Проклятие рода
Шрифт:
– Что случилось? Почему ты так обрадован? – Испуганно улыбаясь, спрашивала она сверху.
– Мы мало того, что едем к нашему сыну в Упсалу, мы едем вместе с ним в Виттенберг и будем там полгода!
Все складывалось удачно, за исключением того, что Веттерман боялся больше всего на свете – встречи сына с матерью.
Агнес растерянно смотрела на толпу шумящих во дворе университета студиоузов. Ее взгляд метался, отыскивая родную белокурую головку, останавливался, присматривался, школяр поворачивался и… оказывался не тем. Сердце матери взволнованно билось, замирало, снова оживало в надежде: Может тот? Андерс? Она оглянулась с мольбой о помощи к мужу.
Иоганн прищурился, окинул взором и безошибочно выхватил фигуру сына. Андерс стоял к ним спиной, в тридцати – сорока локтях, в тенистом углу двора и о чем-то оживленно
– Андерс.
Он почувствовал, как вздрогнула от неожиданности спина Агнес. Сын сразу обернулся, увидел отца, и, махнув рукой собеседникам, рванулся к нему. Вскочив из толпы, Андерс резко остановился, увидев мать. Его глаза сначала блеснули, расширились от удивления, но спустя мгновение на лицо опустилась маска равнодушия.
– Андерс… сынок… - Мать шагнула к нему навстречу, раскинула руки, но сын даже не пошевелился. Он словно не замечал ее. Он смотрел на отца. Их взгляды встретились. Ничего не понимающая женщина тоже обернулась к Иоганну.
– Он не узнает меня? – Рыдания рвались из ее груди.
Теперь и мать и сын ждали чего-то от него. Пастор молчал, но говорили его глаза:
– Вот перед тобой, сынок, твоя мать и моя жена, женщина, которую я когда-то потерял, любил, ждал долгие годы. Господь вознаградил меня за мою преданность и вернул ее мне. Она счастлива, счастлив и я, но счастье будет полным лишь только тогда, когда она обретет сына, а сын обретет мать. Помни, чему нас всегда учил Господь: Прости и возлюби! Ты же видишь ее счастье, стань и сам счастливым!
Отец виновато улыбнулся, потом его глаза блеснули, он так весело и задорно подмигнул Андерсу, что у того внезапно в душе рухнули все стены неприятия и отчуждения матери. Юноша не выдержал, бросился вперед и обнял ее.
– Андерс… сыночек… - Сквозь слезы радости она гладила и целовала сына. Иоганн подошел к ним и обнял. Они стали семьей.
Обычное двухмачтовое купеческое судно уносили их через сиреневое, сверкавшее в лучах ослепительного солнца, море. Они сошли на берег в Штральзунде и, наслаждаясь долгожданной твердью земли, взявшись за руки, втроем прогуливались по брусчатке набережной, задирая головы вверх, где ярко-красные крыши домов устремлялись в бездонное синее небо. А мимо струился разномастный людской поток. Бодро шагали розовощекие лавочники, мелькали крестьянские рубахи из домотканого грубого полотна, чинно несли себя раздувшиеся от пива мастера, сопровождаемые парой услужливых подмастерьев, мимо проскакивали вечно торопящиеся куда-то служанки, шествовали тощие и затянутые в черный бархат, купеческие матроны с брезгливо поджатыми губами, рядом с ними шли такие же дочки, старавшиеся во всем походить на матерей и отличавшиеся от последних лишь свежестью лица. Блеск золотой цепи на груди и богатые одежды выделяли из толпы знатного дворянина или ратмана из магистрата, за которым пара слуг тащила книги. Гремели кованые сапоги ландскнехтов в оранжево-черных мундирах, подкручивающих на ходу длинные усы и не пропускавших ни одной женской юбки, если не прихватить за подол, так обязательно посмотреть вслед. Вился дымок коротких трубок неторопливо прогуливавшихся вразвалку матросов. А над всем этим уличным гулом висел странный аромат, сочетавший самые разнообразные запахи – выпечки, свежего молока, парного мяса, колбас, пива к которым добавлялась вонь дегтя и ворвани, доносимая ветром с набережных.
Навстречу им двигалась странная процессия. Три стражника, вооруженные алебардами, которыми они прокладывали себе путь через толпу, вели между собой связанную веревками женщину. Ее голова была опущена, растрепанные белокурые волосы закрывали лицо, платье испачкано и разорвано на плече так, что одна из грудей вывалилась наружу. Когда Веттерманы поравнялись с ней, женщина вскинула голову и… это была Сесиль. Агнес от неожиданности остановилась, пришлось задержаться и Иоганну с сыном. Глаза Сесиль расширились, она узнала свою старую подружку и внезапно громко закричала на всю улицу:
– Держите ее! Она воровка! Она, как и я шлюха! Она обокрала святую церковь! А-а-а, и этот здесь! – Тут Сесиль заметила Иоганна. – И он с ней! Берите их! Они все со мной повязаны!
Иоганн видел, что Агнес готова лишиться чувств, но он успел подхватить ее под руки. Два стражника моментально шагнули к ним, опустив алебарды так, чтобы отрезать любые пути к отступлению. Третий дернул сильно за веревку, которой была связана Сесиль, притягивая женщину к себе.
– Это они! – Продолжала выкрикивать она. – Я их всех знаю. Это Илва, как и я, шлюха из Кальмара.
– Заткнись! А то… – рявкнул солдат, замахнувшись рукой на нее. Сесиль замолчала, мстительно усмехаясь и разглядывая свою бывшую подружку.
– Господа, поскольку эта воровка вас опознала, приказываю следовать вместе с нами к судебному фогту. – Приказал один из стражников.
– Только молчи. Ты ничего не знаешь. Говорить буду я. Только молчи, умоляю тебя. Ничего. Ни одного слова! Ты лишилась дара речи. Ты ничего не знаешь. Эту женщину видишь в первый раз. Только молчи! – Шептал в горячке Иоганн на ухо Агнес, хотя он сомневался, что жена его слышала и хоть как-то воспринимала происходящее. Андерс тоже ничего не понимал, но сосредоточенно и хмуро шагал рядом, поддерживая мать с другой стороны. Пока их вели в помещение суда, Иоганн лихорадочно сопоставлял все услышанное от Сесиль – она была тоже в Кальмаре, видимо работала вместе с Илвой, видела меня, знает о краже. В суде, представ перед развалившимся в кресле фогтом, круглолицым мужчиной, неопределенного возраста, с бесцветными маленькими глубоко посаженными глазками, редкими волосами и носом картошкой, Веттерман взял всю игру на себя. Но сперва была допрошена Сесиль. Кривляясь и скалясь в злобной усмешке, она повторила приблизительно тоже самое, что и на улице.
– Эта девка, - она кивнула подбородком, поскольку руки были по-прежнему связаны за спиной, - Илва, работала со мной в Кальмаре шлюхой, а этот святоша, - кивок на Веттермана, - служил в тамошней церкви и развлекался с ней. Она, - кивок на Агнес, - обокрала его церковь, а я помогла ей сбыть краденное. Этого вам достаточно?
Фогт покачал головой и посмотрел на секретаря. Когда скрип пера затих, настал черед Веттермана.
– Напоминаю, что вы все находитесь в зале суда и все ваши ответы будут тщательнейшим образом записаны. – Предупредил пастора судейский чиновник. Веттерман кивнул, что ему все ясно и начал:
– Видите ли, господин судебный фогт, я действительно служил одно время в Арбю близ Кальмара, поскольку состоял в том же монашеском ордене, что и достопочтимый доктор Лютер, позднее, я учился непосредственно у него в Виттенберге. Я часто бывал в городе и в замке, и вполне могу предположить, что сия особа меня где-нибудь видела. С собственной женой я познакомился в Стокгольме, где она была в гостях у своего родного дяди Свена Нильссона, весьма уважаемого купца, являвшегося, как и многие ваши соотечественники Nowgorodfahrer , и вполне вероятно запечатленного среди них на знаменитом деревянном фризе вашей прекрасной церкви Святого Николая. (Боже, - подумал Веттерман, - с какой легкостью я все это придумываю на ходу! Про знаменитый фриз он слышал от ганзейских купцов.) Доводилось мне бывать и в Море, на родине славного рода купцов Нильссонов, исполняя особые поручения магистра Олауса Петри – правой руки и личного советника благородного короля Швеции Густава. (Побольше звучных имен, Иоганн!). Вот наш сын, - Веттерман положил руку на плечо Андерса, - студент университета Упсалы, направляющийся по распоряжению архиепископа Швеции преосвященного Лаврентиуса Петри в знаменитый университет Виттенберга. А вот, - он протянул нужные бумаги фогту, - документы моей жены, урожденной Агнес Нильссон, но отнюдь не Илвы, о которой упоминала эта несчастная женщина. Обратите внимание, они выданы бургомистром Моры. Там же вы увидите и выписку из книги управляющего Немецким двором в Новгороде достопочтимого господина Гундемана о нашем бракосочетании. Сейчас мы следуем по поручению короля Швеции его величества Густава Ваза в Виттенберг, как следует из нашей подорожной.
Фогт внимательно рассмотрел документы и от проницательного взгляда судейского не укрылись даты выдачи бумаг, впрочем, королевская печать тоже произвела впечатление. Он поднял глаза на пастора:
– Я хотел бы уточнить кое-что по годам.
– С удовольствием поясню. – Кивнул Иоганн. – К сожалению, в провинции Даларна, где располагается город Мора, случались неоднократные волнения среди местных лесорубов, которые подавлялись солдатами короля. При этом в пламени пожаров погиб почти весь городок, а вместе с ним и канцелярия бургомистра. Поэтому документы моей жены были выданы всего шесть или семь лет назад, как раз после одного из таких бунтов. Что касается нашего с ней довольно позднего брака, учитывая возраст нашего сына… - Здесь пастор изобразил несколько удрученный вид. – Должен вам признаться, что виной этому осужденный уже давным-давно доктором Лютером нелепый католический обет безбрачия – целибат. Кстати, и сам доктор Лютер женился весьма и весьма поздно.