Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Лённрот Элиас

Для семейной жизни карел характерно, что сыновья обычно приводят молодых хозяек в дом отца. Наиболее достойный из братьев становится главным хозяином [большаком], но остальные тоже считаются хозяевами. Жена большака, однако, не всегда главенствует среди не­весток, этой чести с согласия остальных удостаивается самая искусная и расторопная из них, а также самая властная.

В четверг, 24 числа, из Нестеринсаари я снова вернулся в дом священника в Энонтайпале. На берегу острова лод­ки не оказалось, и мой проводник провел меня к узкому проливу, переправиться через который было бы невозмож­но, если бы не проложенные по камням бревна. Рискуя свалиться в стремнину, мы все же удачно переползли по ним на другой берег, и я, весьма довольный и радостный, продолжил свой путь в Энонтайпале, где и переночевал. На следующий день сразу после завтрака я снова был в пути. [...]

Второе путешествие 1831 г.

Лённрот отправился из Хельсинки 28 мая, на­мереваясь северным путем попасть в Беломор­скую Карелию. Он миновал Рауталампи, Пиелавеси и Ийсалми, дошел до Каяни, а оттуда по глухим местам через деревни Вуосанка, Микиття и Хярмяярви добрался до местечка Куусамо, что

на границе с Россией, где его поездка неожи­данно прервалась. 6 августа Лённрота настигло письмо медицинского управления, в котором со­бирателю рун предписывалось вернуться обратно в южную Финляндию для борьбы с начавшейся в стране эпидемией холеры. 22 августа Лённрот вернулся в Хельсинки.

ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА

19 июня, в воскресенье, избавившись от мучительной простуды и чувствуя себя уже с неделю вполне здоровым, я отправился из Рауталампи в Пиелавеси [33] . В церкви у меня была возможность наблюдать за людьми в празд­ничной одежде, которая мало чем отличается от той, что носят жители побережья. На мужчинах — короткие сюрту­ки, либо с отложным воротником, либо с так называемым воротником стойкой. Сюртуки эти сшиты в основном из се­рого домотканого сукна и лишь у некоторых выкрашены в синий цвет. Длинные штаны из того же сукна либо из грубого некрашеного холста. Обувь такая же, как везде в Саво и в Карелии, — так называемые пьексы [34] . Даже знат­ные люди не считают зазорным носить эту обувь. Боль­шинство мужчин носят шляпы, шапки встречаются гораздо реже, но у всех шейные платки. Карманные часы, которые в южной Финляндии считаются предметом первой необхо­димости и имеются у каждого батрака, здесь встречаются очень редко. На женщинах длинные юбки и короткополые кофты, считается, что это очень красиво. У иных, кто побо­гаче, юбки шелковые. Раньше полы кофт были длинней, а юбки короче, но теперь это считается старомодным. Тану — своеобразный головной убор замужних женщин не­которых приходов Саво (в Мянтюхарью, Хирвенсалми, Миккели и т. д.) — здесь нигде не увидишь. На голове у женщин либо чепец, либо платок.

33

Рауталампи — приход в центральной Финляндии, Пиелавеси — в северном Саво.

34

Пьексы (фин. pieksut) — кожаная обувь с загнутыми носками, без каблуков.

По окончании богослужения я пообедал и отправился в путь на лодке. Это была необыкновенно длинная, но не широкая семивесельная лодка. В нее село около пятиде­сяти человек — количество, вполне достаточное для нашего судна, но явно избыточное при таком сильном ветре. Одно­временно с нами выехало еще десяток лодок. В целом это напоминало небольшую эскадру. Между гребцами нача­лись состязания, чья лодка быстрее, и тут девушкам и пар­ням пришлось попотеть. Мне жаль было бедных девушек, многие из них гребли, не сменяясь почти весь путь, тогда как мужчины гребли поочередно. Я тоже предложил свои услуги, но то, чтобы магистр сел на весла, посчитали во­пиющим нарушением установленных порядков. «Удивится всяк холоп, коль на весла сядет поп», — гласит пословица. И мне, таким образом, пришлось сидеть сложа руки. Несколько замедлили продвижение два порога на нашем пути. Первый, Тюуринкоски, длиной чуть более версты, но менее бурный, чем второй — Нокинен. Мы преодолевали пороги с помощью шестов, упираясь ими в дно и протал­кивая лодку вперед. На одних веслах тут далеко не уедешь. Красивое и одновременно жуткое зрелище пред­ставляли порог и лодки, идущие впереди. Лодки с трудом поднимались по порогу, и порой казалось, что они вот-вот сорвутся и устремятся на нас. На этих каменистых порогах должен быть очень опытный кормчий. Если лодка наско­чит на камень, с него трудно сняться. Но еще большая опасность подстерегает людей при спуске.

Когда порог был пройден, шесты уложили на подпор­ки, вделанные по правому борту лодки, на четверть локтя выше уключины. Те, что уже одолели порог, наблюдали за лодками, которые вели схватку со стремниной, и сыпали шутки в адрес гребцов, казалось, начисто забыв о том, что сами только что были на их месте.

Особое очарование поездке придавали и красивые ли­ственные леса по берегам озера, и множество островов, и затишье, и веселое настроение людей. Время пролетело незаметно, мы прошли по воде целых три мили и высади­лись на одном из островов под названием Кунинкаансало [35] .

35

Кунинкаансало (фин. Kuninkaansalo) — Королевский бор.

Столь необычное название этого удаленного от больших дорог места связывают с тем, что будто бы когда-то ко­роль Эрик [36] , осматривая владения, велел доставить его на этот остров и приготовить здесь обед. Столом для него служил большой плоский камень. Мне так и не довелось увидеть тот камень, он был довольно далеко от берега. Пока я слушал этот рассказ, люди подоставали из своих берестяных коробов вино и еду, чтобы перекусить. Они и мне предложили поесть и поднесли стакан вина, кото­рый я осушил в память о короле Эрике. Во время еды кто-то заметил огромный комариный рой, который вился до­вольно высоко над землей. Видимо, слетелись несколько комариных роев и так сгустились, что казались черной тучей. Мне никогда не приходилось видеть такого большо­го количества комаров, хотя раньше они мне не раз доса­ждали, хорошо хоть на сей раз оставили нас в покое.

36

Эрик — король Швеции; очевидно, Эрик ХIII, который совершил две поездки в Финляндию, в 1403 и 1407 гг.

Нам предстояло пройти еще 7/4 мили до деревни Йоутиниеми, куда держали путь все лодки. Мы прибыли туда к полуночи. Ночь была настолько светлой, что мои попутчики достали библию и без затруднений прочитали вслух вступительное слово к ней. Я тоже попробовал чи­тать и заметил, что глаза совсем не устают от чтения, да и чему тут удивляться, если ночь отличалась ото дня лишь тем, что не светило солнце. Сумерки длятся всего несколь­ко мгновений. Пока я не привык к белым ночам, мне казалось, что времени не больше десяти или половины одиннадцатого вечера, но оказывалось, что вот-вот должно взойти солнце. В доме, где я остановился на ночь, мне приготовили ужин. Было уже поздно, но хозяйка во что бы то ни стало хотела сварить мне что-нибудь, поскольку, по ее мнению, ужин без горячего — не ужин. С большим трудом мне удалось убедить ее, что достаточно и хлеба с простоквашей, но она все же принесла еще масло и мясо. Наутро для меня был приготовлен завтрак, за который никак не хотели брать платы.

Дальше мне предстоял путь в 6/4 мили до Йокиярви, либо пешком по берегу, либо по воде. Я выбрал первое. В провожатые пришлось взять одного старого крестьяни­на по фамилии Яскиляйнен, поскольку на здешних доро­гах, как мне говорили, легко заблудиться.

По дороге проводник рассказал мне о свадебном обря­де, существующем в их краях. Молодых венчают в воскре­сенье, после чего они направляются в дом невесты, куда прибывают и свадебные гости, приглашенные со стороны невесты. На следующий день отсюда едут в дом жениха с тем, чтобы быть там к вечеру. Чуть не забыл одну де­таль: по дороге из дома невесты в дом жениха сват дол­жен на свои деньги угощать вином и кормить весь сва­дебный поезд. Сват возглавляет шествие, он просит за деньги устроить всех на ночлег и накормить. Их встреча­ют в доме жениха, а после ужина новобрачных отправляют спать. Из девушек выбирают одну, чтобы прислуживала им, в ее обязанности входит принести утром свадебной чете воду для умывания. Такую прислугу называют сааяс. Утром, когда молодые выходят к гостям, начинает­ся сбор денег и прочего, что необходимо в доме молодых. Входит каасо с чашей пива в руках, гости пьют из нее и при этом обещают что-нибудь подарить молодоженам. Одни дают деньги, другие обещают дать овцу или две, а кое-кто и телку и т. д. Понятно, что родственники при этом стараются отличиться. Часть сбора идет в пользу каасо. Вся эта церемония называется туопписет [37] . После этого разыгрывается как бы небольшая ссора между же­натыми и холостыми мужчинами. Первые хотят заклю­чить жениха в свой круг, а последние не выпускают его из своего. Так они тянут поочередно бедного жениха к себе. Верх берет то одна, то другая сторона. Жених совсем как те пушки на поле Лютцена [38] , которые переходили из рук в руки: то их захватывали шведы, то имперская армия отвоевывала обратно. Наконец заключается мир и парни оставляют жениха на попечение женатых. При этом пьют чарку мира, которая называется харьяллисет [39] . Потом на­чинается такая же игра между замужними женщинами и девушками за невесту. Если сват умелый и опытный, то, по словам моего попутчика, конца нет всяческим забавам, которые длятся целый день. На следующее утро молодуха раздает небольшие подарки новой родне. Свекровь полу­чает сорочку, правда, в наше время более состоятельные невесты одевают ее с головы до ног. Остальным дарят сорочки, варежки, пояса, кушаки и т. д. Священнику еще до совершения обряда венчания подносят полотно на ру­баху и носки.

37

От слова tuoppi (фин.) — кружка.

38

...на поле Лютцена... — Во время тридцатилетней войны 1618 — 1548 гг. под городом Лютценом в Саксонии шведская армия нанесла в 1632 г. поражение наемным войскам имперского дома Габсбургов под командованием Валленштейна.

39

Харьяллисет (фин. harjalliset, harjakaiset) — угощение в связи с заключением сделки; магарыч.

Пройдя пешком 3/4 мили, я подошел к порогу Яускоски, где нанял гребца для переправы. На пороге были по­строены две мельницы и сукновальня. Я поднялся на берег и вышел на дорогу через двор одного мельника. Тут стоя­ли две бабы и, невзирая на меня, отчаянно ругались. Спор разыгрался из-за того, кому первой молоть зерно, а я в толк не мог взять, как можно из-за такого пустяка столь яростно ругаться. Перевозчик, какое-то время сопро­вождавший меня, сказал, что, видно, обе они под хмель­ком. По дороге от Яускоски до Йокиярви, расположенного в четверти мили, встречались отдельные хутора и малень­кие избушки. Заходя в некоторые дома, я отметил, что жилища здесь повсюду чистые и опрятные. Ковши для питья, которыми я из-за жаркой погоды часто пользовал­ся, были чисто вымыты. Стены в избах, как вообще приня­то в Саво и Карелии, обструганы добела на высоту чуть выше человеческого роста. Следует заметить, что нынче все реже строят дома без дымохода. При постройке нового дома многие ставят печь с трубой. В Йокиярви я нанял перевоз в Кемилянниеми, до которого миля пути. Хозяин с девочкой лет 14-15 были моими гребцами, а вернее ска­зать, сопровождающими, потому что почти весь путь я греб сам. По дороге я спрашивал у них финские назва­ния разных предметов, встречавшихся нам на пути. Девоч­ка, несмотря на свои юные годы, живо отвечала на мои вопросы. Будь дорога подлиннее, она стала бы настоящим филологом по родному языку. «А как по-вашему называет­ся это? А как то?» — беспрестанно спрашивала она, тем самым пополняя мои знания новыми диалектными слова­ми. Когда мы доехали, я спросил у мужика, сколько я должен за перевоз. Он попросил всего лишь 20 копеек, но я дал ему 16 шиллингов, потому что не оказалось денег помельче. Но это было недорого, потому что сюда же вхо­дила и плата за обед, которым меня накормили в Йокияр­ви. В ответ я услышал: «Большое спасибо». В Карелии в таких случаях обычно говорят: «Бог воздаст».

Расставшись со своими попутчиками, я дошел до одно­го дома в Кемилянниеми, построенного на мысу в живо­писнейшем месте. Меня доброжелательно встретила стар­шая из дочерей, ставшая хозяйкой дома после смерти ма­тери, умершей полтора года назад. За короткое время она рассказала мне об их жизни и хозяйстве, которое она ведет вместе с братом и сестрой. Она предложила поесть, но мне не хотелось. Молоко и вода — обычное питье в лет­нее время в здешних местах — казались наиболее желан­ными для моего пересохшего горла. [...]