Прокламация и подсолнух
Шрифт:
– Ах, ты, гаденыш! Ты девку учишь от батьки сбежать?! Вот я тебя дрючком-то протяну!
Штефан вскинул невинно-изумленные глаза, искренне не поняв, в чем связь между Парисом и батькой. Зато он сразу понял, что такое дрючок, как только тот прошелся ему по загривку.
Второй удар должен был достаться пискнувшей Анусе, но для Штефана уроки Гицэ даром не прошли: здоровенный пастух вдруг пробежал два шага за дрючком против собственной воли, неловко крутнулся и выпустил палку.
Штефан мигом отскочил на безопасное расстояние и с размаху хряснул несчастный посох о каменный заборчик.
– Ой, чтой-та! – ахнула Ануся. – А овец теперь чем ловить?..
– А по шее за что? – крикнул в запале Штефан, но Симеон торопливо встал между ним и изрядно удивленным пастухом.
– Ну и чего ты, Михае, нас переполошил? Кто твою дочку куда уволок?
– И с какой-такой радости ты наших мальчишек бить вздумал? – ввернул Мороя, становясь рядом с капитаном. – Обидели – двигай до заставы к старшим, а парней мы не затем учим, чтоб им всякий мог по шее проехаться!
Численный перевес оказался не на стороне пастуха, да и без излюбленного оружия он несколько подрастерял уверенность. Михай покосился на дочь, но та настолько удивленно хлопала испуганными глазами, что он мигом остыл. Впрочем, он и так на свою кровиночку злился редко, больше боялся и берег...
И Ануся немедленно воспользовалась отцовской слабостью, обиженно принявшись отряхивать юбку.
– Уж и поговорить нельзя, батя! Вот уж ты вправду этот... Как его? Акти... Аксри...
– Акрисий, – услужливо напомнил Штефан, предусмотрительно отступая подальше за спину Симеона. Михай снова осатанел:
– Ты глянь, капитан, он еще и девку лаяться учит, поганец! – он сгреб Анусю за руку, погрозил Штефану кулаком: – Еще раз подойдешь – грабли тебе в хлебало поперек затолкаю, болтун!
Штефан бойко открыл было рот для ответа, но Симеон повернулся к нему, скрестив руки на груди.
– Молчать, а то сам затолкаешь! По моему приказу!
Немного умиротворенный восстановлением справедливости пастух еще какое-то время потаращился на пандуров, потом дернул дочь за локоть.
– Домой живо, гулена! – и все-таки взглянул исподлобья на Симеона и Морою. – Это... Ну да, не надо на заставу. Извиняйте, что побеспокоил.
Симеон усмехнулся невольно:
– Ладно. Мы тут вроде как порядок охраняем, куда ж без нас?
– Угу, мы оченно признательные, – согласился сконфуженный Михай и потащил Анусю прочь, выговаривая ей на ходу.
Симеон и Мороя дружно повернулись к Штефану. Тот провожал Михая мрачным взглядом, потирая ушибленный загривок, но мигом насторожился в предчувствии разноса.
– Да мы же просто разговаривали, капитан!
– А похабень девке зачем плел? – сурово уточнил Симеон, когда пастух с Анусей скрылись из виду.
– Это не похабень! – возмутился Штефан. – Это Гомер и Овидий! Я же ей не «Науку любви» пересказывал, а всего-навсего мифологию!
– Какую-такую мифологию?
– Древнегреческую!
– Нашел, шо девке рассказывать! – покачал головой Мороя, давясь смехом. – Ну, Подсолнух!
Штефан обиделся:
– А про что мне ей рассказывать было – про топографию? Или про использование крепостной артиллерии? Она тут плакала, а там красиво все так! Боги, герои, спасение прекрасной девушки от чудовища. Не верите? Давайте расскажу!
Симеон все-таки не утерпел – заржал.
– Нет уж, ладно, – почти простонал он, вытирая навернувшиеся на глаза от смеха слезы. – Нам бы лучше про топографию.
Мороя тоже рассмеялся, вспоминая радость Гицэ и глядя на возмущенно-невинную мордаху Штефана: похоже, со стороны девок капитан мог быть за Штефана совершенно спокоен!
– 7 -
Беспорядков от мальчишек на заставе не случилось: Макарка то ли не узнал о беседе Штефана и Ануси, то ли утешился тумаком, полученным соперником от сурового батьки. Зато новая беда пришла, откуда не ждали.
Накануне Симеон сидел в конторе и не без удовольствия наблюдал, как здоровущие усатые мужики маются, разбирая по складам названия на старой ландкарте. Карта осталась у Симеона с войны, а у Штефана нашлись военное образование и хорошо подвешенный язык – и вот уже третий вечер парень вправду обучал всю заставу основам топографии.
Симеон же тихонько гадал, отчего бы слуджер присоветовал ему научить своих читать карты. В войну – ладно, оно понятно. Сам сидел и слушал, разинув рот, что можно, оказывается, увидеть на изрисованном листе бумаги леса и болота, горы и скалы. Да не просто увидеть, а прикинуть, где припрятать конницу, а где не стоит даже пытаться протащить пушки... И с годами ослабла не память – нет! Любую ландкарту он по сию пору окидывал одним взглядом, чтобы увидеть все нужное точно наяву. Подзабылись те простые и ясные слова, которыми им тогда вбивали в головы мудреные значки, придуманные учеными картографами. Уложить в крестьянский разум, что можно воевать не там, где живешь и знаешь каждую тропочку, Симеон еще мог. Доходчиво объяснить каждую мелочь – теперь уже вряд ли. А Штефан объясняет хорошо! Не заумно нисколько. Разбавляет какими-то прибаутками, складывает пальцы в топографические значки... И на кой же все-таки черт потребовалась слуджеру Владимиреску от своих пандуров хитрая офицерская премудрость сейчас, посреди мирного времени?
Ладно. Симеон вздохнул и покосился на толстенную книгу записей. Вон грамоте сам же выучился, пока был мальцом бессмысленным, а как дальше пригодилось! Правда, толковых ландкарт Романии немного. Даже скорее – совсем нет, особливо на пандурской заставе. Но старых турецких – хоть все гляделки прогляди! А не уважить добрый совет от слуджера – это мозгов не иметь надо, он просто так ничего не присоветует.
Жаль только, что не все сейчас слушают. Ладно, Мороя – тот, наверное, тоже с войны многое помнит. Ладно, Макарко – его бы сперва грамоте обучить, так что пусть себе у рогатки постоит. Йоргу и вовсе уроки без надобности – бывший моряк, как-никак. А вот куда запропастился тот же паршивец Гицэ, стоило Макарке его сменить у рогатки – загадка. В войну-то он не дорос до таких уроков, только-только грамоте учился. А потом тоже не выдавалось случаев особо...
Гицэ вернулся по ночи, когда все уже спали. Симеон ночевал в конторе, составлявшей заодно командирское жилье, и проснулся от скрипа шагов на галерее. Намаявшийся за день у рогатки Йоргу храпел на спине на соседней койке, длинные усы его шевелились, как у таракана. Черная тень загородила на миг окошко в двери, и Симеон на всякий случай подхватил заряженный пистолет. Но высунувшись наружу, увидел только Гицэ, несмотря на жару, кутавшегося в плащ.
– Где тебя черти носили? – спросил Симеон, опуская пистолет. – Опять по девкам шатался?