Происхождение фашизма

Рахшмир Павел Юхимович

После торжественного финала участники событий разделились на группки и принялись за обсуждение практических вопросов. Кар с Пенером, этим полицейским ангелом-хранителем Гитлера, говорили о предстоящих переменах в правительственном аппарате, Людендорф и Лоссов — о мерах по созданию национальной армии. Гитлеру пришлось отправиться улаживать конфликт между людьми из союза «Оберланд» и саперами. Людендорф, несмотря на робкий протест Шейбнер-Рихтера, разрешил триумвирам разойтись по домам. Когда возвратившийся в «Бюргерброй» Гитлер попытался возмутиться, бывший генерал-квартирмейстер свирепо цыкнул на бывшего ефрейтора.

Между тем дела путчистов шли не так уж гладко. Наибольшего успеха добился Рем, овладевший зданием окружного командования. Занять казармы саперов не удалось. В памятной записке Кара — Лоссова выражалось лицемерное удивление в связи с тем, что Гитлер не предпринял ночью серьезных усилий для захвата телеграфа, вокзала и правительственных зданий^{227}.

Что же побудило триумвиров выступить против Гитлера и Людендорфа после патетической сцены в «Бюргерброй»? Во-первых, им пришлось считаться с тем, что в полицейском управлении майор барон фон Имхоф, в генеральном комиссариате барон фон Фрейберг, а в военной комендатуре генерал-майор фон Даннер сразу же по получении известий из «Бюргерброй» подняли по тревоге рейхсвер и полицию, вызвали подкрепления из баварских гарнизонов. Когда Лоссов переступил порог комендатуры, ему при всем желании было бы трудно повернуть вспять начавший работать механизм. Фактически триумвиры оказались в руках генералов, сохранявших лояльность по отношению к Берлину и с подозрением следивших за политической игрой Лоссова.

И все-таки поведение триумвирата оставалось двусмысленным, пока не стало известно, что в ночь на 9 ноября президент Эберт вручил диктаторские полномочия генералу Секту. Нюрнбергский коммунальный политик Луппе, командир 21-го пехотного полка полковник фон Бек, полковник барон Лёфенхольц фон Кольберг утверждали, что они сообщили в Мюнхен о назначении Секта между 1 и 2 часами ночи. Кар и его коллеги впоследствии пытались представить дело таким образом, что они будто бы сразу после выхода из «Бюргерброй» взялись за подавление путча и до утра 9 ноября ничего не знали о переменах в Берлине. Однако показания нескольких свидетелей подтверждают осведомленность триумвиров, в частности Кара^{228}. Назначение Секта было истолковано им как практическое претворение планов создания директории. Поэтому в 2 часа 50 мин. ночи войсковая радиостанция передала следующее сообщение: «Генеральный государственный комиссар фон Кар, генерал фон Лоссов, полковник фон Зейссер отклоняют путч. Вынужденные под угрозой оружия заявления на собрании в «Бюргерброй» недействительны. Необходима осторожность на случай злоупотребления вышеупомянутыми именами»^{229}.

Загадочное поведение партнеров озадачило путчистов. В недоумении они слали в казармы 19-го пехотного полка, где под надзором генерала Даннера обосновались триумвиры, одного связного за другим, пока Лоссов не процедил: «С мятежниками не ведут переговоров». Гитлер после приступа бешенства впал в апатию, уповал лишь на посредничество баварского кронпринца Рупрехта, к которому был послан лейтенант Нойнцерт. Даже свои пропагандистские функции он переложил на Ю. Штрейхера. Вожди путча, перебравшиеся из здания окружного командования на Шёнфельдштрассе снова в «Бюргерброй», долго совещались. К пивной, расположенной на окраине Мюнхена, за Изаром, стекались люди. Из города доходили обнадеживающие сведения о настроении мюнхенских обывателей. Ободренные этим, путчисты, вопреки возражениям павшего духом Гитлера, решили выступить утром. «Мы маршируем!» — повелительным тоном произнес Людендорф, отметая всякие сомнения и возражения. Отставной полководец был уверен, что рейхсвер встретит его так же, как в свое время французская армия встретила вернувшегося с Эльбы Наполеона.

Образовалась колонна численностью «до трех тысяч человек». Впереди знаменосцы с флагами С А и «национальных союзов». За ними в первом ряду Людендорф, сопровождаемый справа Вебером, а слева Гитлером и Шейбнер-Рихтером. В арьергарде несколько личных автомобилей и грузовики с тяжелыми пулеметами. Путчисты шли рядами по восемь человек, на более широких улицах ряды сдваивались. Шествие занимало всю ширину улиц, сметая жидкие заградительные цепи полиции.

Хор, в несколько тысяч глоток распевающий воинственные песни, развевающиеся знамена. У высыпавших на улицы мюнхенцев невольно выпячивалась грудь, перехватывало от восторга дыхание, увлажнялись глаза. Демонстрация путчистов превращалась в триумфальный марш. Людендорф, дойдя до Мариенплац, вместо того чтобы повернуть обратно, приказал продолжать движение, он хотел соединиться с Ремом, осажденным в здании окружного командования. При выходе из узкой Резиденцштрассе у Фельдхернхалле путчисты заметили полицейский отряд. Не обращая внимания на команду «Стой!», они с возгласами «Хайль!», «Не стрелять!» вплотную подошли к полицейскому кордону. Раздался выстрел, породивший много толков. Большинство историков склонно принять версию главы союза «Оберланд» Вебера. В соответствии с ней один из полицейских направил карабин в грудь знаменосца. Тот отбил его древком. Карабин выстрелил. Сразу же за одиночным выстрелом последовал обмен залпами. Через несколько минут колонна рассеялась. 13 путчистов было убито на месте. Среди них шедший об руку с Гитлером Шейбнер-Рихтер. Тяжело ранен был Геринг. Гитлер же искал спасения на земле. Только Людендорф и отставной майор Штрекк прошествовали сквозь полицейский кордон на Одеонплац, где и были арестованы. Гитлера успели посадить в один из двигавшихся за колонной автомобилей и увезли в Уфинг, на виллу его друга Ханфштенгля. Там помышлявший о самоубийстве будущий фюрер «тысячелетнего рейха» был арестован 12 ноября. Чтобы оправдать свое бегство, Гитлер выдумал историю о мальчике, которого он якобы выносил из-под огня. Несколько лет спустя он даже демонстрировал будто бы спасенного им ребенка на одном из нацистских сборищ.

Дольше всех держался Рем. Он сдался рейхсверу на условиях почетной капитуляции. Знамя капитулировавших выносил бывший баварский юнкер, сын почтенного директора мюнхенской гимназии Г. Гиммлер.

Всего несколько часов нацисты и их союзники хозяйничали в Мюнхене, но в их действиях можно узнать тот специфический почерк, который окончательно оформился после 1933 г. Немцев, особенно баварцев, в те времена трудно было удивить актами насилия и террора. Может быть, поэтому современникам не бросились в глаза некоторые зловещие черты путча. Его водевильные моменты вызвали и недостаточно серьезное отношение к декретам «национального правительства» Пенера — Фрика. Так, предполагалось создание национального трибунала, чей суд должен быть скорым и свирепым: смертная казнь или оправдание. Срок приведения приговоров в исполнение — три часа^{230}. Утром 9 ноября штурмовики под командой Р. Гесса схватили в ратуше социал-демократов, членов муниципалитета, и бросили их в качестве заложников в подвал «Бюргерброй». От расстрела арестованных спас только случай. Штурмовики грабили и арестовывали граждан, чьи фамилии, взятые из телефонной книги, казались им еврейскими. Это была заявка на будущее.

Неудача первой попытки нацистов захватить власть была предопределена ее несвоевременностью. Союз социал-реформистов и буржуазных партий оказался в состоянии преодолеть революционный кризис, не прибегая пока к крайним методам. Кроме того, к моменту путча этот кризис прошел кульминационную точку. Реакции уже удалось подавить гамбургское восстание, разогнать рабочие правительства в Саксонии и Тюрингии.

«История Гитлера — это история его недооценки», — писал германский либеральный историк В. Валентин^{231}. Перефразируя его высказывание, современный западногерманский историк К. Д. Брахер говорит, что «история национал-социализма является, в сущности, историей его недооценки»^{232}. Тому, что многие современники не восприняли всерьез нацистское движение и его фюрера, в немалой степени способствовал жалкий конец первого значительного политического выступления нацистов. В самих определениях: «пивной путч», «мюнхенский политический карнавал», «опереточный переворот» — отразилось пренебрежительное отношение современников к этому событию.

Однако поражение у Фельдхернхалле обернулось для Гитлера политическим успехом во время процесса над участниками путча. Процесс, проходивший весной 1924 г., стал достойным эпилогом мюнхенского фарса. Во имя спасения репутации высокопоставленных лиц, непосредственно или косвенно замешанных в событиях 8–9 ноября, вся ответственность была возложена на Гитлера. Благодаря этому вокруг имени провинциального баварского политика стал складываться ореол вождя. Вразрез с мнением большинства своих коллег, делающих упор на врожденные «вождистские» свойства Гитлера, западногерманский историк А. Тирелл убедительно показал, что тот только после событий 1923 г. начал ощущать себя уже не просто «национальным барабанщиком», а фюрером^{233}. Это служит еще одним подтверждением того факта, что Гитлер как политик специфического фашистского типа был порождением германской реакции.

Из своего политического провала Гитлер сумел извлечь ценный опыт: «национальная революция» имеет шансы на успех только с санкции их превосходительств. Именно поэтому Муссолини, по приглашению короля совершивший «марш на Рим» в спальном вагоне, оказался удачливее своего мюнхенского подражателя, обреченно шагавшего в рядах путчистов. Опыт 1923 г. подсказал Гитлеру наиболее подходящий путь к власти.

ОТ ФЕЛЬДХЕРНХАЛЛЕ

ДО ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

После бурных событий 1923 г. Германия входит в полосу временной стабилизации. Благодаря, в частности, финансовой помощи США наметилась благоприятная экономическая конъюнктура, которой широко воспользовались монополии. К этому нужно добавить, что в 1925 г. президентом Веймарской республики стал кумир консерваторов, националистов и военщины отставной генерал-фельдмаршал П. фон Гинденбург. В нем не без основания правые круги видели надежную гарантию от каких бы то ни было поворотов влево, с ним связывали надежды и на реставрацию монархии, и на создание военно-авторитарной диктатуры. По-прежнему ненавидя Веймарскую буржуазно-демократическую республику, «систему» (как ее обычно именовали правые), консерваторы в новой, относительно спокойной атмосфере отдают предпочтение более «умеренной» политической тактике. Цели остаются те же (подавление рабочего движения, ликвидация «системы»), но средства на время меняются. Опыт капповского, а затем и «пивного» путча заставил правящие круги усомниться в эффективности акций такого рода. Не отказываясь в принципе от экстремистских методов, реакционные фракции верхов решили шире эксплуатировать возможности, таившиеся в политических институтах буржуазной демократии.