Профессия
Шрифт:
– Знаешь, парень, твой Босс сказал, что ты на него больше не работаешь. Значит, ты нам соврал. Так выходит.
Так выходит. Тоже кратко и по факту.
Он с размаху бьет меня в солнечное сплетение, и я не ставлю блок. Нет смысла. Как профессионал, не раз дравшийся на ринге, я умею оценить ситуацию. Их трое. У них дубинки. Они вооружены. Они все равно будут меня бить. Они так настроены. Я легко вынесу удары – действует и боксерская закалка, и анаша. Но я не уверен, что они
Раздумывая над этим, я падаю на асфальт. Они колотят ногами, внутренности отзываются глухой болью. И мне совсем не хочется, чтобы мне снова сломали нос – ведь я такой красавчик. Простреленный желудок словно опять ловит пулю. Боль уже дикая. Я прикидываюсь бессознательным и мертвым. Но они не бьют по лицу... Значит, меня еще придется кому-то предъявлять... Это обнадеживает.
– В жмура играет! – кипятится Павлик.
– Хватит, ребята! Не перестарайтесь, – старшой пытается отделить меня от дорожной пыли. – Прибили и так почти.
– Оклемается, – решает инспектор номер раз.
– Вставай на ноги, сука! – Павлик пинает меня ногой.
У меня почему-то нет злости на этих ребят. Это обычные ребята, которые отвели на мне душу. Я встаю в кровавом месиве на четвереньки. Плечо рассечено, и рукав мокнет от крови.
А еще полчаса назад все было так чисто и весело. Мой дилер хотел меня, а я хотел Лару. А теперь все так грязно и печально, что нет смысла подниматься на ноги.
– Ну, наркоша, может визин тебе дать? – интересуется Павлик.
Но я уверен, что если бы я и не курил, они все равно ждали бы меня здесь с обыском и сделали бы тоже самое. Просто тогда удары были бы больнее, а грязь – грязнее...
Чем же он так рассек мне плечо? Или у ментов теперь туфли на шпильках? Гламурно...
Я сажусь в пыли.
– Ребята, отпустите меня. Я вам денег дам.
– Деньги мы и сами возьмем.
– Тогда скажите хоть, кто меня заказал – за мои деньги...
– Все шутишь? Ты дошутишься, чувачок, – предупреждает старшой. – Если уже не дошутился...
Они волокут меня в машину. Мою «бэху» брать не решаются – приказа, видимо, не было. И так я понимаю, что дело не совсем пропащее – нужно отлежаться в изоляторе и пытаться жить дальше.
18. ЛЕТОПИСЬ
Отлежаться в изоляторе временного содержания? Ну, как сказать... Как юрист, я понимаю, что помещать меня в ИВС с телесными повреждениями никто не имеет права, но, по-видимому, сегодня всем начихать на мои права. Кроме меня в камере еще трое. Все – молодые ребята, но совсем не похожие на моего
Наверняка, они из разных компаний, отнюдь не приятели и роднит их только общая беда и предчувствие неминуемой ломки. Обоим – до двадцати, а тому, которого выворачивает на бетоне, – лет семнадцать.
– Здоров, дядя! – их внимание переключается на меня. – Чего тебе дома не сидится?
Моя одежда в грязи, а рукав мокрый от крови. Я еще думаю о том, что рану хорошо бы промыть и обработать, но думаю уже как-то автоматически. Кровь уже не идет. Может, вышла вся. Вышла и ушла, чтобы не сидеть в этой жуткой камере. Я чувствую головокружение и ужасную усталость. Поспать бы...
– А-а-а-а! – орет тот, кто на полу. – Суки! Пидары!
Я сажусь.
– Чего это ты, козел, расселся? – обращается ко мне один из более вменяемых. – Ты нам гостинцы принес?
– С гостинцами не пускают.
– Не пускают? Ну, раз не принес – отрывай свою задницу и выметайся!
Мне по-прежнему неохота драться. Неохота говорить. Я разжевываю каждое слово и чувствую нарастающую тошноту.
– Ребята, не надо... шуметь. Очень много шума...
– А тут тебе, блядь, не библиотека! И ты тут, блядь, не библиотекарь, чтобы меня затыкать! – вопит пацан.
– Парень, не ори, – прошу я все еще миролюбиво. – Я подумать хочу, что делать...
– А что ты можешь сделать, бомжара? Радуйся, что есть, где переночевать! Может, кто-то даже придет тебя проведать до суда – заплатит ментам и передаст ширнуться. А если нет – будешь вот так вот лезть на стенку...
Мальчишка пугает меня своими страхами, но мне не страшно. Я просто отпихиваю его ногой, и он затихает у противоположной стены. Если камера и просматривается, то пока ничего не просмотрелось. Второй подходит и садится рядом.
– Слышь, дядь, а вот этого ты можешь выключить? – кивает на чувака на полу. – Уже третий час орет, а охранникам – по барабану. Я блевать буду, так мне хреново. Заткни его, дядь...
Но тот вдруг выключается сам собой – похоже, после трехчасовой ломки парень теряет сознание. И немудрено... они совсем еще дети. Я в их возрасте читал умные книжки... и даже не думал о травке. Это потом – всего было. Всего было, а толком ничего и не было, хоть для этих мальчишек я уже «дядь»...