Путь
Шрифт:
— Интересно, — удивилась Бо. — А я этого не знала.
— Так это ещё не всё! — продолжил вдохновлённый магистр Церебраун. — Во время любви снижается активность миндалины, которая, как ни странно, отвечает за эмоции — такие как страх, агрессия, тревожность. Именно поэтому во имя любимого человека или ради секса мы можем идти на подвиги и совершать безумные поступки. Так вот, когда активность миндалины падает, её место занимает соседний с ней отдел мозга — островок, который сильно возбуждается во время любви. Он, этот островок, очень необычен, мягко говоря. Во-первых, он придаёт значимость и, соответственно, помогает
Но, как и полосатое тело, островок имеет две стороны одной медали — помимо положительных эмоций, он может вызывать и отрицательные, причём, так же сильно. Если любимый человек изменил или не ответил взаимностью, например, то значимость этих событий так же гиперболизируется и врезается в память, вызывая злобные чувства. Поэтому выражение «от любви до ненависти — один шаг» в переводе на язык мозга означает два разных состояния одной и той же островковой доли.
— Да уж, — пошевелила огонь палкой Бо, напряжённо о чём-то размышляя.
— Кроме того, — не замечая этого, продолжил Доктор, — островок, как и полосатое тело, влияет на наши решения и поведение. Дофамин активизирует эти части мозга, мотивируя нас добиваться человека, которого мы любим. Понятно, что у всех это выражается по-разному: кто-то украдкой ловит взгляды и вздыхает, а кто-то прёт напрямик и сразу укладывает в постель. То есть, подводя итоги, могу сказать, что любовь выражается не только во всплеске эмоций, но и в жажде определённых действий по отношению к предмету любви. Человек сосредотачивает всё внимание, желая ощутить близость, прикоснуться, проявить заботу, да и вообще овладеть в прямом и переносном смысле. По сути, любимый человек становится целью, которую пытается достигнуть влюблённый. Как тебе такое объяснение? — повернулся он к ней и заметил в её взгляде какие-то перемены.
— А ты любишь Алису? Или у вас только секс? — вместо ответа спросила Бо.
— Так это, — Алекс даже растерялся от такого неожиданного вопроса. — Я это… Я не знаю, Бо.
— Или ты её разлюбил? — с иронией уточнила девушка, пытаясь скрыть за юмором нешуточные эмоции, заставлявшие дрожать её руки.
— Погоди, Бо, — он попытался взять ситуацию в свои руки. — Ты сначала ответь на мой вопрос — ты поняла, что я объяснил? Что любовь — это определённое состояние…
— Поняла, Саша, поняла. Но для меня это всё отвлечённые понятия. Мне важно понять, что происходит между нами здесь и сейчас. — Девушка оторвала взгляд от угасающего огня и поглядела на Доктора. — У меня уже были отношения на два фронта, и я не хочу повторять их заново. Тебе легко рассуждать: полосатое тело, островок и всё такое. Но ты меня-то тоже пойми, мне-то каково, а?
Алекс вздохнул, а Бо продолжила.
— Вот ты говоришь, что от любви до ненависти один шаг, и за это отвечает какой-то отдел мозга. И что мне с этого, когда я на своей шкуре испытываю подобное? Что мне, легче станет, что ли? Ты на всё глядишь, как учёный на лабораторных мышей, а я не хочу быть такой мышкой! Я живой человек, и мне не нужны опыты над моей жизнью!
— А вот что скажу тебе, Бо, — Алекс попытался сосредоточиться. — Возможно, это снова прозвучит снова как-то по-научному, но я по-другому не умею объяснять свои мысли. Так что потерпи, пожалуйста. Ладно?
Девушка молча нехотя кивнула.
— Смотри, ты — человек. И в моём сознании, не каком-то абстрактном, а моём, ты — это некий образ, узнаваемый веретенообразной извилиной и эмоционально-окрашиваемый как миндалиной, так и, по всей видимости, островком и полосатым телом, — осторожно добавил он, считая это чуть ли не признанием в любви, но, не получив понимания, продолжил. — И всё это вместе, в совокупности, создаёт некий нейронный рисунок, некую сеть. А другой человек, например, моя мама, имеет свой рисунок у меня в голове. И так все люди, с которыми я общаюсь, которых помню и испытываю к ним хоть какие-то эмоции, понимаешь? Каждый из них — это подобные нейронные связи плюс определённый состав нейромедиаторов и нейропептидов. У меня, у тебя, да и у всех остальных людей — всё то же самое.
Причём этот рисунок динамичный, потому что постоянно меняются воспоминания, связанные с каким-либо человеком, и их эмоциональный окрас тоже. Отношения зарождаются и исчезают, влюблённость проходит, уступая место ненависти, черты лица стираются из памяти, и таких примеров миллион. И всё это ограничено только количеством людей, которых мы можем запомнить. Понимаешь, что это значит?
— Что это значит? — повторила за ним Бо.
— Что теоретически я могу любить какое угодно количество людей, но всех по-разному. Тебя я люблю так, а мою маму — иначе. Вот и выходит, что люди разные, и воспоминания разные, и ощущения тоже. Поэтому я люблю людей — не кого-то больше, а кого-то меньше, а просто всех по-разному, — пришли на ум Саши слова, слышимые им где-то ранее.
— Ты хочешь сказать, что… — она сделала паузу, надеясь, что он продолжит.
— Я хочу сказать, повторю, что любить можно хоть миллион человек, но всех по-разному.
— А как тогда понять, с кем ты хочешь жить? Или, по-твоему, быть вместе можно тоже хоть с миллионом человек?
— Ну, нет, конечно. Это невозможно. Я в этом плане придерживаюсь традиционного мнения, что жить вместе нужно парой — мужчина и женщина.
— А как тогда понять, кто тебе нужен?
— Не могу тебе сказать с точки зрения науки.
— Жаль, конечно, — разочаровано заметила девушка.
— Зато могу сказать, как я сам это понимаю. Моё мнение.
— Давай, очень интересно, — с иронией фыркнула Бо, сглотнув.
— Чтобы понять, надо расстаться со всеми, и тогда всё поймешь.
— Что же ты понял, Саша? — саркастически хмыкнула женщина.
— Что мне тяжело без тебя, — честно взглянул на неё Александр.
— В каком смысле тяжело? — Бо криво улыбнулась уголками губ.
— Мне без тебя очень плохо, Бо. И одиноко. И да, я тебя люблю.
Алекс осознал, что именно он произнёс, только после того, как прозвучало последнее слово. И в эту же секунду Александр признался себе, что так оно и есть, да. Ещё пару мгновений назад он не был уверен в своём выборе, так сказать, стоял на перепутье, мучительно размышляя до скрипа в зубах. А потом — раз, сказал, и всё стало на свои места, как и должно было быть. Ему даже полегчало.
Бо часто заморгала глазами.
В печке что-то щелкнуло, и огонь погас.
— Ты только себе не ври, — наконец произнесла она дрожащим голосом.