелось только одного: чтобы эта мука хоть как-то прекратилась. Ей захотелось вдруг стать той лягушкой, лягушонком из дикого того, предновогоднего кошмара, чтобы её разрезали, и сверху вниз и вдоль и поперёк, разрезали бы уже и вытащили наконец то, что медленно но верно убивало её сейчас.
Тогда она перевернула таз, раздвинула колени, глубоко как могла вдохнула и стала тужиться. Огромные разноцветные шары в каком-то странном вальсе поплыли перед её глазами, она поняла что теряет силы окончательно и почти уже уходит отсюда навсегда, как вдруг, что-то большое мягкое и тёплое прошло от низа живота, оттуда где начиналась её боль ещё немного ниже, горячим обжигающим комком опустилось в детородный орган, и с отвратительным шлепком, разбрызгивая кровь вывалилось в таз. Ей сразу стало легче, боль почти ушла, она выдохнула, и тут же слёзы, не спрашивая разрешения хлынули из глаз.
Всё было кончено, она осознала это сразу. Её мальчик, так и не рождённый её сын лежал теперь под ней в кровавой луже, она же сидела в этой горячей, пропахшей кровью ванной и словно слышала его мольбу: "Позаботься обо мне, мама...". Из брошенной на дно ванны лейки с весёлым журчанием текла вода, горячей седой испариной покрылись стены, а Светка всё сидела и плакала: ни сил ни смелости подняться с этого ужасающего трона у неё уже не оставалось. Сколько она так просидела ей было неизвестно, и наконец, набравшись мужества Светка поднялась, поставила таз на решётчатую доску, какие обыкновенно бывают в ванной, встала на колени, заглянула внутрь. Внизу, в коричневатой лужице лежал пузырь, тоже коричневато-красный, с голубоватыми, слегка белёсыми прожилками, размером с большое куриное яйцо. Там, в этом пузыре, словно в яйце Кащея умирало, да умерло уже наверное её будущее счастье — так и не получивший имени сынуля.
Аккуратно, что бы ничего не потерять она слила остатки крови, водой из лейки прополоскала что осталось, вымылась сама, вытелась, вышла на цыпочах из ванной. В квартире, кроме кошки и собаки не было больше никого. Она накинула халат, достала полиэтиленовый пакет из кухонного ящика, в последний раз взглянула на своего ребёнка, положила внутрь, аккуратно завязала узелком. Вздохнула, взяла ещё один пакет: так, ей казалось, будет понадёжнее, и всё упаковала снова. Потом открыла холодильник, подумала немного и закрыла. В кладовке, сверху, нашла небольшую аллюминиевую коробку: для маленького гробика, казалось ей, будет в самый раз. На дно постелила старый шерстяной платок, уложила свёрток, и осторожно, чтобы не повредить, накрыла сверху уголками. Закрыла крышку, снаружи обмотала скотчем и вышла на балкон.
За окнами было совсем тёмно, дом спал, увидеть её никто не мог. Она подумала немного, открыла старую, с каким-то инструментом большую тумбочку в дальнем углу балкона, гробик свой аккуратно положила в самый уголок. Из под ненужных, давно пылящихся у окошка досок достала садовую лопату, поставила у выхода с балкона. "Ну все, — подумала она, — теперь готово." На кухне налила большую кружку красного, уже не разбавляя, отпила немного, закурила. Завязывать с завтрашнего дня теперь уже было ни к чему. Минут пятнадцать ещё, допивая красное она курила на балконе, в комнате разложила кресло, второе, дальнее от их кровати, бросила сверху одеяло и подушку, и вскоре забылась тяжёлым горьким сном.
Возвращение любимого в семью Светка пропустила, часов в одиннадцать, когда она вышла из небытия, любимый, отвернушись к стенке спал в общей их вчера ещё постели. Тихонько, чтобы не разбудить, она поднялась, умылась, стараясь не шуметь оделась потеплее, взяла лопату, крохотный гробик с малышом, в кухне достала пакет вина из ящика дивана и вышла на цыпочках за дверь.
Идти на кладбище Светка не решилась, узенькой тропинкой она пересекла железную дорогу, повернула и пошла дальше, вдоль кладбищенской ограды. Вскоре она миновала заброшенную много лет назад большую стройку, по левую руку от неё начинался грязный, заваленный каким-то ржавым хламом, по пояс в болотной лебеде пустырь, справа, за оградой, тянулись старые, брошенные давно умершими родственниками могилы. Она осмотрелась, выпила вина немного, закурила, минут пять стояла в тяжёлых размышлениях. Место ей казалось подходящим: тихо и пустынно, ни души вокруг, да и к тому же, — думала она, — почти на самом кладбище. Она ещё раз осмотрелась, в паре метров от ограды выбрала подходящее местечке, и больше не раздумывая воткнула лопату в землю. Минут за десять выкопала небольшую, кошачью какую-то, как показалось ей могилу, прощаясь навсегда посмотрела на свою горестную ношу, оглянулась по сторонам и осторожно опустила гробик вниз. Могилку засыпала землёй, аккуратно притоптала, на пустыре нашла большой гранитный камень, положила сверху. Плакать Светка больше не могла, она присела на какое-то старое бревно неподалёку, поставила у ног пакет с вином и снова закурила. "Ну вот и все, — подумала она, — вот всё и закончилось. И то и это." Что же ещё теперь закончилось Светка прекрасно понимала. Так, с вином и сигаретой она просидела почти до темноты, встала наконец, и уже не оборачиваясь пошла домой. Имя придумать малышу Светка так и не успела...
Глава одиннадцатая
С Венькой в тот вечер она так и не поговорила. Поужинала парой сырых сосисок, с кружкой и сигаретой ещё немного постояла на балконе и вскоре, обессиленная свалилась в кресло. Выяснять отношения Светке не хотелось: после случившегося её охватило полное равнодушие ко всему вокруг, холодное тупое безразличие к тому что было, есть и возможно, когда-нибудь ещё будет в её нелепой жизни. Заглянуть в глаза, только заглянуть в его глаза, и может быть найти в них боль потери, когда он узнает о случившемся — вот всё, чего ей теперь хотелось от него.
К тому же, Светка это отлично понимала, податься ей сейчас было просто некуда: не к маме же, в двухкомнатную квартиру, с отцом, собакой и сестрой Надюхой — младшенькой. Ещё и зоопарк свой, довеском притащить. И ко всему, в таком ужасном состоянии... Что-то ведь придётся объяснять... Ну не рассказывать же весь этот ужас маме? Нет, конечно, ей это казалось абсолютно невозможным. И выбора у неё, пока, не было выходит, никакого.
Дня три Светка ходила молча, общения с Венькой избегала: разговаривать с ним она просто не могла. Утром с трудом выдавливала из себя "Привет", вечером же, вместо "Спокойной ночи" — какое-то странное "Угу". При встрече, где-нибудь на кухне или в коридоре, опустив глаза тут же отступала в сторону и молча уходила, спать же окончательно переместилась в дальнее от их кровати кресло. Однажды только, на следующий день после её прощания с малышом — впервые с той страшной ночи её верный муж вернулся трезвым, она спросила у него язвительно:
— Ну как Серёга? Как отдохнули? Надеюсь, все здоровы?
Он как-то неожиданно побледнел, засуетился сразу, спросил зачем-то, какой ещё Серёга, будто у него их десять, в ответ же на её ласковое: "Друг твой любимый, из соседнего двора, тоже гитарист...", промялил какое-то невнятное:
— Ааа... Ты о Сером... Нормально вроде..., — и запинась, уж очень как-то сбивчиво рассказал страшную историю о преждевременной кончине родителя Серёги.
— Представляешь, инфаркт... Молодой ещё совсем... Крепкий такой мужик был...
— Ну что же, мои соболезнования Серёге, — только и сказала Светка. — Да, и девушкам привет, — обернувшись, по пути уже на кухню добавила она.
На этом первая часть была закончена: она намекнула: что-то ей известно. Продолжать же дальнейшее выяснение отношений ни сил, да и желания никакого сейчас у Светки просто не было.
При этом, как ни странно, свою долю ответственности за всё произошедшее она прекрасно понимала, воспринимала очень остро, и страшно по этому поводу переживала. Но время шло, боль её не проходила, напротив, становилась всё сильнее, всё больше она винила в случившемся саму себя, ночами ей хотелось лезть на стену, но передвигаться по стенам мухой Светка не умела и вместо этого беззвучно плакала в подушку.