Прощай, крысуля!
Шрифт:
— Пошли, угощу кока-колой, — сказал Луи.
Все-таки замечательный он парень, этот Луи. Никогда не унывает.
— Ах, Тони, неужели ты не можешь писать поаккуратней?
Тони посмотрел на нацарапанные слова: «Уважаемый сэр, я хотел бы обратиться…» Казалось, подвыпивший жучок, намочив ножки в чернилах, прополз по бумаге. Тони улыбнулся.
— Что же, придется мне сделать это самой, — сказала мать.
«Уважаемый сэр, — начала она, — мой сын хотел бы обратиться к Вам…»
— Пожалуй, Луи, их надо подрезать, — сказал Майк.
— Чего?
— Волосы. Постричься надо. Уж больно торчат. Наверное, пугают начальство.
— Ты что? Срезать прическу «афро»?
— Точно.
— Теперь, когда я отрастил ее до десяти с половиной дюймов?
— Отпустишь опять, когда устроимся.
— Да как же я буду без этой красоты?
— Красота-то красота, но у тебя волосы торчат прямо как кусты. Ты же знаешь начальство. Оно хочет, чтобы все выглядели одинаково.
Глава 7
На город обрушилось лето. Раскаленный асфальт прожигал подошвы. Младшие братья и сестры Майка ходили в одних трусах. Мать Луи настежь распахивала окна, вместо прохлады заполняя комнату запахом выхлопных газов. Тони выставил на подоконник тазик с водой, чтобы в нем могли плескаться воробьи.
Школа походила на парилку. Все обливались потом и тяжело вздыхали. Умники целыми днями сидели в актовом зале: здесь сдавали экзамены на ОУ и ПУ. Майк видел, как всё пишут и пишут те, кто станут учителями, врачами, адвокатами, управляющими. Сейчас они проходили через ад, чтобы потом преуспевать, ловить удачу. Завидовал ли он им? Конечно. Но потеть на экзаменах — нет уж. Конечно, без одного невозможно рассчитывать на другое. Впрочем, у него все равно не было выбора. Хоть убей, он не смог бы сдать эти проклятые экзамены.
— Вечером сходим в город, Майк? — спросил Луи.
— Пожалуй.
— Джин придет?
— Конечно.
Они разговаривали, дожидаясь своих девушек около кинотеатра «Классик».
— Сколько у тебя денег, Майк?
— Шестьдесят пенсов. А у тебя?
— Десять пенсов.
Всего получалось семьдесят пенсов, или семнадцать с половиной на каждого из четверых.
— Майк, как думаешь, Мейбл бросит меня из-за того, что я постригся?
Появились Мейбл и Джин. Они нетвердо ступали по тротуару в туфлях на высоченной платформе. Мейбл была в коротенькой полосатой юбке с оборками, в кофточке и клетчатом жакете. Джин — в розовой юбке и фиолетовой блузке с широченными рукавами.
— Не бросит, не бросит, — успокоил Майк.
Мейбл закричала:
— Луи, ты подстригся? Прямо лысый какой-то! Не буду я встречаться с лысиком.
— Да это последний писк, — сказал Луи. — Разве ты не видела по телеку? Называется «стиль Будда».
— Но ты же не буддист, — возразила она, — ведь так?
— Я людоед! — заявил Луи и исполнил пляску вокруг фонарного столба.
Прохожие оглядывались, улыбались, Мейбл рассмеялась.
— Пожалуй, тебе идет, — сказала она.
— Ну, что я тебе сказал, Луи, — заметил Майк.
Все было в порядке. Пожертвовав прической, Луи не потерял свою девушку. Значит, игра стоила свеч — если, конечно, удастся получить работу. Если…
— Ну, что будем делать? — спросил Майк.
В «Классике» давали фильм «Малолетние девственницы», но билет стоил 50 пенсов.
— Пошли по Хилл-стрит, — сказал Луи. Обычно именно ему приходили в голову разные идеи. — Дойдем до заведения, где играют в лото, ладно?
Они двинулись по улице. Луи с Мейбл, за ними Майк с Джин. Девушки покачивались на платформах. Мальчики небрежно шли в сине-белых кроссовках. Они очень гордились своими девушками, считали их красавицами. Луи взял Мейбл за руку. Майк взял за руку Джин.
Ребята попытались сообразить, как провести целый вечер, имея в кармане по семнадцать с половиной пенсов на каждого.
Многие магазины на Хилл-стрит были зашторены металлическими щитовыми ставнями. Рядом с игорным заведением у входа в магазин электрооборудования, хозяин которого разорился, сидело какое-то странное существо. Он — а может быть, она? — несмотря на жару закутался в несколько пальто. Вокруг валялись набитые чем-то полиэтиленовые мешки. Из-под пальто торчали голые ноги. На голове — старый кожаный шлем. Руки настолько черны, что Луи сперва подумал: он — свой. Но потом разглядел вокруг губ розовый кружок. Черное — это была грязь.
— Тьфу, — сказала Джин.
— Небось весь во вшах, — сказала Мейбл.
— Вся, — поправил ее Луи.
— Ни одна женщина не допустит себя до такого, — сказала Джин.
— Отвратительная старуха, — сказала Мейбл.
— Не такая уж она старая, — сказал Майк.
— Тогда она чокнутая, — сказала Джин.
— Ей просто все надоело, — заключил Луи.
Старуха не обращала на них никакого внимания. Она ела кусочек торта с розовым кремом.
— Это несправедливо, — сказала Мейбл. — Не имеет она права есть торт, раз живет на пособие.
— Это ее деньги, — сказал Майк.
— Ничего подобного, — сказала Джин. — Мы платим налоги, чтобы такие вот получали пособие.
— Это деньги отдела соцобеспечения, — уточнила Джин.
— А что позорного в том, чтобы пользоваться соцобеспечением? — сказал Луи.
Его матери иногда приходилось обращаться за дополнительным вспомоществованием, потому что отец тратил почти все пособие на выпивку.
— Конечно, не позор, — сказал Майк.
Он всегда поддерживал друга. Но в глубине души Майк считал, что все должны зарабатывать на жизнь трудом, а не существовать на пособие.
— Она общественный паразит, — сказала Джин.
— Она паразитирует на здоровом теле общества, — поддержала ее Мейбл.
Старуха слизнула вишенку, венчавшую кусок торта. На подбородке у нее выросла борода из крема.
— До чего отвратительна, — сказала Джин.
— Ее следовало бы запрятать куда подальше, — откликнулась Мейбл.
Луи взорвало. Это было выше его сил — видеть, как девушки глумятся над несчастным существом.
— Да с чего это вы такие злые! — закричал он. — Хотел бы я посмотреть, как вы уплетали бы торт, если бы спать вам приходилось в подъездах!