Призрачная жена
Шрифт:
Я почувствовала, как во мне нарастает гнев, но рука фру Доротеи, коснувшаяся меня, помогла мне справиться с моими эмоциями. В первый раз холод в ее голосе доставил мне удовольствие.
— Думаю, вы найдете дорогу обратно, фру Андерсен. Благодарю вас за то, что вы пришли.
Когда раздосадованная старушка удалилась, фру Доротея тихо сказала:
— Думаю, вам уже пора понять, что мой сын Отто — бесчестный человек. И если вам говорит это его мать, которая скорее должна была бы оправдывать его, вам следует поверить
— Но я жена Отто. Дело обстоит именно так.
Фру Доротея сочувственно улыбнулась. По крайней мере, ни она, ни Нильс с Диной не думали, что я придумала эту историю, чтобы заполучить титул или замок. Они, благослови их Бог, считали, что я исключительно наивное и введенное в заблуждение существо, стремящееся восстановить свою репутацию.
Отто же понимал, что я жажду отмщения. Я увиделись с ним перед своим отъездом. Он сидел в большом кресле в библиотеке и смотрел на меня, полуприкрыв глаза, удивительно похожий на огромного толстого зловещего кота. Я с презрением вернули ему кольцо, которое он подарил мне в Монеборге.
На мгновение он показался мне смущенным. Но только на одно мгновение.
— Благодарю тебя, Луиза. По-видимому, ты не хочешь оставить его в качестве сувенира.
— Мне оно никогда не нравилось. И я не люблю кольца умерших женщин. Но не воображай, что я откажусь от борьбы.
— Тогда отправляйся в Драгор, дорогая. Никто не держит тебя.
— Мы расписались в книге регистрации браков. Никакой священник не станет уничтожать эту книгу.
— Тогда поезжай и взгляни на нее, если тебе удастся. Но должен тебя предупредить, что ты только впустую потратишь время. Это все существует только в твоем воображении, поверь мне.
— Ты, вероятно, думаешь, что я забыла дом, где происходила церемония, но я прекрасно помню его. У него желтые стены, а на окне ящик с геранями.
— Таких домов тысячи.
— И это второй дом от угла на Страндлинен.
— Рад, что ты столь наблюдательна. Желаю тебе удачи. — Он поднялся с кресла. — Ты собираешься вернуться к нам в Монеборг?
— Да, — дерзко ответила я. — Повидать Хельгу Блом.
— Хельгу Блом? — Он казался удивленным. — Какое отношение она имеет к твоим фантазиям?
— Не знаю, но я должна увидеть ее.
— Тогда я снова должен разочаровать тебя: вокруг нее нет никаких тайн. О ней заботятся, как и о других старых женщинах, которым я дал приют. Но она стала совсем дряхлой. Печально, не правда ли? — И он фамильярно прикоснулся к моим волосам. Я резко отпрянула от него, а он только весело расхохотался. — Боже, Луиза, я не собираюсь тебя съесть! Я искренно сожалею, что наш маленький роман так завершился. Ты снова становишься прелестной. Шрам на твоем лбу исчезает. Никогда не прощу себе, что оставил на тебе такую отметину!
— Шрам! — воскликнула
— Ты несправедлива ко мне. Неужели ты хотела, чтобы мы заключили брак, которому суждено было стать несчастливым? Я не предполагал, что ты можешь быть столь бесчувственной!
— Бесчувственной? И ты можешь упрекать в этом меня?
В этот момент мои побуждения к выяснению правды претерпели изменения. С этой минуты я действительно решила отомстить этому большому улыбающемуся мужчине, которого, как мне казалось, я совсем недавно любила.
Монеборг. Замок, который был почти моим. Последнюю ночь я провела, любуясь лунным светом, озаряющим озеро, и слушая печальные завывания ветра. Я всей душой привязалась к этому месту и с тоской думала о том, что завтра утром уеду отсюда.
Нильс сказал, что отвезет меня на паром. Фру Доротея с волнением поцеловала меня.
— Мы очень полюбили вас, Луиза. Какая жалость, что наше знакомство началось так печально.
Дина тоже обняла меня и умоляла вернуться.
— Здесь так одиноко. Одни старушки. И я не могу без бабушки ездить в Копенгаген.
У нее были такие же прозрачные голубые глаза, как у отца. Бедное дитя, ее тоже коснулось проклятие Винтеров.
— Мы собираемся устроить бал, когда будет объявлено о помолвке Нильса. Вы должны обязательно приехать на него.
— В качестве кого? — удивилась я. — Вашей призрачной мачехи? Или призрачной жены вашего отца?
Все рассмеялись, словно я удачно пошутила. Затем Нильс помог мне сесть в автомобиль, и мы отправились.
Во время прощания Нильс пожал мне руки и еще раз извинился за свое поведение в начале моего визита.
— Я прощен? Удалось мне искупить свою вину?
Очарование этого юноши не имело ничего общего с приятностью Отто. По-видимому, он унаследовал его от своей матери. В его милой улыбке не было и следа прежней дерзости.
— Мы, датчане, любим поддерживать репутацию гостеприимных хозяев. Я действительно хочу, чтобы вы приехали на бал в честь моей помолвки.
— А если я сумею доказать, что наш брак — это не моя выдумка, ты снова будешь со мной груб?
Он помрачнел.
— Мне хотелось бы, чтобы вы забыли всю эту чушь. Вам пришлось бы горько разочароваться, обнаружив, каким негодяем является мой отец.
— Ты всегда ненавидел его?
— Я родился в последний год войны. Думаю, это началось, когда я пошел в школу.
— Но почему именно тогда? Ты услышал что-то от других мальчиков.
— Вас это не касается, — сказал он с прежней грубостью. — Если вы хотите успеть на паром, вам лучше поторопиться.
На этот раз обошлось без приступа морской болезни, хотя море слегка штормило. Лето почти закончилось, по палубе гулял холодный ветер, и я уселась в небольшом салоне, собираясь написать письмо Тиму.