Принцесса на горошине
Шрифт:
Я горько усмехнулась.
– Мы говорим о моей матери.
– Брось, Марьяна. – Григорий Филиппович намерено легкомысленно отмахнулся от моих слов. – Мать та, которая вырастила. Тебе Шура куда больше мать. – Он присмотрелся ко мне. – А тебе её жалко?
– Я не знаю, - призналась я честно. – Жалко мне или нет… Я просто не понимаю, как так можно было со мной поступить?
– За деньги так можно было поступить, - зло выдохнул Марат. – За большие деньги.
Я сидела в плетеном кресле, смотрела на зеленые поля для гольфа, которые начинались совсем неподалеку от домика Лысовского, и пыталась принять решение. Я прекрасно понимала, для чего Марат привёз меня сюда, и какого решения они вместе с Григорием Филипповичем от меня ждут. А мне было очень трудно его принять, и я даже не скрывала этого. Не могла скрыть.
Всё вспоминала свои ощущения, эмоции, когда узнала, что у меня есть мама. Живая, настоящая, которая не умирала. Просто исчезла из моей жизни давным-давно, но я твердила себе, что не имею права её в этом обвинять. Ведь я не знаю всех обстоятельств, не имею права судить чужие грехи и ошибки. У меня своих достаточно.
Был момент, короткий, наверное, перед нашей с ней первой встречей, когда я собралась и поехала в Ржев, у меня была надежда, что всё сложится удачно. Настолько, что мы сможем найти общий язык, что сможем общаться, пусть не сразу, но станем близкими друг другу людьми. Станем матерью и дочерью.
Я довольно быстро поняла, что мои надежды беспочвенны. Не знаю, как люди, встречающие друг друга через года, через десятилетия, умудряются стать близкими и родными. После первой встречи я уже знала, что с нами этого не случится. Но мне так хотелось, я лелеяла последнюю надежду, старалась закрывать глаза на то, что, оставшись наедине, мы с мамой всё больше молчим. Она берет меня за руку, гладит по волосам и молчит. Я говорила себе, что это от эмоций, от облегчения и счастья долгожданной встречи, но в душе я понимала, что это от того, что нам с ней нечего сказать друг другу.
Зато у неё нашлось, что сказать журналистам. Очень много разных слов нашлось.
– Делайте, что считаете нужным, - сказала я, в конце концов. Понимала, что этими словами снимаю с себя ответственность, и даю Марату карт-бланш на то, что я, скорее всего, не одобрила бы, если бы знала в деталях о его планах.
Марат с Лысовским переглянулись между собой, по их взглядам я поняла, что план у них уже есть. Но не нашла в себе смелости их расспрашивать.
– Я уеду на пару дней, - сообщил мне Давыдов, когда мы с ним направлялись к машине. У автомобиля ждал Пал Палыч, и выглядел каким-то взбудораженным, будто дрессированный пёс, ожидающий команды. Судя по всему, следующая команда ему будет «фас». И её-то он и ждет с нетерпением.
Я на Марата посмотрела.
– На пару дней? – переспросила зачем-то.
Он кивнул. Молчал, а я снова задала вопрос:
– К родителям?
Не знаю, почему мне было так важно, но я хотела знать, куда он поедет.
Давыдов головой качнул.
– Нет. – Помедлил секунду, и ответил: - В Калининград. У меня там дела.
– Понятно. – Я раздвинула губы в улыбке, сама при этом смотрела куда-то вдаль. А потом и вовсе опустила на нос темные очки, якобы прищурившись на солнечном свете.
Мы с Маратом остановились на некотором расстоянии от автомобиля, что нас поджидал. Давыдов смотрел на меня, а я поверх его плеча, куда угодно, но не ему в глаза.
– Маша, - позвал он негромко. Мы стояли совсем близко друг к другу, я почувствовала, как он коснулся моей руки. Обхватил её теплыми, сильными пальцами и сжал. Снова позвал:
– Маш.
Я голову повернула, попыталась прикинуться непонимающей, когда посмотрела ему в лицо. А Марат поднял руку и снял с меня темные очки. Пришлось смотреть ему в глаза, без всякой защиты. Тихо переспросила:
– Что?
– Ты мне веришь?
Я моргнула, в удивлении. Выпалила:
– Конечно.
– Как-то необдуманно прозвучало, - усмехнулся он. – Хоть и приятно. – Ладонь Марата легла на моё плечо. Он наклонился ко мне и прижался губами к моему лбу.
Я перестала изображать из себя независимую недотрогу, обняла его за талию и прижалась щекой к его груди.
– Марат, что мне со всем этим делать? – спросила я.
– Ты про мать?
Я кивнула.
– Быть сильной, - сказал он. – И жить своей жизнью.
Я слабо улыбнулась.
– И не обращать внимания на то, что говорят за моей спиной?
– За спиной говорят, потому что в глаза сказать боятся. Поэтому… Не переживай, - попросил он. – Всё будет хорошо.
Я чуть отстранилась, в глаза ему заглянула. И неожиданно для себя самой, попросила:
– Возьми меня с собой.
– Куда? – удивился он.
– В Калининград. – Пока Давыдов таращился на меня, пытаясь обдумать предложение, я торопливо пообещала: - Я не буду тебе мешать. И ревновать тоже не буду. Буду сидеть в отеле.
Марат хмыкнул.
– Ну, во-первых, ревновать меня точно не нужно. Повода нет. А, во-вторых, сидеть в отеле – так себе занятие. Да и уеду я на пару дней, не больше. Я тебе обещаю.
– Не возьмешь?
– В следующий раз.
Я вздохнула, глаза в сторону отвела. Поняла, что спорить бесполезно, Марат меня с собой не возьмет.
– Я всё решу, - пообещал он мне в очередной раз.
Я согласно кивнула, и направилась к автомобилю. Он шел за мной следом, Пал Палыч открыл для меня заднюю дверь. А сам поглядывал то на меня, то на Давыдова, изучающе.
– Встретишься завтра с кризис-консультантом?
Я оглянулась на Давыдова.
– Зачем мне кризис-консультант? – И негромко ахнула. – Ты нанял человека, решать наши проблемы?
– Я нанял целый штат людей, который будет решать нашу проблему. И тебе, кстати, как раз будет чем заняться, пока я буду в отъезде.
Я слышала, как Рыков весело хмыкнул совсем рядом. Наверное, он тоже представил себе моё общение с «решалой», как он их называл.
– Правда, раньше, в девяностых и двухтысячных, эти люди ходили с оружием, с охраной не хуже, чем у президента, и разруливали проблемы долгов и кровавых споров, а теперь вот семейные дрязги разбирают. С умными лицами.