Призрачная жена
Шрифт:
Герр Фрелих был примерно того же возраста, что и Отто, или немного старше. Может быть, ему известно что-либо, связанное с именем моего мужа. Пожалуй, у меня так же мало шансов выяснить это, как и разобраться в собственных проблемах.
Через полчаса, сидя в автобусе, идущем в Копенгаген, я уже была готова сдаться. Сразу же, как только Тим переведет мне деньги, я вылечу в Лондон. Мне следует выбросить все это из головы. Я должна забыть Данию, как бы ни полюбила ее.
Но цепочка белых облаков, плывущих по вечернему небу, напоминала мне о лебедях в Монеборге. Я закрыла глаза и увидела колышущиеся
Я добралась до "Англетера", не мечтая ни о чем, кроме горячей ванны и ужина в номере. Клерк за конторкой дал мне ключ и сообщил, что звонил какой-то джентльмен. Имени он не назвал, но сказал, что позвонит снова.
Отто, с отвращением подумала я. Ему любопытно, чего я добилась. Возможно, он слегка нервничает. Хотя я бы предпочла, чтобы он места себе не находил от страха оказаться связанным с бесплодной женой.
Бесплодной. Направляясь по элегантному холлу отеля к лифту, я в первый раз отчетливо осознала весь ужас произошедшего со мной.
— Какой этаж, миссис?
Юноша-лифтер с некоторым смущением смотрел на странную даму, которая ввалилась в лифт словно пьяная.
— Третий, пожалуйста, — сказала я, отчаянным усилием воли пытаясь удержать готовые пролиться слезы.
Мы достигли нужного этажа, и лифтер распахнул дверь, отвесив мне церемонный поклон. Я пробормотала слова благодарности и, ничего не видя перед собой, прошла к своему номеру.
Не помню, чтобы когда-нибудь я так жаждала иметь ребенка, как другие девушки. Да и знавшие меня люди считали, что я слишком эгоистична для сильного материнского инстинкта. Но я никогда не представляла себе брака без детей. Ну, а теперь, когда я перестала быть полноценной женщиной, не только Отто, но и другие мужчины станут презирать меня. Мне всего двадцать шесть лет, а моя жизнь уже разбита.
Что ж, поплачь и покончи с этой мелодрамой, сказала я себе, уткнувшись в подушку. Слезы, должно быть, копились у меня внутри со времени аварии. Наступило время для них вылиться наружу. К счастью, это произошло тогда, когда я находилась одна в своем номере, когда никто не стучал в дверь и не мешал мне. Глубокое беспросветное отчаяние настигло меня не в автобусе и не в ресторане.
Телефон рядом со мной зазвонил, выведя меня из подавленного состояния. Я автоматически подняла трубку и услышала знакомый голос.
— Луиза? Это Эрик Винтер.
— Эрик, — еле слышно отозвалась я. — Как ты узнал, что я здесь?
— Мама позвонила мне из Монеборга. Она сказала, что ты уехала и они беспокоятся о тебе, поскольку ты еще не совсем здорова для подобного путешествия.
— Я вполне здорова для него, благодарю тебя.
— И еще она попросила меня навестить тебя в Копенгагене, — продолжил он. — Может, мы поужинаем сегодня вечером вместе?
— И ты будешь моим сторожевым псом?
— Да. Именно так.
— Ты хочешь узнать, что я сегодня делала?
— Разумеется,
Могла ли я довериться еще одному Винтеру? До сих пор Эрик казался мне спокойным, серьезным и откровенным, но как узнать, не прячет ли он еще одно свое лицо? Неприятности обычно сплачивают семьи. Насколько искренней была столь внезапная перемена в отношении ко мне фру Доротеи или Нильса и Дины?
Как будто подслушав мои мысли, Эрик спросил:
— Ты не доверяешь мне, Луиза?
— Ты брат моего "любимого супруга".
— Справедливо. Значит, ты не хочешь меня видеть?
— Скорее, я не хочу, чтобы видели меня, — возразила я. — На мое лицо сегодня лучше не смотреть.
— Понимаю… Ты плакала. Именно поэтому у тебя такой недружелюбный голос.
Ему не следовало говорить так сочувственно и успокаивающе — мои глаза снова наполнились слезами.
Усилием воли я постаралась не расплакаться и услышала слова Эрика:
— Успокойся, Луиза, и приведи себя в порядок. Через тридцать минут я буду ждать тебя в холле.
Прежде чем я успела отказаться, он повесил трубку, и мне осталось только любоваться в зеркале на свое отражение и размышлять о том, как сделать так, чтобы выглядеть привлекательнее. Но, поскольку Эрик видел меня после аварии, я решила, что красные глаза и опухшее лицо вряд ли смогут что-либо добавить к тому впечатлению. И все же я старательно умылась холодной водой, причесалась и надела то маленькое черное платье, которым Эрик восхищался в Монеборге. Казалось, это происходило сто лет назад.
Я определенно выглядела десятью годами старше, хотя холодная вода вернула какие-то краски моему лицу. Мое сердце учащенно билось, и я понимала, что, несмотря на свои сомнения, чрезвычайно взволнована предстоящей встречей с Эриком.
Одевшись, я окончательно утратила самоуверенность и спряталась за темными очками.
Моя хитрость оказалась бесполезной, поскольку, поздоровавшись со мной, Эрик спокойно снял мои очки.
— Прости, но я не могу разговаривать с женщиной в темных очках. Я всегда опасаюсь, что она спит, скрывшись за ними, или скучает. Моя машина стоит у отеля. Мы поедем в Тиволи. Вечером там очень красиво.
В словах Эрика не было преувеличения, потому что цветные огоньки, фонтаны с золотыми струями, ночные деревья, роняющие оранжевые осенние листья, сразу же напомнили мне о волшебной сказке. Но я была не в настроении наслаждаться этим праздником до тех пор, пока не осушила одним глотком бокал сухого мартини, заказанный Эриком. Только тогда я ощутила, как отчаяние, застывшее у меня в груди, постепенно исчезает.
Мы заняли столик напротив маленькой эстрады, где Арлекин и Коломбина разыгрывали свои незатейливые истории наверняка уже в тысячный раз за этот сезон. Неподалеку от нас продавец воздушных шаров всеми силами пытался удержать связку своих летучих изделий. Ветер, вздымающий опавшие листья и поднимающий юбки девушек, явно стремился унести цветные шарики. Оркестр из мальчиков в красно-белой униформе, напоминающих игрушечных солдатиков из сказок Андерсена, громко играя, промаршировал мимо. Когда звуки оркестра затихли вдали, Эрик, сделав заказ официанту, заговорил деловым тоном: