Прежде, чем их повесят
Шрифт:
«Это все, что мы получим похожего на зиму в этой душегубке».
Пламя факелов у двери билось и металось в железных клетках — два пламени в надвигающейся тьме. Вокруг было больше огня, гораздо больше. Лампы горели на кораблях Союза в гавани, отражения волновались и ломались в воде. Лампы сияли в окнах темных дворцов под цитаделью, на верхушках вознесшихся шпилей великого храма. Внизу, в трущобах, горели тысячи факелов. Потоки крохотных огоньков вытекали из домов на дороги и тянулись к воротам Верхнего города. Беженцы оставляли свои дома, ну и
— Наставник!
— О, мастер Коска. Рад, что вы смогли составить мне компанию.
— Разумеется! Нет ничего лучше вечерней прогулки после стычки.
Наемник неторопливо приблизился. Даже в сумерках Глокта заметил, как изменился Коска. Он шел пружинистой походкой, глаза горели, волосы аккуратно уложены, а усы тщательно напомажены. Он внезапно стал на дюйм-другой выше и лет на десять моложе. Коска уперся в парапет, прикрыл глаза и глубоко втянул вечерний воздух острым носом.
— Замечательно выглядите — и не скажешь, что прямо из битвы.
Стириец улыбнулся в ответ.
— Я был не то чтобы в битве, скорее — чуть позади. Я всегда считал, что передний край — неудачное место для участия в битве, из-за дикого шума тебя никто не слышит. Кроме того, шансы быть убитым там слишком высоки.
— Несомненно. И как наши дела?
— Гурки все еще снаружи, и я бы сказал, что дела не так уж плохи. Не думаю, что мертвые со мной согласились бы, да кто их спросит? — Коска радостно почесал шею. — Сегодня мы справились. Но завтра, послезавтра — кто знает? На подкрепление надежды по-прежнему нет? — Глокта покачал головой, и стириец резко вдохнул. — Мне-то, конечно, все равно, но, возможно, вы захотите отойти, пока бухта еще в наших руках.
«Все готовы отойти. Даже я». Глокта фыркнул.
— Я на поводке у закрытого совета, а они говорят «Нет». Честь короля не позволит этого, говорят они, а его честь явно дороже наших жизней.
Коска задрал брови.
— Честь? А что это за чертовщина? Каждый судит по-своему. Ее не выпьешь. Ее не трахнешь. Чем у тебя ее больше, тем тебе хуже; а если ее вовсе нет, тебе ничуть не жалко. — Он покачал головой. — А некоторые считают — это лучшее в мире.
— Ага, — пробормотал Глокта, облизнув пустые десны.
«Честь стоит меньше, чем нога или зубы. Я дорого заплатил за этот урок».
Он вгляделся в смутный силуэт внешних стен, усеянных кострами. Еще доносились неясные звуки битвы, изредка горящая стрела взлетала в небо и падала в разгромленные трущобы. Даже сейчас эта чертовщина продолжается. Глокта глубоко вздохнул.
— Какие у нас шансы продержаться еще неделю?
— Еще неделю? — Коска выпятил губы. — Умеренные.
— Две недели?
— Две? — Коска прищелкнул языком. — Хуже.
— Значит, рассчитывать на месяц — безнадежное дело.
— Очень точно сказано — безнадежное.
— Вы словно наслаждаетесь ситуацией.
— Я? Безнадежные
«Знакомое чувство».
— Держите внешние стены, сколько сможете, потом отходите. Стены Верхнего города — наша следующая линия обороны.
Улыбку Коски было видно даже в темноте.
— Держать сколько сможем, потом отходить! Жду не дождусь!
— Возможно, стоит приготовить нашим гуркским гостям несколько сюрпризов, если они все-таки пройдут стены. Всякие там… — Глокта неопределенно помахал рукой. — Веревки-ловушки, замаскированные ямы, шипы, обмазанные экскрементами, и все такое. Подозреваю, у вас есть опыт в войне подобного рода.
— У меня есть опыт в войне любого рода. — Коска щелкнул каблуками и четко отсалютовал. — Шипы и экскременты! Это делает вам честь.
«Это война. И здесь единственная честь — победа».
— Кстати, о чести. Вы бы сообщили нашему другу генералу Виссбруку, где будут ловушки. Было бы неприятно, если бы он сам случайно напоролся.
— Разумеется, наставник. Ужасно неприятно.
Глокта почувствовал, как его рука на парапете сжалась в кулак.
— Пусть гурки заплатят за каждый шаг по нашей земле.
«Пусть заплатят за мою пропавшую ногу».
— За каждый дюйм земли.
«За мои пропавшие зубы».
— За каждую чахлую лачугу, и жалкую хижину, и бесполезный клочок грязи.
«За мои слезящиеся глаза, кривую спину и омерзительную тень жизни».
Глокта облизал голые десны.
— Пусть заплатят.
— Прекрасно! — согласился Коска. — Хороший гурк — мертвый гурк!
Наемник повернулся кругом и зашагал в Цитадель, звеня шпорами, оставив Глокту в одиночестве на плоской крыше.
«Неделя? Да. Две недели? Возможно. Дольше? Безнадежно. Пусть нет кораблей, но старый балагур Юлвей все же был прав. И Эйдер была права. Шансов не имелось с самого начала. После всех наших усилий, после всех жертв Дагоска наверняка падет. Это только вопрос времени.»
Глокта глядел на темнеющий город. В сумерках трудно определить, где суша и где море, где лампы на кораблях и где огни в окнах домов, где факелы на такелажах судов и где факелы трущоб. Осталось только смешение крохотных огоньков, кружащих друг вокруг друга, пропадающих в пустоте. Только одно осталось неизменным.
Нам конец. Не сегодня, но скоро. Мы окружены, и сеть будет только затягиваться. Это только вопрос времени.
Шрамы
Один за другим Ферро сняла швы — аккуратно разрезая нитку острием блестящего ножа, осторожно вытягивая стежки из кожи Луфара; кончики смуглых пальцев двигались проворно и уверенно, желтые глаза сузились от сосредоточенности. Логен следил за ее работой и только покачивал головой, дивясь мастерству. Ему приходилось видеть такую работу, но никогда — столь искусную. Луфару, с виду, даже не было больно, а он последнее время часто жаловался на боль.