Прокламация и подсолнух
Шрифт:
А он сам к Тудору непременно доедет. Позднее. Чтобы при встрече поговорить лицом к лицу, спокойно, как взрослые люди.
Глаза зверски защипало. С яблони, что ли, какая-то дрянь насыпалась?
– Штефанел! – донеслось откуда-то из-за деревьев.
Макария. Он же вроде на хутор собирался?
Штефан приподнялся, опираясь на локоть, и быстро протер глаза рукавом.
– Тут я!
Насыпалось там или нет, не хватало, чтобы Макария углядел. Не обсуждать же с ним свои жизненные перипетии! Макарко, конечно, товарищ надежный, но простой, как черен от лопаты. Дельного совета от него тут ждать не приходится – не по его уму ситуация...
Макарко плюхнулся рядом в сено и рассеянно отряхнул себе в колени яблоневую ветку. Он выглядел как-то не слишком радостно, так что Штефан явно зря переживал за свой внешний вид.
– Случилось чего?
Макарко мрачно покрутил в руках яблоко.
– Да с Михаем встретился, поговорить думал...
– Не вышло? – догадался Штефан.
– Куда там, – Макария тяжко вздохнул. – Как увидал – так сходу и напустился, чтоб я не смел за Анусей ходить. Нечего, мол, честной девке голову морочить! А я же всерьез!
Штефан сочувственно покивал. Что Макарка не просто так за Анусей приволокнуться решил, знала, кажется, не только застава, но и вся деревня и все окрестные хутора впридачу. Один Анусин батька почему-то уперся в недоверии и встал гранитной скалой на пути к семейному счастью дочери и ее избранника.
– А ты ему говорил про сватов-то?
Макарко откусил половину яблока, сплюнул, увидев червяка, посмурнел еще больше.
– Да он меня и слушать не стал! Добро бы, не такой жених его кровиночке надобен был – я бы еще понял, так ведь нет же! Понес – сто верст до небес и все – лесом! Дескать, как соловьями разливаться и девкам головы морочить – мы все хороши, а самим, мол, одно только и надобно... Я едва рот открыл, а он мне мрачно так: врешь, говорит, черного кобеля добела не отмоешь! А я не для того, говорит, дочку растил! Ну и ушел...
Штефан обиделся: вот что за дурак этот Михай? Дочку бережет, а сам честных женихов гоняет! Да и вообще Макарка обиды не заслуживал.
В голове вдруг сверкнула ослепительная идея. Штефан аж подобрался, наспех прокручивая варианты, как бы проучить вредного пастуха.
– Черного кобеля, говоришь? Он точно так сказал?
– Ну сказал, да... – Макарка вдруг насторожился. – Эй, ты чего удумал?
– Ничего, – хмыкнул Штефан.
Макария в ответ набычился, как всегда, когда чего-то не понимал.
– А то я не вижу! Говорить не хочешь?
Обижать Макарку Штефан не собирался, а мысль все равно еще толком недодумал, поэтому поспешил объясниться:
– Не хочу, да. Чтобы ты честно мог сказать, что знать ничего не знал и ведать не ведал. Мне-то с Михаем всяко детей не крестить, с меня не убудет. А тебе с будущим тестем ссориться не следует...
– Да если бы, – снова пригорюнился Макария, – он же и слышать не хочет.
Штефан придвинулся ближе, ободряюще хлопнул приятеля по плечу.
– Не переживай ты раньше времени! Все наладится, вот увидишь!
И мысленно прибавил про себя, что, если даже в этот раз не наладится, все равно следует обсудить с Михаем проблему черных кобелей.
– 2 -
Симеон устало сунул трубку в рот и сплюнул, обнаружив, что она давно погасла. Йоргу не было которую неделю, и капитан изрядно умотался, оставшись в одиночку со всеми делами и заставы, и таможни. Да и безвылазно торчать у рогатки наскучило. Изредка Симеон отправлял себе на подмену Морою, выдав ему Штефана для ведения записей. Справлялись они вдвоем неплохо, но при Йоргу Симеону было куда спокойнее, да и у Морои на заставе своих дел хватало. Так что списки Симеону все равно приходилось сверять самостоятельно, а еще была почта, а еще были доклады Гицэ, на которого свалились все объезды, а еще надо было все-таки приглядывать за всем, что в округе творится...
Симеон подумал мельком, что стоило бы побольше загонять Штефана к бумагам. Но ведь парень пока не в отряде – куда его к документам! Когда наваливалось много, Симеону, конечно, приходилось призывать на помощь лишнего грамотея, да и парнишка показал себя толковым и аккуратным счетоводом. К тому же, почерк у него – на загляденье, и любые бумаги он переводит играючи. Но все-таки есть вещи, которые доверять парнишке точно не следует. И никому не следует, кроме Йоргу, но Йоргу уехал по серьезному делу, и скоро ждать его обратно не приходится. Правда, должен бы уже быть, если все как надо. Но мало ли что могло его задержать в той Сербии? Тем более, после убийства Карагеоргия Обреновичем [52] намечались серьезные поправки ко всем планам...
52
Милош Обренович – предводитель Второго сербского восстания 1815-1817 гг., князь Сербии.
Куда именно и зачем по этому поводу уехал Йоргу – Симеон толком не знал. Старая придунайская селедка молчала в тряпочку о своих заграничных связях, и Симеон подозревал, что не просто так: не хотел Йоргу посвящать друга в тайны мутной водички. Меньше знаешь – крепче спишь, как известно! Да Симеон и не обижался – лишь бы мимо слуджера ценные сведения не прошли, а уж какие там у Йоргу дела с Тудором – пусть сами разбираются. Сказал, что надо поехать – ладно, пусть едет, даже если Симеон озверел тут уже, как кобель цепной.
Хорошо хоть, на самой заставе стало тихо. Даже удивительно тихо! Гицэ исправно объезжал окрестности со своей ватажкой. Сопровождение он менял, но сам каждый день в седле упластывался настолько, что в редкие ночевки на заставе о девках и не думал. Куда там! Падал, где стоял, и дрых как убитый. Только ворчал, что скоро забудет, как голая баба-то выглядит. Ничего, ему полезно жирок порастрясти и вспомнить, как это – много дней с коня не слезать или по горам лазить с полной выкладкой. А то обленился, видишь, мягко спать привык под бочком у зазнобы! На войне-то тяжелее было, и ничего, не жаловался!
Ладно, хоть пацаны радуют. Макарко показал себя двужильным: и в объезды мотается, и в деревню, и Морое помогает на заставе, и еще успевает возиться с тем вороным, которого они притащили. Штефана Симеон в бумаги запряг и в дежурства на дороге – тоже ничего, не ноет. Драться, кстати, мальчишки перестали начисто. Ладно, так часто бывает – сперва друг другу в морду, а потом – водой не разольешь!
Но Макарко на удивление терпелив и вынослив, точно бычок крестьянский. И, как оказалось, злопамятен и опасен, как любой бык. Про боярина, что свернул себе шею на горной дороге, Симеон, конечно, узнал почти сразу. Имя ему тоже доложили. Но мальчишки сказали, что друзья боярина сами отдали им лошадь, и, судя по рассказам человека с постоялого двора, именно так оно и было – а значит, чисто ушли, стервецы, даже если и были виновны.