Путешествие от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной
Шрифт:
– Скажите, пожалуйста, а почему дожди в знаменитом стихотворении вашего отца «Жди меня» желтые? Ведь не бывает желтых дождей…, – спросил кто-то из женщин-преподавательниц.
– А еще ответьте, пожалуйста, ответьте на вопрос, – торопливо вскочил со своего места и затараторил пожилой мужчина интеллигентной внешности, как будто он боялся, что ему не дадут слова, – почему ваш отец развелся с вашей матерью Серовой? Ведь это ей посвящен этот стих…
Алексей Кириллович был явно разочарован вопросами. Про его творчество, его деятельность никто ничего не спросил. Вот вам и ответ на вопрос, легко ли быть Симоновым! Конечно, нет! Приходится взаимодействовать с аудиторией, даже если она не всегда нравится. Приходится искусственно «поднимать» аудиторию над обыденностью суждений.
– Дождей
Я заметила, что Симонов не на шутку рассердился. Я подошла к Алексею Кирилловичу и предложила выпить чашечку кофе, снять напряжение и усталость. Мне хотелось, чтоб у него остались приятные воспоминания о конференции. Он быстро согласился, и мы прошли в небольшой буфет института, в котором организовывался мастер-класс.
– Вы знаете, как мне надоели примитивные вопросы! – эмоционально заявил Симонов, когда мы остались без свидетелей в буфете. – Какой бы образованной аудитория ни была, всегда задают одни и те же вопросы!– продолжал возмущаться он стереотипами поведения людей.– Спрашивают про желтые дожди, обязательно! Ну, это ладно. Может быть, людей можно понять. Даже Емельян Ярославский, друг нашей семьи, как-то спросил, почему дожди именно желтые, ведь можно было написать по-другому, более понятно. Но почему люди считают, что имеют право спрашивать про личную жизнь?! Разве их в школе не учили, что личная жизнь – «закрытая территория», туда не каждому вход разрешен. Все спрашивают про Валентину Серову. Но она не моя мать, она, напротив, разлучница. Тетя Валя очень хотела мне понравиться, старалась. И вроде отношения с ней были неплохие, но полюбить ее я не смог – к ней отец ушел от моей матери, – раздражаясь, говорил Симонов, и в этот момент было видно, что он – пожилой уставший от жизни человек.
– Расскажите, пожалуйста, про свою мать, – попросила я.
Алексей Кириллович увидел, что мне, действительно, интересно.
Он успокоился и заговорил приветливо, доверительно.
– Моей матерью была Евгения Самойловна Ласкина, очень образованная женщина, она работала заведующей отделом поэзии журнала «Москва». Именно ей мы обязаны публикацией в 60-х годах ХХ века романа «Мастер и Маргарита». Моя мать была хорошо известна в кругах литературной Москвы, – Алексей Кириллович уже не сердился, он с удовольствием пил кофе, отдыхая от напряженного ритма короткой командировки. Раздражение улетучилось, и теперь он смотрелся уже как деловой сильный человек, умеющий справляться со своими эмоциями. – А, знаете, это ведь Якутску я обязан тем, что он примирил меня с отцом! Я вначале не мог простить отцу, что он оставил нас с мамой. Но когда мне исполнилось 16, я решил стать самостоятельным мужиком. Улетел в Якутск, на край света. Никогда не забуду рейс «Москва-Якутск», он продолжался 36 часов, сделал 7 посадок. На Мерзлотке меня приняли душевно. А в 1957 году отец прилетел ко мне, ему хотелось дать мне наставление в жизни. Мне очень приятно было, что отец добрался до края света – и все ради меня, что он переживает за мою судьбу.
– А вы поедите сегодня на Мезлотку? – спросила я.
– Да что вы, конечно! – обрадовано воскликнул Симонов. – Надо же «усугубиться» граммов на 200, вспомнить юность… Мужики меня очень ждут.
Я поняла, что «усугубиться» – народное геологическое выражение. Мне хотелось чем-нибудь еще пригодиться Алексею Кирилловичу и я рассказала ему, что в Якутске поставлен прекрасный памятник Ем. Ярославскому, сделала его дочь, известный скульптор. Но, кажется, у Симонова совсем не было времени на осмотр достопримечательностей, только Мерзлотка – и сразу домой, в Москву, ждали дела в Фонде. А закончилось наше дружеское кофепитие совсем уж неожиданно. Посмотрев внимательно на меня, Алексей Кириллович заключил: «Вы, наверное, филолог, член какого-нибудь литературного
Что касается второго героя моего рассказа про интеллектуальные кофепития, то он еще более знаменит, чем первый. Про второго моего героя можно сказать эпитетами: он – Человек-легенда, Человек-эпоха, его жизнь воплощает в себе историю страны, от Братской ГЭС и БАМа до перестройки. Речь пойдет про Евгения Александровича Евтушенко. Судьба великого поэта, его молодые годы также были связаны с нашей северной республикой. И поэтому однажды – а именно весной 2015 г. Евтушенко решил приехать в Якутию, встретиться с друзьями, с которыми сплавлялся на байдарках по Лене и Алдану и, конечно, почитать стихи народу.
У меня был пригласительный билет на концерт Евтушенко в Якутском драматическом театре. Дата концерта – 2 мая 2015 года. Я предвкушала, что услышу любимого поэта, особенно вот эти строчки одинокого пилигрима: «Со мною вот что происходит, совсем не та ко мне приходит…» Помню советские компании, бобины с записями Высоцкого, чей-то пьяноватый голос нараспев читает Евтушенко «Со мною вот что происходит»… Это были 70-е, питерские общаги, посиделки студентов-гуманитариев.
2 мая 2015 года, в ветреный праздничный день я собиралась на концерт поэта. Мой папа был тогда еще жив, попросил: «Напиши записку Евтушенко, пусть прочтет «Хотят ли русские войны…», а ты запиши на диктофон. Я дома послушаю» Я обещала исполнить просьбу.
Но все оказалось как нельзя плохо! Двери театра были наглухо закрыты, хотя на концерт я явилась вовремя. Перед театральными дверьми бурно возмущалась, можно сказать, бесновалась внушительная по размерам толпа страждущих. Ветер сносил любителей поэзии с ног. И что примечательно, не только у меня и моих спутников, у всех остальных «непопавших» тоже были пригласительные билеты. Что же произошло? Натуральный «развод по-русски»! Билетов специально напечатали больше, чем требовалось – чтобы создать ажиотаж?!
Люди стояли под дверьми, мерзли, ежились от холода «на продрогшей земле якутов», но не уходили. Многое объяснялось тем, что подавляющее число из них были детьми советской эпохи, как и я. Для них этот концерт означал возвращение в светлое прошлое, прикосновение к настоящим ценностям культуры. Потом пришел какой-то человек со двора (чтобы не открывать главную дверь театра), поставил динамик и спешно удалился. А мы услышали громкий, чистый и совсем не старческий голос Евтушенко. Мы услышали: «Инородцы! Но разве рожали по иному якутов на свет..?! По иному якуты рыдали? Слезы их – инородный предмет?! Люди – вот что алмазная россыпь…» Это был знаменитый и горячо любимый всеми якутянами стих Евтушенко – «Алмазы и слезы». Мы прослушали примерно семь-восемь стихотворений, замерзли вконец и уехали с друзьями греться в ресторан. Не скрою, я была очень расстроена . Мне дали «Варшавский кофе», который мало чем отличался от обычного «Американо». Если бы я знала в тот момент, что через год примерно мне выпадет случай выпить кофе с самим Евтушенко, причем, гораздо лучшего качества (назовем его в географическом стиле кофе «Ленские столбы») – я бы, конечно, расслабилась и просто отдыхала в милой компании. Но, увы, тогда я не знала этого.
Прошел год. У якутян-интеллигентов нашлось время и силы написать письмо главе республики Е. Борисову с просьбой еще раз пригласить великого поэта в Якутию и честно продать на сей раз билеты на его концерты. Е. Борисов и Е. Евтушенко очень понравились друг другу – об этом сообщали местные газеты. Евтушенко написал про нашего президента, что он «человек природы», «человек земли» и посему он внушает ему доверие. Одним словом, Е. Борисов с удовольствием пригласил поэта еще раз приехать в республику, где его очень-очень ждали.