Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Вест таращился на них. Колотушка в черепе начала стихать.
— Что? — пробормотал он. Он весь был залит кровью. Вест вытер рот. Соленое. Он взглянул на ближайший труп, уткнувшийся лицом в землю. Из-под головы натекла кровь и сбегала по склону в лужицу у сапог Веста. Он вспомнил… Что-то. Внезапно судорога скрутила кишки и согнула Веста пополам. Он сплюнул розовым, пустой желудок колыхался.
— Бешеный! — заорал Доу. — Вот ты кто!
Молчун уже выбрался из-за кустов с луком на плече и, присев на корточки, стаскивал с мертвеца окровавленный мех.
— Добрый плащ, — пробормотал он про себя.
Вест смотрел, как они обшаривают стоянку, не в силах выпрямиться,
— Бешеный! — хрипло булькал Доу. — Так я буду звать тебя!
— У них полно стрел, — Ищейка залез в одну из сумок и с улыбкой вытащил что-то. — И сыр. Чуточку запылился.
Грязными пальцами он отщипнул кусочек от желтого клина, впился зубами и снова улыбнулся.
— Вполне годится.
— Полно добра, — кивнул Тридуба, тоже улыбнувшись. — И мы все целы — более-менее. Хорошо поработали, парни. — Он хлопнул Тула по спине. — Лучше сразу отправляться дальше на север, пока этих не хватились. Быстрее берите, что тут есть, и заберем тех двух.
Мозги Веста только-только начали включаться.
— Тех двух!..
— Хорошо, — сказал Тридуба, — ты и Доу — посмотрите, как там они… Бешеный. — Он отвернулся, пряча улыбку.
Вест бросился назад тем же путем, каким пришел сюда, оскальзываясь и съезжая по склону; кровь снова застучала в голове.
— Защитить принца, — бормотал он. Вест пересек поток, даже не чувствуя холода, вскарабкался на противоположный берег, торопясь к утесу, на котором оставил тех двоих.
Он услышал женский крик, тут же прекратившийся, и грубое мужское рычание. Ужас пронзил каждую клеточку Веста. Люди Бетода обнаружили их. Может быть, уже поздно. Он с трудом заставлял шевелиться горящие ноги, оскальзываясь в грязи. Нужно защитить принца. Воздух обжигал горло, но он лез вперед, цепляясь пальцами за стволы деревьев, карабкаясь по веточкам и иголкам на стылой земле.
Он вырвался на открытое место на краю утеса, тяжело дыша, но крепко сжимая рукоять окровавленного меча.
На земле боролись две фигуры. Снизу — Катиль на спине, била и царапала того, кто навалился на нее. Мужчина уже ухитрился стащить с нее штаны ниже колен и теперь одной рукой возился с собственным поясом, другой пытаясь зажать рот женщине. Вест шагнул вперед, высоко поднял меч, но тут мужчина резко обернулся. Вест моргнул. Несостоявшимся насильником оказался не кто иной, как сам кронпринц Ладислав.
Увидев Веста, принц неуклюже поднялся и шагнул в сторону. На лице у него появилось растерянное выражение, как у школьника, пойманного за воровством пирога из кухни.
— Извините, — сказал он. — Я думал, вы задержитесь подольше.
Вест уставился на принца, плохо соображая, что происходит.
— Подольше?
— Изуверская скотина! — закричала Катиль, поднимаясь на ноги и подтягивая штаны. — Убью!
Ладислав потрогал губу.
— Она укусила меня! Глядите!
Он выставил окровавленные кончики пальцев как доказательство ужасного насилия, учиненного над ним. Вест почувствовал, как шагнул вперед. Принц, видно, что-то прочел по его лицу, поскольку отшатнулся и выставил перед собой одну руку, другой поддерживая штаны.
— Погодите, Вест, только…
Не было волны ярости. Не было временной слепоты, руки-ноги не двигались сами по себе, голова оставалась ясной. Гнева не было вовсе. Вест прежде в жизни не чувствовал такого спокойствия, ясности и уверенности. Он поступил по своему выбору.
Вытянув правую руку, Вест раскрытой ладонью ткнул Ладислава в грудь. Кронпринц, деликатно ахнув, отпрянул. Левая нога заскользила по грязи. Принц опустил
Послышался короткий, сдавленный крик, глухой удар, еще один и долгий перестук камней.
Наступила тишина.
Вест застыл, часто моргая.
Потом повернулся взглянуть на Катиль.
Она замерла в двух шагах, вытаращив глаза.
— Вы… вы…
— Знаю. — Вест едва узнал собственный голос.
Он встал на самый край утеса и посмотрел вниз. Труп Ладислава лежал далеко внизу, уткнувшись лицом в камни, истрепанный плащ Веста раскинулся по земле, штаны спустились на щиколотки, одна коленка согнулась не в ту сторону, круг темной крови ширился на камнях вокруг разбитой головы. Принц был мертвее всех мертвых.
Вест сглотнул. Это его рук дело. Его. Он убил наследника трона. Убил хладнокровно. Он — преступник. Он — предатель. Он — чудовище.
И Вест чуть не рассмеялся. Солнечный Агрионт, где верность и почтительность не ставятся под сомнение, где толпа делает лишь то, что велят избранные, где убивать другого человека просто не принято, — все это осталось очень далеко. Может, он и чудовище, но здесь, в промерзшей дикой Инглии, правила иные. Здесь чудовища в большинстве.
Он почувствовал на плече тяжелую ладонь. Обернувшись, он увидел рядом с собой безухую голову Черного Доу, заглядывающего за край обрыва. Северянин, вытянув губы, тихо присвистнул.
— Значит, вот и все, как я понимаю. Знаешь, что, Бешеный? — Доу криво улыбнулся Весту. — Ты начинаешь мне нравиться, малыш.
До последнего человека
«Занду дан Глокте,
наставнику Дагоски, лично
Стало очевидно, что, несмотря на ваши усилия, Дагоска больше не может оставаться в руках Союза. Вследствие этого приказываю вам отбыть незамедлительно и явиться ко мне. Порт, возможно, уже потерян, но вы без труда сможете отплыть ночью на небольшой лодке. Корабль будет ждать вас дальше по берегу.
Полностью передайте командование генералу Виссбруку как единственному оставшемуся в живых члену управляющего совета Дагоски от Союза. Вряд ли нужно упоминать, что приказ закрытого совета защитникам Дагоски остается неизменным.
Сражаться до последнего человека.
Генерал Виссбрук медленно опустил письмо, сжав челюсти.
— Следует ли понимать так, наставник, что вы покидаете нас?
Голос генерала звучал надтреснуто.
«Паника? Страх? Гнев? И одно, и другое, и третье вполне справедливо с его стороны».
Комната выглядела почти так же, как и в тот день, когда Глокта появился в городе. Великолепные мозаики, искусная резьба, полированный стол — все сияло в лучах утреннего солнца, льющихся через высокие окна. Однако сам управляющий совет сильно сократился. Виссбрук, со скулами, нависшими над жестким воротником шитого мундира, и хаддис Кадия, устало свернувшийся в кресле, — вот и все. Никомо Коска стоял в стороне, прислонившись к стене рядом с окном, и грыз ногти.