Профессия
Шрифт:
– Что там у вас в камере? Шумно опять?
– Приходите в гости – посмотрите...
– Спасибо.
– У меня рана не заживает, вы понимаете?
– Плохо, это очень плохо. Неловко вы так ушиблись, не вовремя. Отдых вам нужен полноценный, здоровый сон. Но вы об этом лучше навсегда позабудьте...
Я смотрю на него, и мне кажется, что мы оба находимся в палате психиатрической больницы и оба неизлечимы.
– Мне нужно позвонить...
– Конечно, звоните. Я и телефон вам зарядил.
– Наташа?
– Не ожидала.., – она несколько теряется. – Снова хочешь извиниться?
– Сначала хочу узнать, не по твоей ли милости меня арестовали. А теперь – извини.
– Арестовали? За что?
– Не знаю.
Голос Леди Х напоминает мне что-то бесконечно далекое, озорное, веселое – то, что я совсем не хотел терять.
– Какая-то структура инициировала дело. Я, на всякий случай, решил поинтересоваться, может, твоя?
– Нет, Илья, не моя. Как бы ни была я на тебя зла, я бы не пошла на это... потому что я тебя понимаю. Я тебя оправдываю. Я тебя люблю.
Я молчу в трубку. И Цаплин видит, как неловко мне становится и стыдно продолжать этот разговор. И как жаль, что она меня любит...
Я верю ей.
Я ей верю. Но мне безумно жаль.
– Я сделаю все, чтобы тебя вытащить! – обещает она.
– Женщина намбр ту? – усмехается следователь. – Ну-ну...
20. ВТОРОЕ СВИДАНИЕ
Расспрашивают меня долго – о том, как, откуда, кому и какими путями идет товар. Не бьют, не раздражаются ни от моего молчания, ни от резких выпадов.
Одного из нариков, кстати, выпускают. Другим передают заряженные шприцы с воли. А мне с воли ничего не передают – никому не приходит в голову, что я не могу здесь есть и меня мучит жажда. Конечно, можно снова позвонить...
И постепенно мне становится жутко. Не видно края этой ситуации... Или? Или нет у нее края? Я мечтаю о том, чтобы поскорее назначили дату суда и отправили хотя бы в СИЗО – туда, где действуют хоть какие-то законы, хоть тюремные понятия, только бы не маяться здесь, где не действует ничего...
Приходит Леди Х. В коричневых укороченных брючках и открытой блузке, и я понимаю, что в городе, наверное, жарко и, наверное, по-прежнему лето... и солнце в небе.
Она не садится к столу и смотрит на меня молча.
– Что с рукой? – спрашивает, наконец.
– Врача мне «не положено».
– Ты на особом положении.
– Вне закона? – усмехаюсь я.
– Да, что-то вроде этого. За решеткой и вне закона. Я пробила это дело. Поговорила с нашими – с отделом по борьбе с наркотиками. Никто не возьмется тебя вытаскивать, потому что... Ну, сам понимаешь, почему. Ты сам должен это решить.
–
– Илья... я не хочу вникать в суть ваших отношений. Но если ты неожиданно оказался под арестом, значит, проблема есть. И никто, кроме тебя, ее не решит.
Я отворачиваюсь к решетке на окне.
– Я ушел из бюро.
– Почему?
– Хочу вернуться домой.
– И вместо того, чтобы быть дома, ты оказался здесь.
– Он параноик?
– Нет. Он не параноик. Он никогда никому не казался параноиком. Он поступил так только в этом – отдельном, конкретном случае. Ты просто не хочешь говорить мне, в чем суть конфликта, – она качает головой.
– Но между нами нет конфликта...
– Чем тебе распороли плечо?
– Я не знаю.
– Тебе нужно срочно в больницу. Здесь кормят?
– Я не ем.
– И как долго ты уже здесь?
– Три... или четыре дня. Но я не хочу есть. У меня тошнота не проходит. Там... наркоманы. Блевотина. Ломает кого-то постоянно.
Она матерится. А после брани – сказать нечего. Леди Х, наконец, садится напротив меня. Смотрит мне в глаза... Просто смотрит. Не так, как прощаются. А так, словно находят то, что уже потеряно навсегда...
– Мой мальчик, – говорит она неожиданно, – когда ты бросил меня, мне было так больно. А когда ты позвонил, я так обрадовалась. Я не хочу от тебя ничего, не подумай. У меня... другие ритмы. У меня есть другие мужчины. Я найду другой секс, да и не до секса как-то в последнее время. Я хочу только одного, чтобы ты был свободен, был жив и здоров. Но сейчас это от меня никак не зависит. Это зависит от него одного. Позвони ему – просто позвони...
– Но я не знаю, что он от меня хочет!
– Так спроси об этом прямо! Так и спроси: «Гена, чего ты хочешь?» Он инициировал это дело, он напряг очень солидных людей. Если ты не решишь это сам сегодня или завтра, послезавтра это решу я. Тем единственным способом, которым я могу это решить. Поэтому, – она отводит глаза, – давай рассуждать здраво и холодно. Сейчас единственная цель – твое освобождение. Чтобы развалить это дело, ты сначала должен поговорить с тем, по чьей инициативе оно организовалось. Если это не поможет, я развалю его самого.
Я машинально прикладываю палец к губам. Она смотрит на мои руки, и ее глаза так же машинально наполняются слезами. Леди Х – бескомпромиссный солдат, но все-таки она леди...
– Они не имеют права держать тебя здесь так долго. Тебе уже должны были предъявить четкое обвинение и перевести в СИЗО, должны были осмотреть рану. Это просто прессинг, тебя ломают... и ты ломаешься. Но я говорю тебе – ты самый лучший на свете. Даже здесь, сейчас... Ты самый лучший. Ты просто не умеешь быть циничным. А нужно уметь.