Происхождение видов
Шрифт:
Опьяненный розовато-фиолетовым вечерним воздухом и «Абсолютом», я брел черт-те куда. И подумал: делом надо заниматься, господа, делом. Вот помогу ученому Владику осуществить грандиозный переворот в мировой науке и вообще в человеческом миросозерцании, и мною будут гордиться потомки! Да что потомки! Все прогрессивное человечество! А этот Кулик, художник, блин, вместо того чтобы всякую ерунду городить, занялся бы чем-нибудь полезным. Допустим, шил бы чехлы для унитазов. Или, к примеру, мастерил бы портмоне для бильярдных шаров. Ей-богу, больше толку будет. А с этим Владиком надо еще обязательно повстречаться. Какой человечище! Просто глыба!
– Володя, Володя, – раздался изначально звонкий, но сейчас явно переходящий во вкрадчивый сип женский голос.
Я остановился, как неожиданно подбитый бронетранспортер, не в силах повернуться на триста шестьдесят градусов. Это была, естественно, Эльвира Эзопова.
– Как это благородно с твоей стороны, что дождался, чтобы проводить меня домой.
– Ну…
– Сейчас мы поймаем такси и поедем. Тут недалеко…
– Ну…
– Правда ведь, какая замечательная выставка. Какие интересные люди! И ты такой загадочный и внезапный.
Под следующее «Ну…» меня уже запихивали в такси. Полуобняв Эльвиру, чтоб не скатиться под сиденье, я начал отчетливо бредить и отключился. И на этот раз скромная мозговая белочка швырнула меня в Америку. В гости к Кондолизе Райс. Кстати, я только потом понял, почему именно к ней. Конди – это же один в один Эльвира, только постаревшая и в негативе. Точно говорю.
Ну не люблю я Кондолизу Райс, государственного секретаря США, просто на дух не перевариваю. Я так и сказал об этом своему однокашнику Сереге, ныне проживающему в Нью-Йорке.
– Я тоже ее терпеть не могу, – ответствовал из телефонной трубки мудрый Сергей. – Но у нас, в Америке, как только выйдешь на улицу, так каждая вторая – такая же Кондолиза!
Я тяжело вздохнул и прервал разговор. Очень не хотелось мне ехать в Штаты. Но буквально вчера позвонили из пресс-службы Белого дома, сказали, что билет и гостиница уже зарезервированы и что госпожа государственный секретарь настойчиво желает встретиться. Видите ли, ей понадобилось посоветоваться со мной перед заседанием «восьмерки» в Санкт-Петербурге как с настоящим представителем российского народа. О настроении масс, о мировой политике, о том о сем. Пришлось согласиться, трудно было отказать нашим коллегам по борьбе с международным терроризмом.
После многочасового бултыхания в самолете (будь проклят этот промежуточный рейс через Шеннон!) я уже направлялся к нью-йоркскому Центральному парку. Именно там я волевым решением назначил нашу встречу.
– Никаких Вашингтонов, этой цитадели мирового империализма, – отрезал я по телефону. И со мной любезно согласились.
В Центральном парке цвели сирень, яблони и каштаны. Престарелые волосатые хиппи на инвалидных колясках тусовались на посвященной Джону Леннону лужайке под названием «Земляничная поляна». Пара бомжей лежали на лавках и делали вид, что читают газету. Многочисленные белки сновали туда-сюда и в шутку охотились на местных уток. Неожиданно звериный гомон затих, бомжи, собрав кипы своих «Нью-Йорк таймсов», с неожиданной прытью попрятались по щелям.
На дубовой аллее появилась всем знакомая дама с приклеенной улыбкой на лице.
– Приветствую вас, Владимир, – ощерилась женщина.
– И я вас, – и чтобы не затягивать паузу, из любезности чуть не поинтересовался здоровьем Кондолизиных мужа и детей. Но вовремя спохватился: ведь у нее ни того ни другого нет.
Мы присели на скамеечку. Я передал ей привет от Путина. Она мне ответила приветом от Буша. Я ей вернул от Аллы Пугачевой, она передала от Дженнифер Лопес. Я ей – от Владика Третьяка, она мне – от Марка Спитца.
Тут я закурил. Но натруженной рукой гольфистки-любительницы Кондолиза вырвала у меня сигарету, бросила ее, затушила туфлей, подняла и завернула в невесть откуда появившуюся салфетку и передала ее охраннику, весьма кстати спрыгнувшему с ближайшей елки.
– У нас здесь не курят, – металлическим голосом сообщила мне Райс. – Давайте перейдем к делу. Что думают у вас в России о политике США?
– Да вас ненавидят все поголовно, – прорвало меня наконец. – Вы же постоянно везде гадите. В Югославии устроили бомбометание, которого со времен Второй мировой войны не было, в Афганистане привели к власти черт-те кого. Талибы, которых вы сместили, хоть опиумный мак запрещали сеять, а сейчас продажа Афганистаном наркотиков возросла в сотни раз! А чем вам не угодил Саддам Хусейн? Он же раньше другом вашим был, а потом вы какое-то оружие массового поражения к нему приклеили… А батька что вам плохого сделал?
– Батька? Фазер? О чьем папе вы говорите?
– Да не фазер, а батька братского нашего белорусского народа – Александр Григорьевич Лукашенко! Что вы из него все чучело пытаетесь сделать? А вот когда ваши прихлебатели из самостийной Украины из всего народа Крыма пытаются сделать чучело, вы их с остервенением гладите по чубам…
Кондолиза слегка поперхнулась.
– А при чем здесь Крым?
– При том, что ваши марионетки на последних выборах решили переписать все фамилии крымских избирателей на украинский манер. Вот что такое «Нью-Йоркское время», ты знаешь (неожиданно перешел я на «ты»)? То-то и оно, что не знаешь. И никто не знает, потому что весь мир знает «Нью-Йорк таймс», название газет никто, нигде и никогда не переводит. И фамилии людей не переводит. Райс – она и в Африке Райс. И Сему Альтшулера никто не меняет на Старого Обманщика. А в Крыму почему-то Скворцова записали в избирательных списках как Шпака, Зонтикова сделали Парасолькиным, а Воробьева – Горобцом. И весь цирк этот только для того, чтобы не дать людям свободно высказаться на выборах, которые вы в отличие от белорусских признали чуть ли не образцом вашей гнилой демократии.
К концу моей тирады Кондолиза, похоже, взяла себя в руки. Чтобы перехватить инициативу, она затараторила, как плохая училка какого-нибудь паршивого советского ПТУ. При этом сделала вид, что минуту назад как будто бы и не спрашивала о батьке и Украине.
– Саддам – международный террорист, он свой народ мучил, сейчас свободолюбивые иракцы под нашим руководством идут к демократии и справедливости…
– Да во время американской оккупации в Ираке погибло больше людей, чем за десятки лет правления Хусейна! – повелся я как дурак на ее нехитрый маневр. Но, к счастью, вовремя остановился.
Вскочив со скамейки, я подгреб к седовласым хиппарям, выхватил что-то засунутое в бумажный пакет и залпом выпил.
– Совсем без Советского Союза распустились! Ничего, сейчас не ельцинские времена, подводные лодки строятся, недавно вот новую ракету испытали, которую вам ни в жисть не сбить, как ни старайтесь! А вы думали, на вас совсем управы не найти?
– Но ваш президент Путин отклонился от демократических принципов и ведет охоту на инакомыслящих, – спешно отхлебнув диабетической кока-колы, скривилась Кондолиза Райс.