Пуля в голове
Шрифт:
— После сцены в гостиной — неудивительно. У вас очень хорошее зрение, Диана. Я ничего хорошего в себе не вижу.
Диана грустно улыбнулась.
— Хотите, я покажу, что такое — плохой человек? Чтобы вы больше не напрашивались на комплименты, Джанфранко.
Медичи помолчал, затем медленно сжал пальцы, захватив её ладонь в заложники. И так же молча кивнул.
Диана протянула другую руку, коснулась пальцами сухого, горячего виска. Прикрыла глаза, вырывая наружу самый ненавистный образ из всех, которые она похоронила в памяти.
—
…На улице жарко и безветренно. Не шевелится даже пыль, щедро прибитая кровью. Человек у столба давно мёртв: обезображенное лицо, гниющие на солнце раны, обрубленные пальцы, которые растаскивают сторожевые псы.
Она вскрикивает, отшатывается, но крепкие руки стискивают плечи, не позволяя ни отвернуться, ни убежать.
— Тебе неприятно, когда я касаюсь тебя, ниньо? — вкрадчиво раздается у самого уха. — Ты дрожишь… Мигель нравился больше? Это с ним ты переглядывалась в церкви, Дина? Ну что за непослушное дитя… Разве я непонятно сказал: ты ещё слишком мала, ниньо! И принадлежишь только мне… Видишь, что случается, когда ты огорчаешь отца?
Липкое ощущение страха, когда потная ладонь сеньора Флореса скользит по плечу. Отец никогда не бил её, не унижал — он наказывал других вместо неё. Вот только слишком часто упоминал, как похожа она становится на мать… то и дело приглаживая ладонью гладкие, как шёлк, смоляные волосы…
Потрясённые глаза напротив. Приглушённый рокот мотора. Мягкое покачивание и уютная полутьма.
— Святые небеса, Диана…
Она сморгнула последние воспоминания, мягко отстраняя пальцы от горячего виска. Медичи перехватил соскользнувшую ладонь, прижал к губам, на мгновение прикрывая глаза.
— Это не просто плохой человек. Это чудовище.
Диана выдавила улыбку сквозь слёзы, не поднимая глаз.
— Я называла его отцом. И долго верила в его доброту…
— Он ценил вас, — крепко перехватывая её ладонь, проговорил Медичи, припоминая чужие ощущения. — Стерёг, как драгоценность. И вы мирились с ним до тех пор, пока он не перестал на вас смотреть только как на дочь…
Глупо ждать милосердия от тирана. От человека, который построил власть на крови. Сейчас она это понимала. А тогда — ждала, что отец изменится. Верила, что у неё получится его спасти…
Столько лет, проведенных в ужасе и слепоте.
— Вот почему вы боитесь мужчин, Диана, — выдохнул итальянец, подаваясь вперёд. — Вы боитесь не за себя. Вы боитесь за них…
Диана ощутила только движение — а затем кольцо крепких рук, прижавших её к себе. И долгожданное облегчение, прорвавшееся беззвучными слезами. И сухие, горячие губы, коснувшиеся её волос.
— Вам не придётся бояться за меня, Диана, — шепнул итальянец, бережно придерживая её за плечи. — И я не стану держать. Чего стоит выбор, если вам его не оставляют? Я свой сделал — но не стану требовать того же от вас.
Сердце под ладонью. Лихорадочный ритм, как тогда, в гостиной. Диана подняла голову и замерла, вглядываясь в потемневшие глаза итальянца, даже в полумгле отдававшие синевой.
— И как часто вы говорили это девушкам, Джафранко? — слабо спросила она.
Итальянец не отвёл взгляда.
— Никогда.
Автомобиль подскочил на выбоине на дороге, затем заскользил на мокрой трассе. Луис, сдавленно ругнувшись, выровнял непослушный «Линкольн». А Диана обнаружила, что сидит теперь под боком у Джанфранко, прижавшись к нему всем телом, а крепкая рука по-прежнему бережно обнимает её за плечи.
— У меня были женщины, — так же спокойно признался Медичи. — Но ни одной, которой я готов был бы сделать предложение руки и сердца в первый же день знакомства.
Диана вспыхнула, но итальянец не позволил ей отвернуться, мягко коснувшись подбородка.
— Не переживайте, — негромко проронил Джанфранко. — Я знаю, что слишком рано. И что вы, вероятно, ответите сейчас отказом… Знаете, — вдруг усмехнулся итальянец, — покойная матушка велела мне искать будущую супругу там, где «положено находиться приличным девицам». В понимании матушки — это, конечно же, церковь.
Я тогда посмеялся, разумеется… Вы помните, где мы впервые встретились, Диана?
— На улице, — педантично уточнила она, слабо улыбаясь. — Перед храмом в Чайнатауне.
Медичи тихо рассмеялся.
— А я надеялся, что сентиментальная история поможет вам подумать, будто это судьба. Впрочем, мне уже почти полвека, на что я рассчитываю?
— Вам меньше, — приглядевшись, снова возразила Диана. — Снова ждёте комплиментов, Джанфранко?
Итальянец только восхищённо покачал головой, и синие глаза опасно сверкнули.
— Мне сорок пять.
— Могли не уточнять, — улыбнувшись, разрешила Диана. — Я не вижу ваш возраст, Джанфранко. Я вижу вас.
Медичи, кажется, даже дыхание затаил. Хотя ему ли волноваться? Опытный мужчина, который явно не в первый раз ведёт подобные беседы с девушками. Вот только и она больше не испытывала стеснения. Скорее, незнакомую лёгкость и пьянящее ощущение власти — здесь и сейчас — над удивительным мужчиной, который только что, кажется, позвал её замуж.
— И что же вы видите?
— Ваши глаза, — снова улыбнулась Диана, не разрывая цепи взглядов. — Очень красивые. Вы знаете, что синие глаза бывают у романтиков?
— Меня сложно в этом упрекнуть, — возразил итальянец.
— Может, просто обстоятельства складывались неподходящим образом? — великодушно предположила Диана. — Мне отчего-то кажется, что если бы вас подтолкнули в верном направлении, вы бы сейчас сидели на собственной вилле где-нибудь у берегов Лигурийской ривьеры и растили бы целую футбольную команду детишек…