Примула. Виктория
Шрифт:
— К сожалению, мы слишком часто не понимаем настоящего смысла отношений мужчины и женщины, поэтому нам и приходится порою поэтизировать их!
— Ладно, я признаю, что под влиянием страсти мы разрушаем те простые отношения между мужчиной и женщиной, какие должны были бы существовать, и воспринимаем их ложно. Но разве только иностранцы виноваты в этом? Если неверны утверждения английской литературы, то неправильно и наше излишнее недоверие к женщине. Ведь чтобы спасти мужчин от пагубной страсти, одни поют гимны красоте любви и облагораживают её, другие преувеличивают её зло и проповедуют отрицание женщин, а это всё по существу различные отношения к одному и тому же чувству, и если уж осуждаешь одно, не следует оправдывать другое!..
Ещё недавно среди молодых индусов едва ли был возможен подобный разговор! Ещё недавно в Индии судьбу детей решали родители; принято было женить детей в возрасте восьми-девяти лет!..
Однако беседа продолжается...
— Да разве дело в отношениях мужчин и женщин? — возражает гость постарше. — Недавно я прочёл статью, в которой английский миссионер осуждает обычаи индуизма. Допустим, мне и самому отнюдь не всё в нашей религии нравится. Но слова иностранца бьют меня, словно анкуш — железное погоняло для слонов! Мы не можем позволить, чтобы с нашей страной обращались, как с преступницей, чтобы нас судили в английских судах, по английским законам. Принятие английских идеалов нас не унизит, но и не пробудит в нас чувство собственного достоинства. Ни перед собой, ни перед другими мы не должны стыдиться обычаев, законов, веры и устройства общества страны, где мы родились! Мы должны высоко поднять всё индийское и с гордостью нести его. Только так сможем мы защитить от оскорблений себя и свою страну! Я начал работать над новой книгой, она будет называться «Индуизм»...
— Это будет книга на английском языке? — спрашивает гость, до сих пор молчавший. В голосе его чувствуется лёгкая нотка вкрадчивости.
— Да, на английском, — отвечает машинально защитник и поборник всего индийского.
По лицам скользят насмешливые улыбки. Но, в сущности, все здесь настроены дружелюбно друг к другу. И тот, к которому эти улыбки относятся, тоже улыбается...
В беседу вступает самый юный из гостей:
— А я, хотя и сын брахмана, но давно перестал следовать обычаям брахманов! Помните, как на свадьбе Мохима мои родственники хотели устроить скандал из-за моих христианских привычек; поэтому я нарочно держался в стороне и молчал. Многие называют меня христианином, да и кем только ещё не называют! А я отвечаю на эти упрёки: разве христиане не люди? И если вы такой великий, избранный богами народ, то почему склонились перед моголами, а затем — перед англичанами?!
На эту тираду следует своего рода ответ гостя постарше:
— Прежде я, как и многие из нас, верил, что нет никакой надежды на нашу страну, на наше общество, на нас; полагал, что мы никогда не станем взрослыми, и англичане всегда будут нашими опекунами, что всё останется таким, каким оно есть теперь, и что нет никакой возможности бороться против могущества англичан и против глубокого невежества нашего общества. Большинство наших просвещённых соотечественников и по сей день так думает. Подобные мысли делают человека или эгоистом, или безразличным ко всему происходящему. Поэтому-то представители среднего класса ни о чём, кроме службы, не думают, а у богатых весь смысл жизни заключается лишь в том, чтобы добиться от правительства какой-нибудь награды. Наш жизненный путь очень короток, пройдём немного и... стоп, дальше идти некуда. Нам даже в голову не приходит мысль о какой-нибудь отдалённой цели, а поэтому и сборы в дорогу кажутся нам совершенно излишними. Прежде я думал, что буду служить, но теперь не хочу идти на службу к правительству. Нет, я не рассержен на правительство, но те, кто состоит у правительства на службе, слишком часто принимают его власть за собственную силу и, высокомерно гордясь ею, отрываются от народа. И чем больше проходит времени, тем глубже и шире становится этот разрыв. У меня есть один родственник, помощник судьи, теперь он уже в отставке. Однажды, когда он ещё служил в суде, окружной судья, англичанин, спросил его: «Бабу, почему ты оправдываешь столько людей?» — «Этому есть причина, сахиб, — ответил мой родственник. — Те, кого судишь ты, для тебя всё равно что собаки, а я сужу своих братьев». Да, были в те времена люди, которые решались говорить такие слова, не было недостатка и в таких английских судьях, которые слушали их. Но чем ближе к нашим дням, тем сильнее затягивалась на шее людей лакейская петля, и теперешний судья-бенгалец смотрит на свой народ, как на собак. И ему даже непонятно, что чем выше поднимается он как чиновник, тем ниже опускается как человек. Его опора — чужие, пришельцы, он презирает свой народ и поэтому несправедлив к нему. А это не принесёт нам счастья...
Беседа продолжается. Речь естественным образом заходит о религии...
— Видите ли, — один из говорящих решительно овладел вниманием прочих, — необходимо запомнить одно: страшно заблуждаются те, которые считают, что если англичане сильны, то мы сможем окрепнуть только в том случае, если уподобимся им. Но такое уподобление невозможно для нас; и если мы будем настойчиво пытаться подражать другим, то, в конце концов, и в англичан не превратимся, и самими собою не будем. Индия — особая страна, у неё своя сила, своя правда, и, только развивая свои индивидуальные черты, она достигнет успеха, защитит себя. Если мы, изучая английскую историю, не сумели понять этого, значит, мы изучали не так, как нужно было! Я прошу вас, идите в Индию, посмотрите собственными глазами на всё хорошее и дурное, и если найдёте изъяны, исправьте своими силами. Взгляните на свою страну, поймите её, подумайте о судьбе родины, не отворачивайтесь, слейтесь с ней воедино. Но вы не поймёте Индии, если будете настроены против неё, если, пропитанные с детства христианскими идеями, предпочтёте смотреть на неё со стороны. В этом случае вы лишь причините ей новые страдания и ни в чём не сумеете помочь...
— Прошлое страны намного превосходит её и проявляет себя в самой стране. Только так Всевышний может выразить свою бесконечную сущность. Те, кто утверждают, будто в мире существует лишь одна истина, то есть одна религия, проявляющая себя в единственно верной форме, что только это и истинно, не в состоянии познать бесконечность истины. Единое бесконечное проявляет себя в бесконечном множестве, и эту вечную игру мы можем наблюдать повсюду. Лишь благодаря разнообразию религиозных учений мы в состоянии познать божество с разных сторон. Уверяю вас, можно увидеть солнце и через открытое окно Индии, и незачем для этого переплывать океан и усаживаться у окна христианской церкви!
— Вы хотите сказать, что религия Индии помогает нам особым путём познать Всевышнего? В чём же состоит особенность этого пути?
— В том, что, согласно канонам индийской религии, Брахма, верховное божество — едино, но проявляет себя в бесконечном разнообразии: в воде, на земле, в воздухе, в огне, в душе, в уме, в любви... Сколько бы мы ни перечисляли его проявлений, мы их не исчерпаем. Немало учёных ломает головы над этим. Необыкновенно сложное божество является в то же время и необыкновенно простым; ему в одно и то же время присуще и множество атрибутов и признаков и ни одного. Бесформенное, оно принимает бесчисленные формы. В других странах Божество стараются представить себе как нечто более или менее ограниченное и определённое. Такое стремление порой наблюдается и у нас в стране, но тем не менее большинство верующих Индии не считает эту определённость единственной и безусловной, ни один из них не станет опровергать тот факт, что Божество бесконечно превосходит то нечто определённое, что мы понимаем под ним.
— Не станут опровергать образованные люди, а необразованные?
— Я уже говорил, что во всех странах необразованные люди искажают истину.
— Но разве у нас это искажение не зашло дальше, чем в других государствах?
— Может быть, но это происходит потому, что Индия хочет познать религию в целом и в частностях, хочет показать её внутреннюю силу и внешнюю оболочку, так сказать, плоть и душу религии. Тот, кто не может принять сущность веры, принимает лишь её частности, а в силу своего невежества искажает и их. Но есть нечто, которое истинно в красоте и в безобразии, в целом и в частностях, в слиянии с Божеством и в созерцании Его. Индия делает невероятные усилия, чтобы познать это Нечто во всех его проявлениях: и в себе, и в своём труде. Как же можем мы отвергнуть всё это многообразие и за истинную религию признать лишь безжизненную, ограниченную, сухую смесь атеизма и теизма Европы восемнадцатого века? Да разве мы уж настолько глупы? Вы, верно, думаете обо мне, — этот человек, хоть и знает английский язык, а так ничему и не выучился.. Но вы так думаете потому, что вам с детских лет внушали иные взгляды. Если же вы когда-нибудь почувствуете уважение к действительной Индии и вдруг захотите по-настоящему служить ей, если вы сумеете проникнуть в самую суть проявления вашей родины, проявления, совершающегося несмотря на тысячу препятствий и искажений, то... то... не знаю, как мне объяснить вам... тогда ваше понимание Индии обретёт силу, и вы познаете свободу! Не считайте меня фанатиком и, особенно прошу вас, не принимайте мои слова за слова тех ортодоксальных индуистов, которых так много появилось в последнее время. В многообразии проявлений Индии, в разнообразии усилий, предпринимаемых ею, я увидел глубокое и великое единство, и радость понимания этого единства сводит меня с ума. В экстазе я отбрасываю все сомнения, я не боюсь прийти к самым невежественным из моих соотечественников, стать с ними рядом, слиться с ними. Часть людей у нас в стране понимает это единство, часть — нет, но мне это всё равно. Я — вместе со всем народом моей Индии, весь он — мой. Именно в народе идёт постоянная работа таинственного проявления вечного духа Индии, в этом у меня нет ни малейшего сомнения!..
Общий разговор переходит с предмета на предмет. Говорят много о Хорише Мукхерджи, ораторе и журналисте; Хориш Мукхерджи — патриот Индии, но самому этому понятию патриотизма он учился у английской культуры. Так же, как и другой патриотический писатель, бенгалец Бонким Чондра, основавший в 1872 году журнал «Зеркало Бенгалии».
В старой Индии закипает культурная жизнь на новый, викторианский, в сущности, лад. Ещё в 1828 году один из первых индийских англизированных интеллектуалов, Рам Мохон Рай, основал религиозно-реформаторское общество «Брахмо Самадж». В сороковые-шестидесятые годы руководство деятельностью общества переходит к семье Тагоров. «Брахмо Самадж» последовательно возглавляют Дварконат Тагор, затем — Дебендронат Тагор: отец и дед Робиндраната Тагора, окончательно сделавшего индийскую литературу европейской литературой. Члены «Брахмо Самадж» разделяют возмущение англичан кастовой системой, обычаем сожжения вдов, человеческими жертвоприношениями богине Кали. В восьмидесятые — девяностые годы общество «Брахмо Самадж» раскалывается на две разнонаправленные общественные организации, одна из которых настроена совершенно светски и проанглийски, другая — стоит за своеобразный реформированный индуизм. Такие деятели, как Тилак и Бонким Чондра, интенсивно англизировали Индию, в то же время ратуя за сохранение гуманизированных на английский лад индуистских обычаев...
Восьмидесятилетний Робиндранат Тагор часто будет вспоминать именно о викторианской Англии, противопоставляя викторианство правлению преемников королевы...
«Наше ближайшее знакомство с миром началось с Англии. Первые сведения о тех, кто пришёл в нашу страну, мы почерпнули из великой английской литературы. Наши тогдашние знания не отличались ни разнообразием, ни широтою. Мы почти не имели доступа к новым сведениям о строении вселенной и её таинственных силах, получаемым ныне из научных учреждений. Естествоиспытателей можно было пересчитать по пальцам. Чтобы слыть человеком образованным, достаточно было знать английский язык и разбираться в английской литературе. Мы денно и нощно восторгались логикой речей Бёрка, страстностью длинных изречений Маколея, до хрипоты спорили о драматургии Шекспира, поэзии Байрона и гуманном либерализме тогдашней английской политики. В те дни мы только ещё начинали стремиться к национальной независимости, и наша вера в благородство англичан оставалась непоколебленной. Даже наши вожди уповали, что мы получим свободу из великодушных рук победителей. Ведь Англия, думали мы, предоставляет убежище всем гонимым и преследуемым. Люди, которые, не жалея сил, боролись за счастье своего народа, встречали в этой стране неизменное гостеприимство. Такая широта взглядов, такое человеколюбие вызывали глубокое уважение...