Пуля в голове
Шрифт:
Медичи крепче сжал пальцы, накрыл её ладонь второй рукой. Теперь они сидели, пожалуй, даже слишком близко, но Диана не боялась. Не разумом менталиста, но обыкновенным женским чутьем она понимала: Медичи не причинит ей вреда. И не сочтёт нечаянную близость приглашением.
— Молодые парни, которые звали на свидания, казались мне детьми, — тихо продолжила Диана. — Они не видели того, что видела я. Они не пережили ада, а потому не могли стать мне ни равными партнёрами, ни, на тот момент, интересными собеседниками. Я не понимала их безопасный мир, они не видели мой. Доктор Вольф
Рука непроизвольно вздрогнула, но Медичи не выпустил. Только погладил тыльную сторону ладони большим пальцем, не то успокаивая, не то поддерживая.
— Война в Хуаресе случилась очень вовремя, — переждав болезненный спазм в горле, продолжила Диана, — а побег в пустыню стал желанным избавлением. Что я видела потом, Джанфранко? Снова пустые переживания случайных подруг, вроде Киры, и тот ужас, что показывала мне Амели, ища избавления от боли…
— Бывает иначе, Диана.
— Но я этого не видела, — беспомощно проронила она, поднимая глаза. — Я ничего не знаю, кроме постоянного бегства.
На мгновение показалось, что Медичи снова её поцелует. Синие глаза потемнели совсем как тогда, в танце, но итальянец сдержался. Перед глазами пронеслись чужие образы, которые Джанфранко попросту не удержал в голове, и Диана вспыхнула, увидев среди чужих воспоминаний себя. В соблазнительном бордовом платье, доверчиво вкладывающую свою ладонь в его…
— Я не домашний мальчик, Диана, — негромко проронил Медичи. — Мне не нужно объяснять, что вы видели. Я всё это прошёл сам.
— Я знаю, — быстро кивнула Диана, высвободив ладонь. Растёрла плечи прямо через пальто. — Я чувствую в вас равного, Джанфранко. Я только… очень боюсь ошибиться. Вы не сеньор Флорес, но вы тоже… лили кровь. Я это просто… знаю.
Автомобиль дёрнулся, остановившись на светофоре. За окном притаились безрадостные пейзажи Бруклина, который в столь позднее время уже засыпал.
Вечный шум Манхэттена остался позади; они въезжали в спальные кварталы добропорядочных иммигрантов. Ещё каких-нибудь полчаса — и они окажутся на месте. И магия невысказанных ответов закончится…
— Я надеюсь, что изменился.
Диана подняла голову, разглядывая итальянца. Плотно поджатые губы, взгляд вглубь себя…
— Хотя после сегодняшнего я, пожалуй, уже не уверен.
— Расскажите, — попросила Диана, вглядываясь в лицо Медичи. — Кто вы, Джанфранко?
Итальянец молчал с минуту, прежде чем заговорить. Луис за рулём по-прежнему почти не дышал и старательно не оборачивался. Даже, кажется, в зеркало заднего вида не смотрел, чтобы не нарваться на взгляд босса.
— От менталистки вашего уровня я ничего не скрою, верно? — наконец тяжело проронил Джанфранко.
— Меня не интересует всё, — мягко заверила Диана. — Я не заглядываю туда, куда не приглашают. Я хочу
Итальянец усмехнулся, тяжело и безрадостно.
— Что вы хотите знать, Диана?
— Начните с хорошего, — предложила она. — Когда вы решили, что пора меняться?
Медичи честно задумался и снова усмехнулся.
— У меня есть младший кузен. Рафаэль Ламорте. С врагами общается исключительно языком силы. А врагов у кузена больше, чем друзей. Бессмысленная резня, реки крови, горы мертвецов — это про него. Ваш… в смысле, детектив Ллойд с ним немного знаком и подтвердит, что я не приукрашиваю. Те, кто плохо нас знает, утверждают, будто мы с кузеном абсолютно не похожи. Я — человек рассудительный, а Рафаэль… скажем так, вместо него рассуждают пули. Но люди ошибаются. Мы одинаковы.
Диана не проронила ни слова, позволяя Джанфранко досказать. Что бы ни говорил итальянец, она по-прежнему не видела в нём монстра, подобного сеньору Флоресу. Или же её несознательно тянуло к подобным мужчинам? Как там доктор Вольф говорил, про травмы?..
— Та же порода, разный окрас, — задумчиво продолжал тем временем Медичи. — Единственная моя гордость в том, что я не получал удовольствия от смерти. Это неприятная, грязная, но часто необходимая работа — так я тогда рассуждал. Никто не назначал меня палачом — я стал им сам. Мне некого винить. Это был мой путь к власти. И это не та дорога, которую мне хотелось бы разделить с вами, Диана.
— Я не спрошу, если вы не захотите, — негромко заверила она. — Важно не то, кем вы были. Важно то, кто вы сейчас. И насколько искренне стремитесь к новой жизни.
Джанфранко помолчал.
— Я держу зверя на поводке, — наконец отозвался итальянец. — Просто держу. Вот и вся моя заслуга, Диана.
— Но зачем-то вы это делаете? — почти потребовала Диана, подавшись вперёд. — Вы ведь изменились, вы сами говорили!
Внезапно стало неудобно, так, что Диана даже вспыхнула. Медичи признавал собственные ошибки и не отрекался от грехов — она сама искала ему оправдания. Зачем? Потому что отчаянно не желала плохо о нём думать?..
— Ничем не могу и здесь похвастать, Диана. Я отказался от старых преступлений лишь потому, что стало безопаснее вести дела в открытую. И я накопил достаточно капитала и опыта, чтобы делать это с умом. Никакого христианского раскаяния. Только холодный расчет.
Выстрел. Смерть. Боль и раскаяние…
Воспоминание, тщательно похороненное на дне памяти…
— Неправда, — тихо сказала Диана. — Есть что-то, что не даёт вам спать. То, в чём вы раскаиваетесь, и то, чего больше не повторяли.
Медичи резко выпрямился, но она успела поймать его руку, положив сверху ладонь. Подглядывать в чужие образы Диана не собиралась, но физический контакт помогал лучше видеть сердце человека. Интересно, так ли детектив Ллойд понимал, когда люди лгут?..
— Вы… живой внутри, — Диана запнулась, но продолжала, тихо и уверенно, вглядываясь в лицо Джанфранко, — и в вас осталось и сострадание, и желание помогать… и всё человеческое — оно живое… тёплое… Я просто… не сразу заметила.
Медичи усмехнулся, впервые — неуверенно.