Проклятие рода
Шрифт:
– Ты знаешь Уллу и семейство Нильссонов? – Удивился Иоганн.
– Свен Нильссон был моим дядей, и мы с матерью умыслили расправиться с его вдовой, чтобы завладеть богатством умершего. – Грустно покачала головой Агнес.
Сейчас выговорившись, наверно впервые в жизни, она почувствовала невероятную легкость. Все цепи, камни, вериги, что стягивали ее душу эти 38 лет жизни, рухнули. Ее душа голубкой выпорхнула из железной клетки и доверчиво опустилась на плечо Иоганна.
– Я хочу сделать тебе несколько предложений! – Торжественность голоса Веттермана немного разбавлялась радостной, чуть лукавой улыбкой.
– Primum , как пастор церкви Святого Петра, хочу отпустить тебе все твои грехи. Для этого мы сходим в субботу в храм, и я совершу необходимое таинство очищения твоей души. Secundum , и это главное, я хочу объявить всем, что по воле Господа и своей собственной, обручаюсь с девицей, (он произнес это слово с особой интонацией), Агнес Нильссон с ее полного согласия. Tertium , я напишу в Стокгольм магистру Олаусу Петри о срочной необходимости увидеться с ним по неотложному делу. Причины найдутся! – Мелькнула мысль о том, что он может рассказать советнику о встрече с Макарием, хотя новгородский владыка не советовал этого, считая, что Веттерману не поверят. Но, в конце концов, это дело Петри – верить или нет. Совесть Веттермана будет чиста в любом случае. Макарий не запрещал ему, и речь в разговоре шла о пожелании мира между их государствами. Он продолжил рассуждения. – Это позволит нам вместе отправиться в Швецию и навестить Андерса. – Как произойдет эта встреча, и что можно от нее ожидать, Иоганн еще не представлял, но всем сердцем искренне верил в силу Божьего Провидения и того, что Господь и дальше не оставит их семью. – И в заключение, я всерьез хочу заняться твоим лечением.
Веттерман ожидал увидеть ее лицо, чуть смуглое от первого весеннего загара, слегка покрасневшим, но Агнес, напротив, стала бледнеть. Встревожено, он спросил ее:
– Я что-то не так сказал, любимая?
– Все правильно… - тихо молвила Агнес, опустив глаза и нервно теребя прядь волос, накручивая на палец и распуская ее обратно.
– Дай мне руку! – Он протянул свою, заставил отпустить волосы. – И посмотри мне в глаза. – Его голос звучал почти умоляюще.
– Я со всем согласна… - Огоньки мерцали в ее глазах, но как-то обреченно печально.
– … кроме одного: я не могу принять твое предложение и выйти за тебя замуж…
Иоганн порывисто хотел было что-то сказать, но она укоризненно качнула головой – не перебивай, и он осекся.
– Этому есть несколько причин. Я – падшая женщина, погрязшая в грехах, которые не могут быть отпущены мне лишь одной исповедью. Величайшим милосердием Спасителя и заступничеством Святой Девы Марии мне дарована жизнь во искупление этих грехов. Я уже дважды нарушила брачный обет. Не была верна ни тебе, ни другому мужу. То кольцо, что ты мне одел тогда на руку в Арбю, я тщательно прятала от матери, но наш дом сгорел, а вместе с ним испарилось и кольцо. Нельзя столько раз искушать судьбу. Я недостойна тебя, ни как чистого и честного человека, ни тем более, вновь, как священника. Я просто хочу быть покорной судьбе и следовать теми путями, которыми меня ведет отныне Господь. – Она вновь отвела глаза в сторону.
– Бред! Она считает, что Господь позволяет ей лечь со мной в одну постель, но запрещает идти под венец! – Чуть было не сорвалось с языка, но Иоганн удержал себя, осознав, что произнеси он эту фразу и все будет потеряно. Ее прошлое давит на нее и ей никак не избавиться от ощущения пропасти между ними, которую пастор пытался преодолеть, засыпать еще там, в Арбю. Пока она сама не осознает, пока она сама не побоится перейти ее по тому, пусть жидкому, хлипкому, состоящему из тонких дощечек мостику, что удалось и ему и ей, и волей Всевышнего, перекинуть через бездну, все будет бесполезно. Но он должен дать ей понять, что она не сорвется, что он ее держит за руку и не позволит упасть. За обе руки! Так и надо сделать! Иоганн взял в свои руки тонкие кисти Агнес, заглянул ей в глаза:
– Теперь, моя девочка, послушай меня, знакомого, как ты понимаешь с законами логики и умеющего правильно воспринимать и трактовать волю Творца. (Как я сейчас самонадеян! – мелькнула мысль). Ты сказала, что хочешь быть покорной судьбе, то есть, воле Господа? – Они кивнула. – Но не Он ли привел тебя снова ко мне? Он нас соединил много лет назад, и эта связь более чем ощутима, она осязаема, она воплощена в нашем сыне. Один раз ты ее уже разорвала, поддавшись искушению дьявола. Что из этого вышло – ты знаешь лучше меня, испив чашу вина Его ярости. Может, действительно, не стоит более испытывать судьбу и терпение Господа, который дает еще один шанс все исправить и восстановить. Нельзя иначе отнестись к Его явной воле, оправдывая отказ какими-то прошлыми грехами! Это будет лишь новым грехом перед Ним. Я прошу тебя стать теперь, именно теперь, моей настоящей венчанной женой, пусть даже это будет и во второй раз для меня или даже в третий для тебя, хотя я так не считаю, ибо первый брак был искренним, но незаконным с точки зрения существовавшего тогда церковного права, второй брак был тоже недействительным, потому что он заключался не на небесах, а на земле, в нем не было любви, не было искренности, один лишь голый расчет, что с твоей стороны, что со стороны того, кто принял тебя в жены, а это все было искушением от лукавого. Я прошу тебя избавиться от прошлого, оно уже свершилось и не должно повториться. Как нет больше и искушений, и придумывать их – грех! Я прошу тебя… и от себя, и… от имени нашего сына. (Господи, почему я так самонадеян? Мало того, я осмеливаюсь лгать от лица Андерса, который почти слово в слово сказал тоже самое, что и Агнес, при этом отрекшись от матери. Я выдаю желаемое за действительное? А если Андерс…? Прости мой грех, Господи, но мне кажется, что сейчас я исполняю Твою волю, что сын уже простил свою мать и поддержит меня, превратив сиюминутную мою ложь в правду.)
– Ты… действительно… об этом просишь? – Прошептала она, и в ее голосе прозвучала ободряющая его нотка надежды.
– Да! Прошу! – Иоганн произнес это, как можно тверже и убедительнее.
– Я должна справиться… - Она не сказала «со страхом», хотя ей стало именно страшно, она вдруг вспомнила их тайное венчание, улыбку Богородицы, и после, во время кражи, осуждающие взгляды святых – на Деву Марию она боялась смотреть в тот момент.
– … я должна справиться с собой, со своими чувствами.
– Ты… любишь меня, Агнес?
– Да! Очень! – Ее губы немного дрожали, но это было согласие.
Иоганн думал о том, как все объяснить управляющему Немецким двором Гундерману - главному представителю Ганзы в Новгороде, обладавшему высшей властью среди поселенцев, конечно, в строгом соответствии с Скрой.
Выход был найден довольно быстро. Совсем чуть-чуть приукрашенная история: мы были молоды, любили, не успели и не могли обвенчаться, (я же был монахом, как и доктор Лютер), судьба или воля Господа, (конечно, второе!), нас разделила, родился сын, с матерью случилось несчастие, она была при смерти, более того, ее объявили даже умершей, но наша благочестивая церковь, (в лице того доброго доминиканца, отца Мартина, о котором упоминать не следует), спасла ребенка, вы знаете моего умницу Андерса, по личному распоряжению архиепископа Швеции Лаврентиуса Петри, (побольше звучных имен!), он ныне учится в университете Упсалы, а Божье Милосердие спасло мое невесту и Его же Провидение направило ко мне сюда. Ах, да, забыл одну единственную деталь, она племянница старого Стена Нильссона, вы его, конечно, помните. Воистину, пути Господни неисповедимы…
Они поженились в день рождения Иоанна Крестителя. Как же вдохновенно читал Иоганн утреннюю проповедь, предшествующую бракосочетанию. В ее основу он намеренно положил семнадцатый стих 144 псалма: «Праведен Господь во всех путях Своих и благ во всех делах Своих», и слезы у многих блестели на глазах. Не смогла удержаться и Агнес, они тихо плакала, когда слышала голос Иоганна:
– Мы верим, что все творения, будь они на небе или на земле, сохраняются и управляются провидением премудрого, вечного и всемогущего Бога.
Свадьба была очень скромной, так настояла Агнес, хотя присутствовали на ней все обитатели Немецкого двора, за исключением, пожалуй, стражников. Большинство гостей восхищались не столько невестой и женихом, сколь их необычной судьбой и Божьим Провидением. Звучали хвалебные речи в честь пастора и его сына, мельком упоминалась в них и Агнес, сидевшая молча весь вечер, лишь легкий румянец на щеках выдавал ее волнение, и трудно было сказать, чего в нем было больше – собственного смущения или гордости за мужа и сына.
Иоганн написал письмо магистру Петри в Стокгольм и в ожидании ответа можно было срочно заняться лечением Агнес.
Местный лекарь, полуитальянец-полувенгр, осмотрев жену, вышел к Веттерману, ожидавшему результатов в аптеке, и печально покачал головой:
– Увы, достопочтимый пастор. Моя медицина здесь бессильна. Тот, кто лечил вашу жену до меня, сделал все, что от него зависело. Но могу дать один совет, хотя и не знаю, как к нему вы отнесетесь, учитывая ваш сан.
– Вы хотите предложить мне обратиться к услугам дьявола, раз перед вами священник? – Невесело усмехнулся Иоганн.