Профессорятник
Шрифт:
Р. S. (Когда эта байка уже была набрана на компьютере, пришла «жизнерадостная» новость из Афганистана о «смягчении» наказаний, обязанная одному из членов кабульского верховного уда. Она сводится к тому, что хотя новые власти и не собираются упразднять публичные казни, забрасывания камнями и ампутации конечностей, зато для обвиненных в супружеской измене теперь будут выбираться лишь самые маленькие камни, а тела казненных будут выставляться на всеобщее обозрение всего лишь на каких-то 15 минут, вместо четырех дней. Вот такая «либерализация» наказаний).
64. ОБ ОДНОМ СОВЕТСКОМ «ИДИОТЕ» С ЗАОБЛАЧНОЙ ЗАРПЛАТОЙ $5000
Известны забавные метафоры о жизнеспособности государственных механизмов за кордоном и в СССР, принадлежащие известному диссиденту Андрею
Вначале отдадим должное метафоричности уникального диссидента, а заодно и его политической принципиальности (Синявский рассорился не только с советской властью, но и первой волной российской эмиграции). Что же касается жизнеспособности «совдеповского» механизма, то многие его свойства вызывают сегодня ностальгические воспоминания.
«Мешок» — не «мешок», а «дикой кратности» в заработной плате бюджетников в СССР никогда не было. Даже в высших эшелонах власти зарплаты никогда не были заоблачными — напротив, они оставались поразительно скромными. Так, Сталин жил на одну зарплату (вначале 225 рублей, а позже несколько более 1000 рублей при средней заработной плате в стране около 100 рублей) и держал ее в «тумбочке» (точнее в ящике стола). Зарплата Хрущева (800 рублей) примерно в 9 раз превышала заработную плату среднестатистического гражданина Советского Союза. Еще более скромным оказался наш дорогой Ильич (Брежнев), сохранивший себе хрущевскую зарплату, но уже при средней зарплате по стране 170 рублей. Согласно уплаченным в партийном билете взносам, Черненко получал около 1500 рублей. Рекордсменом же оказался Горбачев, установивший себе оклад в 500 рублей. (Молодежь вряд ли поверит тому факту, что автор баек — доктор наук, профессор, заведующий кафедрой при советской власти получал те же 500 рублей. Фантастика!).
Конечно, «какая ж песня без баяна» — практически все небожители, «не мытьем, так катаньем», исхитрялись существенно увеличивать свой доход. Еще дедушка Ленин установил им зарплату, номинированную в золоте: хошь — бери золотом, а хошь — рублями, притом по специальному курсу. Брежнев сам себе (своя рука владыка!) присудил Ленинскую премию (25 тысяч) и получал немалые гонорары за «нетленные шедевры» — «Малую Землю», «Целину» и «Возрождение»; Черненко при уплате партийных членских взносов любил утаивать гонорары, а Горбачев, перед уходом со «сцены», объединил должности президента и генерального секретаря, увеличив, тем самым свой оклад до 3 тысяч рублей и т. д. Но это детали, «меркнущие» на фоне официальных окладов «кремлевских мечтателей».
Несколько позже появились сертификаты — разнополосые и безполосые — которыми, по желанию высших чиновников, и оплачивался их неутомимый труд на благо народа, при этом курс этих бумаг устанавливался правительством. Граждане старшего поколения наслышаны о «березках» и спецраспределителях, где отоваривались также с помощью сертификатов более низкого статуса, однако простым смертным они все равно были недоступны, за исключением тех, кто побывал в «загранке» (как автор этой байки).
Перед отправкой в Кабул нам было втолковано, что при возможных проверках нашей деятельности со стороны чиновников ЮНЕСКО мы должны «рапортовать» о том, что наша зарплата равна трем тысячам долларов (!) — ровно столько уважаемая организация обязывалась выплачивать нам в качестве жалованья. Разумеется, нас толкали на форменное вранье — «ангельская державушка» (по Губерману) бессовестно нас обирала, но это никого не задевало, поскольку у «советских» должно было быть обостренное чувство пролетарской справедливости. Да, и в самом деле — не мог же какой-то там «учителишка» зарабатывать больше Генерального секретаря КПСС.
Наверное, в этом месте приходится упомянуть о маленьком неудобстве, связанном с неотвратимостью использования автором 1-го лица единственного числа, поскольку речь пойдет о нем грешном. Превосходные степени нам, естественно, не понадобятся, так что комического эффекта постараемся успешно избежать (и не «скатиться» до дневника какой-то Л. Д. Менделеевой-Блок, в котором та откровенничала: «он откинул роскошное одеяло и долго любовался моим роскошным телом»').
...В один прекрасный день в колледж, действительно, нагрянула инспекция из ЮНЕСКО во главе с неким англичанином, проф. Дэвисом, для того, чтобы на месте проверить ход исполнения контракта по подготовке педагогических кадров для воюющей «республики». При посещении моего класса, я, подобно моим коллегам, ответил на все интересовавшие инспектировавшую сторону вопросы, и, как пономарь, отчеканил заготовленный ранее бесстыжий ответ на вопрос Дэвиса о моей заработной плате: «Му salary is three thousands dollars».
Далее произошло, то, что, собственно, и послужило сюжетом для этой байки. Галушина— добродушного руководителя контракта, что-то «дернуло за язык» чересчур расхвалить меня и подчеркнуть тот факт, что я — единственный в коллективе доктор наук, профессор, что, дескать, само собой свидетельствовало о моей высшей квалификации. Англичанин, сделав глубокомысленую паузу, начал вдруг совещаться со своими коллегами и неожиданно объявил: raise his salary to 5 thousand dollars with the facts» («мы поднимаем ему зарплату до 5 тысяч долларов с учетом открывшихся фактов»).
Боже мой, вот это сюрприз! Подобно моим коллегам, я готовился к самому худшему — серьезному «разбору действий» и рефлектирующей констатации в духе будущего Черномырдина — «Где-то мы нахомутали» (дела в колледже шли не шатко и не валко), а тут — ба: прибавка к окладу, да еще какая: в две тысячи долларов! Тогда на мгновение я потерял чувство реальности, забыв о том, что на самом деле обогатилось отечество.
По словам одного советского посла в Шри-Ланке, в то же самое (брежневское) время он получал 750 долларов в месяц, атташе — половину этой суммы, техсостав, разумеется, и того меньше. Поэтому молва об установлении месячного оклада в 5 тысяч долларов какому-то «придурку» из юнесковского контракта вызвала, похоже, не столько природный интерес к моей особе, сколько прилив лютой ненависти. В дни посещения посольства я самолично видел (автор выполнял функции почтальона для своего контракта), как из окон высовывались головы изнывавших от безделья жен посольских работников, стараясь собственными глазами узреть того самого «идиота», который должен получать 5 тысяч долларов. Подозревал, что некоторые из них, не зная истинной системы оплаты нашего труда, возможно, принимали за чистую монету сплетню, что я, действительно, и есть тот самый «Маркиз-Карабас».
Глядя на посольских, которых откровенно недолюбливал, в такие минуты на ум почему-то приходила китайская мудрость: «Когда скачет крылатый конь Фейхуань, ему не до жаб, сидящих на дороге». «Крылатым конем» я, конечно же, себя не ощущал, но о моем конфликте с молодым, стремившимся в столоначальники, клерком посольства по фамилии Ружин, дурно воспитанным и ощущавшим себя уже не то «Громыкой», не то Талейраном, знал весь контракт. Клерку, видимо, доставляло большое удовольствие покуражиться над профессором (например, научить тому, как пользоваться скрепкой, как следует чередовать инициалы и фамилии в официальных бумагах и даже как следует открывать и закрывать дверь).
Доставлять удовольствие наглецу и бросаться под «гусеницы» бюрократии я, естественно, не собирался. Воспользовавшись случаем, я пожаловался на упорное тупоумие Ружина одному влиятельному генерал-лейтенанту (в стране, охваченной пламенем, слово военных тогда ценилось дороже, чем дипломатов). Действия генерала остались для меня неизвестными, но у зарвавшегося карьериста после этого прыти заметно поубавилось.
Ну, и слава Богу.
65. ЯВОЛЬ!
Многих талантливых перевидал факультет географии герценовского университета на своем веку и, дай Бог, увидит еще. Но у профессора Финарова Дмитрия Павловича была своя уникальная ниша: никому до него не удавалось столь виртуозно сочетать в одном лице таланты аналитика физико-географа и методиста высшей пробы: вот он — союз «голой» науки и искусства. В этой связи выскажем одно предположение, не претендующее на абсолют— не соблазнись в свое время должностью заведующего кафедрой методики, стал бы профессор звездой первой величины в науке о берегах, а так свой талант пришлось «растворить» в нескольких отраслях знания. Увы, так нередко бывает.