Призвание
Шрифт:
— Прошу вас, присаживайтесь, — предложила Балашова после того, как они познакомились, и выжидательно посмотрела на Кремлева подрисованными глазами.
— Я хотел бы подробнее узнать у вас о том, как ведет себя Борис в семье, — сказал учитель, когда они сели.
Мать, видно, ожидала навета на своего мальчика, приготовилась к отпору, но, услышав о таком естественном желании учителя, сразу переменила тон и начала сама жаловаться на сына. Говорила она быстро и как-то обиженно, словно ища сочувствия
— Я готова ему жизнь отдать, а он не ценит… Три костюма ему сделала… Ведь молодым человеком становится… Надо… Так, думаете, он благодарен?
Она вдруг спохватилась, не слишком ли откровенно говорит с малознакомым человеком, и, желая сгладить, может быть, неблагоприятное для ее сына впечатление, добавила:
— А мальчик он умный, все читает, читает до трех часов ночи.
— Так поздно?
— Он в воскресенье до полдня спит, — словно успокаивая, сообщила мать.
— А по дому работает?
— Так зачем же я и Клаша? Не буду же я его заставлять посуду мыть! И потом он у нас такой болезненный!
«Кто-о?» — едва не вскрикнул Кремлев, но решил выслушать все до конца. Ему стали понятны записки Балашовой о пропуске занятий Борисом «из-за недомогания».
— А что он в школе дерзкий, — за это я его не раз осуждала. Говорю, есть же у вас там и хорошие учителя…
Сергей Иванович нахмурился.
— И смею вас уверить, их немало, — сказал он сухо, но Балашова не заметила этой сухости.
— Я же и говорю — есть, — подтвердила она.
Через — полчаса пришел отец Бориса — Дмитрий Иванович — средних лет мужчина, в великолепно отутюженном костюме, тонкий, с морщинками усталости у глаз под квадратными стеклышками пенсне.
Кремлев представился.
— Преклоняюсь перед воспитателями подрастающего поколения, — мягко сказал Балашов, протягивая узкую руку, и в голосе его Сергей Иванович уловил виноватые нотки.
— Так я не прощаюсь, ненадолго отлучусь, — сказала Валерия Семеновна. — Митя, машина твоя внизу? — «Если к маникюрше, то можно бы повременить», — чуть было не вырвалось у Дмитрия Ивановича, но он постеснялся учителя.
— А я думал мы втроем посоветуемся, — с сожалением сказал Кремлев.
— Какая я советчица? — жеманно ответила Балашова. — Все, что и есть у меня, — материнское сердце! — Она произнесла эту фразу с той неискренностью, сквозь которую проступало убеждение: «Хватит и этого, и сына воспитаю не хуже других, и в ваших-то советах не очень нуждаюсь» и вышла из комнаты.
Мужчины сели на диван.
— Я бы к вам сам пришел, — извиняющимся тоном проговорил Дмитрий Иванович, — да, знаете, завертели дела… — Усталым жестом он снял пенсне и пододвинулся ближе к учителю.
— Верите ли — днем и ночью…
— Буду, товарищ Балашов, откровенен, —
— Но позвольте! — оскорбленно возразил Балашов и отодвинулся от Сергея Ивановича.
— Нет, уж вы позвольте мне досказать: у вас в семье растет барчук и эгоист. Супруга ваша, очевидно, полагает, что счастливое детство — это заласканное детство, право Бориса на обслуживание — и только.
— Мне это нравится! — немного растерянно воскликнул Дмитрий Иванович, снова надевая пенсне, и попытался шуткой прикрыть неловкость: — Пришел человек первый раз в дом и прокурорские речи произносит.
Сергей Иванович встал:
— Извините, н-невежливость.
— Нет, нет… — поднимаясь и усаживая гостя, неожиданно мягко сказал Балашов, — садитесь, пожалуйста. Так я вас не отпущу, здесь действительно что-то надо предпринять. Я и сам чувствую неладное.
А про себя подумал: «Резковатый, но симпатичный человек».
— Учтите, это только для начала, — предупредил Сергей Иванович, когда они разработали план действия.
— Моя супруга частенько за кустами не видит леса, — скорее сожалея, чем жалуясь, сказал Дмитрий Иванович. — Вы правы: воспитание Бориса надо мне взять в свои руки.
Он побарабанил пальцами по столу.
— Я понимаю, строгий режим установить надо… и потребовать от Бориса участия в трудовых делах семьи… прекратить грубости… Вы знаете, — словно прося о некотором снисхождении, проговорил Балашов, — в Борисе есть и хорошее: он, например, страстно мечтает стать журналистом…
«Это новость!» — подумал Кремлев.
— Об одном особенно прошу вас, Дмитрий Иванович, — поддерживать связь со школой, вместе мы — непобедимы.
— Ну, батенька, — весело поглядывая на учителя, признался Балашов, — вы, кажется, воспитание начали с меня, а уж я поднажму по всем линиям!
Балашова возвратилась довольно скоро, и Дмитрий Иванович уговорил Кремлева остаться пообедать. Они втроем сели за стол.
— Где Борис? Почему с нами не обедает? — недовольно спросил Дмитрий Иванович у жены.
— Да разве он передо мной отчитывается? — нервно ответила Валерия Семеновна.
— А надо, Лера, чтобы отчитывался… — строго сказал Дмитрий Иванович и заговорщически, краем глаза, поглядел на учителя.
Борис пришел к концу обеда. Увидев классного руководителя, он смутился, но тотчас овладел собой и внутренне насторожился. По глазам Сергея Ивановича, отца и матери пытался определить, что здесь происходило без него. Он был уверен, что это посещение ничего приятного ему не сулит.