Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
плодородной *[218] *равнине. Из Себзевара через четыре дня попадаешь в
Мезинан, который считается важным местом, так как дальше следуют четыре
города Хорасана, вызывающие страх: Аббасабад, (Эти станции нельзя назвать
добровольно выбранным местом жительства, так как жители постоянно сидят
взаперти, заниматься земледелием не осмели-ваются, и правительство держит их
здесь лишь для охраны дороги. Аббасабад, например, - это колония, которая
была даже специально заложена для этой цели. Жители - грузинского
происхождения; они сохранили еще многое от своего кавказского обличья, хотя,
как говорил мне один из них, красота народа все более и более убывает,
потому что здесь нет знаменитого кахетинского вина, кавказско-го токая.)
Мияндешт, Меямей и Шахруд. Эти четыре персидских города имеют ужасную
репутацию. Кто не слышал о них? С ними связано так много опасностей и
разнообразных приключений, это - Сцилла и Харибда иранского народа; кто
хочет рассказать о большой смелости, пусть не забудет занести эти четыре
названия в дневник своих приключений. "Но почему?" - спросите вы. Ответ
очень прост. Эти станции находятся на краю той большой равнины, которая
переходит на севере в туркменскую пустыню. Здесь нет ни гор, ни рек, которые
бы отделяли ее от Персии, и так как разбойничающие сыны пустыни мало
обращают внимания на государственные границы, их набеги очень часты, и
именно эти четыре города стали, можно сказать, ареной их действий. Их добыча
редко бывает скудной, потому что здесь проходит глав-ная дорога в Хорасан,
по которой часто движутся многочис-ленные, богато нагруженные караваны и
бредут любящие стран-ствия, хорошо снаряженные паломники.
Перс никогда не устанет рассказывать о приключениях, свя-занных с
туркменами. На одной из этих станций произошло, между прочим, следующее:
некий персидский генерал послал вперед свое войско в 6 тысяч человек и
отстал лишь на короткое время, чтобы спокойно докурить кальян; когда он,
удовлетворив прихоть, в сопровождении нескольких слуг отправился вслед за
своими людьми, на него внезапно напали туркмены на быстрых конях. В
несколько минут он был ограблен и взят в плен, а еще через несколько недель
его продали в Хиве за 25 дукатов. Здесь также подвергся нападению пилигрим
на пути к могиле имама Ризы; он увидел нападавших издалека, и у него еще
хватило времени спрятать свое маленькое состояние под камнем. Когда он был
продан и привезен в Хиву, он написал оттуда своей дражайшей половине. "Мое
дорогое дитя! Там-то и там-то, под таким-то и таким-то камнем я спрятал 40
дукатов. Пришли сюда 30, чтобы выкупить меня, и сохрани остальные, пока я не
вернусь из страны туркмен, где приходится заниматься рабским трудом!"
Причин для страха и осторожности вполне достаточно, од-нако главной
виной несчастий иранцев была их смехотворная трусливость. Караваны здесь
обычно собираются в большие массы; их сопровождают пушки с горящими
фитилями, солдаты с обнаженными мечами. Часто все вместе они образуют весьма
*[219] *значительное скопище людей; но как только показываются хотя бы
несколько удалых разбойников, они теряют присутствие духа и разум, бросают
оружие, отдают все свое добро, в конце концов даже сами протягивают руки
навстречу оковам и дают увезти себя в тяжелое, часто пожизненное заключение
или рабство.
Я проехал эти станции совсем один, в сопровождении моего татарина,
такой поездки до меня не совершал еще ни один европеец. Конечно, меня
предостерегали не делать этого, однако что мне в моем туркменском наряде
было беспокоиться о турк-менских разбойниках! А мой татарин озирался вокруг
в страст-ном желании обнаружить своих земляков; я полагаю, что они бы не
стали истязать муллу своей веры, а наоборот, еще бы богато одарили за
фатихи, которые мы могли им прочесть. Четыре дня я блуждал по пустыне,
однажды в сумерках сбился с пути, но так и не увидал ни одного туркмена; я
встретил только несколько группок дрожащих персидских путешественников.
Больше, чем страх перед туркменами, меня мучали огромные расстояния между
станциями, особенно между Меямеем и Шахрудом, где мне пришлось просидеть в
седле 16 часов кряду. Это самый большой перегон в Персии, да, пожалуй, и во
всей Азии, и он страшно утомляет как коня, так и всадника.
Поэтому легко можно представить себе, как пристально всматривается
путешественник вдаль в надежде увидеть окру-жающие Шахруд сады. Так как
город лежит у подножия горы, его видно уже на расстоянии нескольких миль.
Усталый всадник думает, что он совсем близко; но его ждет страшное
разоча-рование: после того как он увидел город в первый раз, нужно проехать
еще пять миль, пока наконец не войдешь в его ворота. Более монотонного пути
не может быть: нет ничего, на чем остановиться глазу; летом этот путь,
должно быть, просто мучителен из-за совершенного отсутствия воды. На свое
не-счастье, я принял деревню, лежащую поблизости от Шахруда, за сам город,
скрытый в ложбине; представьте себе мою ярость, когда я понял ошибку и мне
пришлось прибавить еще добрых полчаса ко времени пути до станции. Я сел на