Прощайте, сожаления!
Шрифт:
– А чего Яне нужно было?
– Всего лишь забрать свою трудовую книжку из ЗАО "Кредо". Анжела после смерти отца ликвидирует эту компанию. Представляете: сидит себе Анжела в отцовском кабинете со стопкой трудовых книжек с уже готовыми записями об увольнении в связи с ликвидацией предприятия, которые ей принесли на подпись, а тут входит Яна. Анжела её спрашивает этак спроста: "Куда вы думаете устроиться?" И Яна так же просто отвечает в том смысле, что её ребёнок от Чермных и что теперь она займётся установлением отцовства и получением наследства. Анжела тогда закричала, что Яна и сама не знает, от кого нагуляла ребёнка и что отцовского наследства ей не видать. В приёмной стояли люди, ожидая своих трудовых, которые слышали это...
Александра хорошо помнила Яну, свою предшественницу в приёмной Чермных, его бывшую секретаршу и любовницу. Недавно по городу разнёсся слух, что эта незамужняя
На то время, пока еще не стали известны результаты генетической экспертизы, новорождённая Ксения превратилась в потенциальную наследницу Чермных. Это обстоятельство снова попытался использовать адвокат Анжелы Чалусов и на сей раз выиграл. Его жалоба в коллегию по гражданским делам областного суда на определение Центрального районного суда Ордатова от 14 июля о новом наложении ареста на "Плазу" была удовлетворена. Арест отменили на том основании, что до рассмотрения в Октябрьском районном суде Ордатова иска Яны Дорошкевич об отцовстве Чермных "никем из наследников не могут быть получены свидетельства о праве на наследство и, как следствие, никто не может распорядиться спорным имуществом, а потому оснований для сохранения обеспечительных мер в виде ареста имущества не имеется". Впрочем, этот маленький успех принёс только моральное удовлетворение Чалусову, не оказав влияния на дальнейший ход процесса.
27
Каморин работал в районной газете уже третий месяц и успел обойти и объехать Оржицкий район вдоль и поперёк. И всё-таки частенько он ловил себя на мысли о том, что есть некая таинственная, сокровенная для него суть происходящего на этой территории размером почти с герцогство Люксембург, что нечто важное ускользает от его внимания и понимания. Хотя в Оржицах проживало лишь около тридцати тысяч человек, а во всём районе - менее семидесяти тысяч, в администрации района и вокруг неё, как при каком-нибудь мадридском дворе, плелись изощрённые интриги. Которые с приближением выборов главы района, назначенных на 18 сентября, единый день голосования, выплеснулись в публичные скандалы.
Рационально, исходя из своих привычных представлений, Каморин затруднялся объяснить остроту вспыхнувших в районе конфликтов. Почему, например, директор местной адвокатской конторы Костерин, коротконогий толстяк, похожий на злого борова, мог в собственной газетке "Оржицкий вестник", которую бесплатно бросали во все почтовые ящики района, безнаказанно обзывать председателя районной Думы Елизавету Анчишину "сладострастной" и "блудливой"? А между тем Елизавета Ивановна была почтенной пятидесятилетней дамой, главным врачом районной больницы. И на каком основании этот косноязычный увалень Костерин с дипломом юриста, полученным в заочном вузе, возомнил себя себя достойным стать главой района и выдвинул свою кандидатуру на предстоящие выборы? И почему к нему, в его пасквильную газетку, ушли из "Оржицкой нови" сразу три девушки-корреспондентки, терпеливо выпестованные главным редактором "районки" Михаилом Застровцевым? И не просто ушли, а на страницах "Оржицкого вестника" развернули кампанию нещадного поношения своего воспитателя и заодно всей районной власти? И почему вслед за тремя девицами "Оржицкую новь" покинули и две зрелые дамы, Татьяна Гузеева и Алла Фефилова? Только эти многоопытные подруги ушли не к Костерину, а расчётливее: Гузеева - в городское рекламное издание "Всё для всех", а Фефилова - на районное радио.
Так что Застровцев накануне прихода в редакцию Каморина остался лишь с двумя пишущими сотрудниками, пенсионерками Зоей Барахвостовой и Татьяной Сологубовой, и должен был чувствовать себя не просто покинутым, а зачумлённым, обречённым на поношение и поражение, от которого осторожные земляки шарахались, чтобы не подвергнуться разгрому вместе с ним!
Внимательно читая "Оржицкий вестник", Каморин не мог уяснить, чем же вызвано такое ожесточение против действующей районной власти во главе с Петром Сахненко, который достиг уже предельного возраста пребывания на муниципальной службе и потому не участвовал в предстоящих выборах. В "самопальной" газетке
В итоге Каморин пришёл к выводу о том, что могло быть только одно серьёзное обвинение против Сахненко и его команды - упадок экономики района. И то лишь при условии, что глава муниципальной власти был в состоянии как-то изменить ситуацию к лучшему. Но что он мог сделать, находясь внутри хронически депрессивного региона - Ордатовской области?
Обо всём этом Каморин думал, отправляясь на своё очередное задание - освещение выставки народных промыслов, посвящённой восьмидесятилетию района. Хотя накануне выборов, в самый разгар предвыборного раздрая, этот юбилей был совсем некстати, всё-таки круглую дату в Оржицах сочли необходимым отметить. Но взялись за это с большой неохотой, не чувствуя непосредственной связи с первоначальным Оржицким районом, организованным незадолго до войны в границах, сильно отличавшихся от нынешних, и упразднённым в 1955 году. В своём же нынешнем виде район был учреждён только в 1977 году, когда в областном центре решили развивать на пригородных территориях системы орошения для производства овощной продукции и обеспечения ею горожан.
Для "Оржицкой нови" юбилей района имел имел особое значение, поскольку с учреждение района повлекло за собой создание "районки". Первый номер "Оржицкого хлебороба", сохранившийся в единственном экземпляре только в отделе газет Российской государственной библиотеки, бывшей "Ленинки", вышел спустя неделю после превращения Оржиц в районный центр. Так что готовилось и редакционное торжество.
Выставка была организована в самом крупном здешнем сооружении - районном Дворце культуры. Всех гостей Оржиц впечатляла его вознесённая на вершину холма громоздкая железобетонная коробка с высоким козырьком над стеклянным холлом. Каморин не раз думал о том, что же это напоминает, и только теперь понял: раскрытый рояль! Несомненно, именно таков был замысел архитектора, призванный подчеркнуть "культурное" назначение объекта. На фасаде красовался транспарант: "Оржицкому району 80 лет". В огромном фойе группа собравшихся выглядела жалкой кучкой. Каморин догадался, что все эти люди прибыли для участия в выставке, а заодно в торжественном собрании и концерте по разнарядке. Иначе и быть не могло: утром июньского буднего дня вольная публика гарантированно отсутствовала. "Праздник для начальства" - так определил происходящее Каморин, уловив такую знакомую, характерную для подобных мероприятий атмосферу казёнщины и скуки.
Впрочем, на выставке нашлось и кое-что занятное: тканые картины с наивными сценками сельского быта, глиняные игрушки на манер дымковских, неизвестно зачем доставленные из районного музея чугунные пушечные ядра, целиком запеченный поросенок с коричневым хвостиком колечком, копчёная щука и даже огромная бутыль с мутным самогоном. Каморин втайне вздохнул, глядя на это съестное, предназначенное, конечно, для начальственного застолья: запретный плод всегда сладок.
Обойдя всю выставку, Каморин увидел в самом конце её несколько кресел из ивовой лозы. В одном из них понуро сидел немолодой мужчина с характерным крестьянским, похожим на бурый пыльный налёт, загаром рук, шеи и особенно лица. Каморин подошел ближе, потому что крестьянин показался знакомым. Тот поднял голову, всмотрелся в подошедшего и сказал, грустно улыбнувшись:
– А, товарищ корреспондент! Читал вашу статью. Понравилась. Хорошо написано, волнительно. Особенно эти слова запомнились: "Для нашего общего блага обязательно нужно, чтобы фермер, хозяин всегда прочно стоял на своей земле".
– Шабинов!
– воскликнул Каморин, узнав наконец собеседника
– Он самый. Вот, представляю здесь изделия народного промысла.
– Вы, значит, ещё и лозой занимаетесь?
– Нет, это был у нас на хуторе старичок-умелец по фамилии Голигузов, который уже года три, как помер. А его поделки всё ещё заказывают на разные районные мероприятия, чтобы показать расцвет народных промыслов. Ну мы и возим, кого сельская администрация пошлёт. Мне сказали: "Ты же ячмень свой посеял, забот по хозяйству у тебя не шибко много, так отвези".