Профессия
Шрифт:
При отключенном звуке неестественно тихо. Тишина идет ознобом по телу в июльскую жару. Плечо немеет, внутренности немеют, мозги немеют от этого озноба. И только часа в четыре ночи-утра всовывается ментовская фуражка:
– Бартенев, на выход!
Но это не выход. Это их местный следак решил не дать мне уснуть в ИВС – не дать уснуть печальным и голодным. Пригласил в свой кабинет для беседы. И предложил Marlboro.
Я курю и смотрю на толстенького следака из сказки про Колобка, который в милицию ушел. Укатился. Он не хамит мне и даже смотрит не по-хамски, а так – словно немного грустит по тому времени, когда жил у дедушки и бабушки.
– Господин Бартенев, вы были задержаны в состоянии наркотического опьянения за превышение скорости. Оружие, которое было при вас обнаружено, передано на экспертизу. Если вы уволились с работы, вы должны были сдать его, не так ли?
– Так. Я только вчера уволился.
Вчера? Или когда это было?
– Господин Бартенев, пока мы не получим результаты экспертизы, вы не можете быть свободны.
Он что-то записывает в свою летопись. Но все, что он говорит, – бред. Нет ни малейшего повода для тщательной экспертизы и нет ни малейшего повода держать меня в изоляторе. Колобок это понимает и даже не ведет следствие. Он просто ставит меня в известность.
– Я знаю, – говорю я.
Бесполезно спрашивать, где мои деньги и мобильный телефон. Сейчас эти вещи ничего не решают – в этом контексте они не значимы, они утратили свой смысл.
Я забыл, как зовут этого майора. Забыл. И я думаю о том, что менты должны носить бейджики, как официантки. А еще лучше – с указанием размера чаевых.
– Мне нужно позвонить своему адвокату, – прошу я.
– Мне сказали, что вы уже сделали свой звонок...
– Я ошибся номером. Господин майор, – звучит диковато, – вы же прекрасно понимаете, что я выйду. Я выйду – это просто вопрос времени. Я выйду – вы вернете мне мои вещи. И вам тогда будет очень-очень стыдно за то, что вы так резко судили обо мне.
Он невесело улыбается.
– Я разрешу вам позвонить – звоните, пожалуйста. Но не потому, что мне будет стыдно. Я знаю наверняка, что мне не будет стыдно, потому что вы не выйдете.
– Серьезно?
– Серьезно. У вас в авто нашли три кило героина. Вы – наркодилер.
– Да ну! – я усмехаюсь. – Не знал за собой такого.
–
– И что, по-вашему, будет дальше?
– Будет следствие – мы расспросим вас о поставщиках и клиентах. И вы даже что-то расскажете, я уверен. Что-то вспомните. А вам кажется, что если вы сейчас позвоните своему адвокату (или не адвокату), то этого не будет.
– А это будет?
– Обязательно, – говорит просто Колобок.
– Мне нужно позвонить.
– Конечно, звоните. Вам разрешены и звонки, и посещения, потому что в вашем положении это ничего не изменит.
– Дайте мне телефон.
– Да пожалуйста!
Он достает из сейфа мою родную мобилу. Там, в сейфе – спокойно и все под контролем: мой телефон, мои деньги, мое оружие. А вовсе не разошлось ни по карманам, ни по экспертизам.
– Сколько угодно! – он подталкивает мне мой мобильный.
Я звоню Ларе – говорю, что уехал на две недели и прошу ее не волноваться. Потом звоню Семаковой и прошу ее... Просто прошу...
– Эдита, пожалуйста, поговорите с отцом. Меня закрыли в ментовке и не собираются выпускать...
– На каком основании? – выдыхает она.
– Подкинули героин.
– Но-но! – грозит мне пальцем майор.
– Я все узнаю, – обещает она. – Сейчас же... Илья, вы держитесь?
– Да. Все в порядке.
– В порядке? Вас не били?
– Если в руки ментам попадает частный детектив – нет вариантов, – улыбаюсь я Колобку. – Я очень надеюсь на вас.
Она бросает трубку, не желая терять ни минуты времени, которое можно потратить на мое спасение. Я очень надеюсь на ее доброе ко мне отношение и на связи ее отца. Но насмешливый взгляд следователя говорит, что мои надежды напрасны.
19. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
Когда я возвращаюсь в камеру, там царит тишина. Самый слабый из моих сокамерников еще в отключке, а двое других спят – один на полу под стенкой, а другой лежа на нарах и свесив голову. Воздух сгущенный и смрадный.
Спать в таких условиях невозможно. Была бы это хоть одиночка. Но, похоже, такого комфорта мне не светит. Придется тусоваться с этими пацанами, пока кто-то не вытащит меня на волю.