Прощай, любимый Дрезден-Сити!
Шрифт:
Через полчаса из магазина на проспекте Ленина вернулся Вадик с сумкой, груженной продуктами. Увидев меня, он сказал:
– Здоров, дружище! Как ты тут?
– Да вот! Сижу и охреневаю от того, что сотворили с нашим двором.
– Так уже давно тут так. С тех пор, как этот лось Груздев, что теперь в бывшей хате твоей бабушки живёт, решил тут гхараж построить, всё пошло под откос.
– И неужели никто не вписался за наш двор? Даже турник и тот убрали?
– Да вмешивались, пытались, а толку? Да и на кой теперь эта детская площадка уже нужна, сам подумай Саш! Мы все давно выросли, а новых детей тут никто не завёл - старые соседи только недавно поумирали, а новые
– Остаётся только надеяться, что когда они заведут детей, всё станет по- старому.
На это Вадик ничего не ответил, и мы направились домой. Да и мне не хотелось уже разводить пустопорожнюю философию на тему `Как нам обустроить родную Горплощадку'.
Затем я отнёс винца Алисе Максимовне - единственной нашей старой соседке, которой удалось пережить стариков нашего двора и дожить до наших дней. Её квартира никогда не менялась за всю её жизнь. Все атрибуты советской квартиры, включая радиоточку, из которой вместо Маяка вещало на украинском сонное УР-1, типичные для той эры мебель, книжный шкаф и даже обои и занавески, не говоря уже о входной двери - всё это делало квартиру Алисы Максимовны последним бастионом Советского Союза, окружённого железными дверями новых хозяев, принадлежавших уже к другой эпохе и заменивших нас и бывших соседей и не желающего сдавать своих позиций. Алиса Максимовна по-украински расспрашивала меня о моих делах, делах родителей, нашей бабушки и рассказывала о себе, а я по-русски отвечал ей на все её вопросы и расспрашивал о ней, о судьбе наших бывших соседей, и так далее, и так далее, и так далее. В конце концов, мы с ней обнялись, она передала моим родным привет, и я вернулся в дом к Вадику.
И там за телевизором, пока Вадик сидел за компьютером, я составил в уме план того, чем я займусь в Дрезден-Сити, за то время пока нахожусь. А именно:
1) Встречусь со всеми остальными друзьями детства, которые ещё остались во дворе.
2) Съезжу к прабабке на могилу.
3) Позагораю и накуплю лекарств для бабули.
4) Встречусь с одноклассниками.
5) Попробую заново построить отношения с Наташей Абросимовой - моей бывшей одноклассницей, с которой как мне кажется, у меня вполне бы случилась любовь, если б не переезд в Питер.
6) И конечно я наделаю много, много, много фоток для контакта.
Однако всё это потом, постепенно...
А, завтра мы выезжаем с Вадиком и Гришей Кацапенко на Котлован.
Котлован.
Как у села Романково материализовался Котлован, вернее целых два Котлована, наполненных чистейшей озёрной водой, история скромно умалчивает. Возможно когда-то приехали экскаваторы, вырыли пару больших ям в Поисках-Чего-то-Ценного, но то ли не нашли, то ли нашли то, что искали и выкопали то, что искали до самого конца. И в итоге покинули Котлован, который с тех пор заполнился дождевой водой, а вскоре заполнился и отдыхающтими.
Сначала их было не особо много, и все они были с Левого Берега. Но настоящее раздолье началось, когда в лихие 90-е каким-то чудом удалось достроить Новый Мост через Днепр и горожане массово устремились на Котлован, постепенно забив на всё более зарастающий водорослями и загрязнённый Днепр. Работяги, студенты, школьники, богатые, бедные, дети, родители - все они если не уезжали куда-то в отпуск, то непременно грели свои тела на Котловане. И, разумеется, не забывали о водных процедурах там же и оставляли на Котловане груды мусора.
И вот в сторону Котлована устремилась с пляжными принадлежностями в кульках и наша великолепная четвёрка в лице меня, Вадика, Гриши Кацапенко и его невесты по имени Алёна. Гриша Кацапенко за время моего отсутствия в Дрезден-Сити успел отслужить в десантуре, которую на Украине чей-то надмозг официально переименовал в аеро-мобльн вйська (видимо, чтоб патриотичней звучало), повкалывать на стройках в Москве, но в итоге всё равно вернуться в Дрезден-Сити по причине кризиса 2008 года. На радость светловолосой и стройной Алёнке, которую я видел ещё в последний свой приезд, и которая тогда уже была влюблена в Гришу. Гриша, теперь работающий кровельщиком, практически не поменялся - как был в хорошем смысле альфа-самцом, так и остался, в былые годы вообще бил морды всем, кто про него на стенке плохо писал, но теперь его злость превратилась в просто обострённое чувство справедливости. Как оно проявляется, я вам на этих страницах поведаю позже.
А пока вот сейчас мы идём по улице Долматова, всё больше и больше дряхлеющей и покрывающейся трещинами на домах, ямами на асфальте и где точно так же стремительно исчезают погреба, и заводим разговор о выборах в Верховную Раду.
– Гхриш, ты за кого гхолосовать пойдёшь?
– спрашивает Вадик
– Не знаю, Вадик!
– отвечает Гриша - там в Раде одни п***расы, но прогхолосовать всё равно хочу.
– Я вообще, сколько себя помню никогда и ни за кого не голосовал - вставляю свои 5 копеек я - не верю политиканам и всё тут.
Все уставились на меня с нескрываемым недоумением.
– А как же будущее страны? Как же твой гхолос? Его ж за тебя посчитают!
– вразумляет меня Вадик.
– У нас в России - говорю я - точно так же людей любят разводить насчёт `за тебя всё порешают'. Один мой приятель тоже решил решить судьбу страны, проголосовав за СправоРоссов, только потому, что хотелось таким образом выразить протест против Путина. А потом офигел, когда увидел среди них Мизуллину, которая везде стала со своими запретами пиариться. Да и я ведь политологию кончал явно не для того, чтоб быть электоратом - слишком хорошо знаю все эти технологии накрутки голосов, равно как и то, что мой голос не имеет никакого значения. Я что пришёл на выборы, что не пришёл - во власть всё равно пролезут м***ки, которые всегда будут обманывать и кидать, вне зависимости от того проголосовал я или нет. Да и когда не голосуешь - ни в ком не разочаровываешься.
– Зря ты так, Саня - вздохнул Вадик, глянув на меня с сожалением, словно на так и не выросшего ребёнка - а я вот пойду гхолосовать, но за тех, кого никто не знает и кто не замарался ещё ни в чём. Потому шо все, кто в Раде сидят - они все замаранные.
Переубеждать я его не стал, да и вообще в последнее время я стал остерегаться ввязываться в споры по поводу политики. Я - человек горячийи упёртый - и если я во что-то сильно верю, я своей верой в итоге всех задалбливаю так, что рискую потерять друзей. Потому свои взгляды я не стал навязывать ни Грише, ни Вадику, ни тем паче Алёне, которая в наших беседах не принимала активного участия.
Вскоре мы вышли на проспект Ленина, чуть чуть поднялись по нему наверх и стали голосовать. Маршрутки, как назло не ловились - одни легковушки да грузовики на средней передаче катились себе вниз и медленно, словно опасаясь резких движений, по рельсам спускались трамваи.
– Ну, гхде же они?
– занервничал Гриша.
– Всё щас будет, Гхриш!
– успокоила его Алёна и нежно обняла Гришу.
Наконец через полчаса показался белый микроавтобус Богдан, который мигнул в нашу сторону жёлтой фарой поворотника и остановился перед нами. Глянув на номер и убедившись, что это наша маршрутка, мы заскочили туда, захлопнули дверь и, рассевшись по своим местам, тронулись в путь. Я хотел было заплатить за проезд, но вмешались Вадик и Гриша: