Путь в Европу
Шрифт:
Словения по основным параметрам своего экономического и социального развития ближе всех (я имею в виду бывшие социалистические страны) к Западу. И вовсе не случайно вам первым среди новых членов Евросоюза было предоставлено право председательствовать в ЕС. Словения – первая (и пока единственная) из их числа страна, вошедшая в зону евро. Вы опережаете эти страны по уровню общественного благосостояния: ВВП на душу населения – я посмотрел данные МВФ за 2007 год – у вас составляет свыше 26,5 тысячи долларов, что больше, чем в Чехии, которая по данному показателю опережает Португалию…
Андрей Липский (заместитель главного редактора «Новой газеты»): А каков этот показатель в России?
Евгений Ясин:
В два раза ниже – менее 13,5 тысячи долларов. И нам хотелось бы понять причины столь успешного развития Словении. В чем вы видите эти причины? В особенностях вашей досоциалистической истории? В своеобразии югославской модели социализма, которая несколько отличалась от той, что была навязана Советским Союзом странам
Вот первые вопросы, на которые хотелось бы получить от вас ответы.
Экономическая и социальная политика
Андрей Бенедейчич (посол Словении в РФ):
Спасибо вам за приглашение. В России действительно мало что знают о Словении. Многие путают ее со Словакией. Раньше мы обижались, а теперь перестали. Нас считают балканской страной, каковой мы сами себя не считаем. Но и на это мы научились не обращать внимания. Потому что понимаем: главное – успешно развиваться, а все остальное рано или поздно приложится.
Вы говорили, что по показателю среднедушевого ВВП Словения ближе, чем другие новые члены ЕС, к Западной Европе. Но дело не только в формальных экономических показателях, означающих, что уже в следующем бюджетном периоде Евросоюза нам придется обходиться без финансовых вливаний из фондов ЕС и переходить в положение доноров. Нам удалось выстроить то, что называется социальным государством, в котором люди чувствуют себя хорошо защищенными.
Показательно, что наша страна практически не знает трудовой эмиграции. В Словению люди едут, в том числе из Западной Европы, а из Словении – нет. И «старые» члены ЕС порой предъявляют нам претензии: вы, мол, препятствуете развитию свободного общеевропейского рынка рабочей силы. Но никаких препятствий для выезда из страны в Словении не создается. А убедить людей делать то, к чему они не расположены, не так-то просто. Они знают, что в других странах ЕС можно заработать и больше, чем дома, но предпочитают все же оставаться дома. Потому что им в нем живется совсем неплохо.
А на вопрос о том, почему нам удалось добиться хороших результатов, однозначного ответа нет. Конечно, для этого были определенные исторические предпосылки. Мы довольно долго пребывали в составе Габсбургской империи, что способствовало приобщению словенцев к европейской экономической традиции – в том числе производственной и управленческой. Поэтому Словения в экономическом отношении была самым развитым регионом в социалистической Югославии. Республика, в которой проживало лишь около 8% (2 миллиона человек) населения страны, производила примерно 20% югославского ВВП и примерно треть югославского экспорта.
Словенская экономика и тогда развивалась более или менее органично и автономно от Белграда, чем существенно отличалась от экономик стран советского блока, которым отраслевая структура в значительной степени навязывалась Москвой. В Словении, правда, несколько предприятий было вовлечено в югославский ВПК, но значимой роли в нашей экономике это не играло и деформирующего воздействия на нее не оказывало.
Не могу не отметить также, что еще до обретения независимости у нас сложились устойчивые и прочные связи с деловыми кругами Запада. Существовала, в частности, большая сеть словенских банковских представительств за рубежом. Кстати, именно нашим банкирам суждено было сыграть роль своего рода полпредов Словении в начальный период ее независимости.
Так что стартовые условия для осуществления рыночных реформ у нас были более благоприятными, чем в любой другой социалистической стране. Словенские предприятия производили товары, пользующиеся спросом, причем неплохого качества. Поэтому мы могли проводить экономические реформы медленно и осторожно, ставя во главу угла принцип социальной справедливости. Ничего, что напоминало бы шоковую терапию, на начальной стадии реформ в Словении не было. Не стремились мы и к тому, чтобы как можно быстрее продать наши предприятия иностранцам. Единственное, что мы сделали почти сразу, – это либерализация внешнеэкономической сферы. Ну и, конечно, ввели национальную денежную валюту (толар), что в условиях катастрофического распада Югославии диктовалось жесткой необходимостью.Евгений Ясин: Из вашего рассказа я понял, какую роль в успехе словенской трансформации сыграли благоприятные стартовые условия. Они позволили осуществлять реформы плавно, без резких движений. Но я знаю, что и у вас эти реформы проходили отнюдь не безболезненно: были и спад производства, и всплески инфляции, и падение жизненного уровня…
Андрей Бенедейчич: Все это было, но продолжалось недолго. В 1991 году ВВП упал на 8,1%, в 1992-м – еще на 5,4%. Но потом начался подъем. Спад же в значительной степени был обусловлен распадом югославского рынка, на который до обретения независимости поступало две трети наших товаров.
Евгений Ясин: А сейчас?
Андрей Бенедейчич: Сейчас две трети словенского экспорта приходится на страны Евросоюза. Но такая переориентация потребовала определенного времени. Не удалось нам избежать и всплеска инфляции. Даже в 1992 году она составляла еще более 200%.
Евгений Ясин: Спад производства был у вас меньше, чем в других посткоммунистических странах. Даже несколько меньше, чем в Чехии и Венгрии. А вот такой большой инфляции, как в Словении,
Андрей Бенедейчич: Инфляция отражала унаследованные негативные тенденции бывшего югославского денежного пространства. Но и с этой проблемой мы справились: в 1993 году инфляция снизилась почти на порядок (22,9%), а с 1995 года она уже не превышала 10%.
Евгений Ясин: А теперь она какая?
Златко Адлешич (советник-посланник посольства Словении в РФ): В 2007 году она составила 5,6%.
Евгений Ясин: Для стран еврозоны это высокий показатель.
Андрей Бенедейчич: Да, у нас сегодня самая высокая инфляция в зоне евро. Она заметно увеличилась за последний год, что связано с ростом мировых цен на сельскохозяйственную продукцию. Для Словении, в экономике которой сельское хозяйство играет очень незначительную роль, этот рост оказался весьма чувствительным.
Евгений Ясин: Интересно все же, как вы сбивали инфляцию в первой половине 1990-х. Блокировали рост зарплаты, как, например, в Чехии?
Златко Адлешич: Проводилась очень жесткая финансовая политика, включавшая в себя и административные меры по ограничению доходов. Это воспринималось людьми болезненно, но наше правительство исходило из того, что другого способа финансовой стабилизации не существует. Было, конечно, сопротивление, в том числе и в парламенте, но правительство сумело его преодолеть. В результате к концу 1993 года мы имели такое положение вещей, когда доходы работников были на 35% ниже, чем в 1989-м. Но эти жесткие меры оздоровили экономику и создали предпосылки для ее быстрого развития, что не могло не сказаться и на динамике доходов.
Андрей Липский: Впечатляет не только решимость вашего правительства (ни в одной из посткоммунистических стран Восточной Европы она так выпукло не проявлялась), но и готовность населения согласиться на столь жесткие меры. Впечатляет, говоря иначе, то, что такая финансовая стабилизация не сопровождалась дестабилизацией политической. Чем вы это объясняете?
Златко Адлешич:
Население, разумеется, не было такой политикой довольно. Странно было бы, будь иначе: цены продолжают расти, зарплаты заморожены, безработица высокая. Это сейчас она у нас всего 4,5%, причем при отсутствии эмиграции, а в 1990-е годы она держалась на уровне 14%. Однако политической дестабилизации не наступило именно потому, что люди опасались ее еще больше, чем падения жизненного уровня.
Ведь рядом, за хорватской границей, шла война, об ужасах которой в Словении было хорошо известно. Да и все, что происходило в те годы в других республиках бывшей Югославии, блокировало у нас активизацию социального протеста. Недовольство смягчалось и начинавшейся приватизацией, которая, как говорил уже господин посол, проводилась в соответствии с принципом социальной справедливости и вызвала у населения большой интерес.Леонид Григорьев (президент Фонда «Институт энергетики и финансов»): Пример Словении и в самом деле очень показателен для понимания того, как важна исходная точка, с которой начинаются реформы. Я был в Любляне в самом начале 1990-х, и уже тогда можно было смело прогнозировать ваши будущие достижения. Этнически однородная страна, развитая производственная и общая культура населения, высокий уровень жизни: среднедушевой годовой ВВП уже тогда составлял в Словении 15 тысяч долларов, что было заметно больше, чем в Польше, Венгрии, Чехии.
Андрей Липский: И больше, чем в России сегодня.
Леонид Григорьев: Короче говоря, предпосылки для проведения реформ были прекрасные, и важно было максимально использовать их в ходе самих реформ, обеспечив, с одной стороны, их экономическую эффективность, а с другой – избежав столкновения интересов и социальных конфликтов. В этом отношении меня очень интересует ваша приватизация, о которой только что упомянул господин Адлешич. Как она проходила и как вы оцениваете ее итоги?
Евгений Ясин: Это тем более интересно, что в Словении не было установки на продажу предприятий иностранцам. Предпочтение, как здесь говорилось, было отдано «принципу социальной справедливости». Насколько понимаю, речь идет о приватизации посредством ваучеров. В России тоже иностранцам ничего не продавали и тоже были ваучеры. Но этот способ у нас критиковался и критикуется как малоэффективный. В Словении он обнаружил какие-то свои преимущества?
Андрей Бенедейчич:
Начну с того, что у нас, как и в других странах, посредством раздачи сертификатов изначально приватизировались не все предприятия. Те же компании, которые были признаны имеющими стратегическое значение, постепенно приватизировались позднее, причем другими способами, и процесс этот продолжается до сих пор. Если же говорить об использовании сертификатов, то оно критикуется и в Словении. Но я не думаю, что этому способу у нас существовала реальная альтернатива.
При той роли трудовых коллективов, которую они играли в югославской модели социалистического производственного самоуправления, отстранить их от участия в приватизации практически не представлялось возможным. Поэтому после долгих дебатов была принята схема, согласно которой работники любого приватизируемого предприятия могли обменять сертификаты, бесплатно полученные от государства, на 20% акций этого предприятия. Кроме того, работники или руководители предприятия на льготных условиях (за половину рыночной цены и с рассрочкой на пять лет) могли выкупить еще 40% акций.