Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Истины, о которых вы вещаете, вместо того чтобы взглянуть на факт непредвзято и честно, описать его увлекательно, конкретно, оставляя читателю возможность самому прочувствовать и вынести нравственный и эмоциональный урок. Вы же наводняете повести абстрактными концепциями в расчете, что читатель послушно прореагирует, как должно.
— И какие это концепции вы критикуете?
— Ваши концепции о чести, истине, правосудии, мужестве, верности, любви, боге и даже о справедливости и несправедливости.
— Их смысл известен всем.
— Нет, мистер Лейзенби. Совсем нет. Вы в них усматриваете некий смысл, но нельзя же автоматически выводить, что их равнозначно воспринимают все остальные. Это не абсолютные истины, они утратили свою однозначность.
— Тем хуже! Как я и говорил, нынешний мир не ведает норм!
— Когда люди не принимают ваших норм, — жарко заспорила Юнис, — это не означает, что для них не существует вообще никаких ценностей.
— Стоит оглянуться вокруг — и ответ напрашивается сам собой, — парировал Лейзенби.
Тут наконец втянулся и Джек.
— Приятель, не мы создали этот мир!
— Прошу прощения, — Лейзенби язвительно хохотнул, — на себя ответственности не принимаю!
— Империю построили вы, — нажимал Джек, — а от ответственности за последствия стараетесь увильнуть?
— Но не я разбазарил империю!
— Где там! Конечно! Уж вы-то сражались за нее до последней капли крови — не своей.
— Помнится, доводилось мне и собственную проливать. Ради того, чтобы в мире жилось безопаснее вам подобным, — деревянно выговорил Лейзенби.
— Не стоит воспринимать каждое слово так уж лично, — заметила Юнис.
— Неужто? Стало быть, я безнадежно старомоден, потому что по — прежнему воспринимаю оскорбления лично. — Лейзенби допил пиво и стал копошиться с пуговицами на плаще реглане.
— Извините, мистер Лейзенби, я не собирался так поворачивать разговор, но отчасти виноваты и вы сами, взявшись критиковать поэму Юнис, даже не прочитав ее. — Мне хотелось его успокоить.
— И читать незачем. Не хочу и не собираюсь.
— Вас никто и не просит, будьте спокойны! — вспыхнула Юнис.
— Что ж… — Лейзенби встал. — Оставляю вас вести гм… литературные беседы. — Он коротко кивнул мне. Доброй ночи.
— Старый олух, — ругнулся Джек, когда Лейзенби вскинув голову, зашагал к выходу.
— Нет, — возразил я, — на свой лад Лейзенби образец добропорядочности, честный гражданин. Монолит. Но чтоб из него получился писатель, его требуется разобрать на детали и смонтировать заново. А кто я такой, чтоб на такое отважиться? Даже если, предположим, он дозволит? — Я взглянул на часы. — Боже! А время-то бежит!
— Притащу еще по кружечке, — поднялся Джек.
— Нет, Джек, мне половинку. Пора сматывать удочки.
— Слушайте, а Бонни Тейлор, футболист, вам случайно не брат? — осведомилась Юнис, когда Джек отошел к стойке.
— Угадали.
— Мне это вдруг сегодня подумалось, когда вы стали проводить аналогию между футболистами и писателями.
— Бонни — великий футболист. Всем ясно, что он великий, и ему воздается. С писателями все по — другому, вот что я хотел сказать.
— Но слава что-то не идет ему впрок? Верно?
— Верно.
— Извините, что влезаю не в свои дела.
— Грехи Бонни общеизвестны.
— Вот чью жизнь соблазнительно взять сюжетом.
— Да об него и так уж все перья обломали.
— Но по верхам. Копнуть бы поглубже. Написать бы подробную биографию. Или даже настоящий роман.
— Хм… Наверное, потребуется таланту не меньше, чем у него, чтобы получилось.
Подоспел Джек с пивом.
— Слушайте, Джек, я через минуту испаряюсь. Но все-таки про ваш сценарий.
— Да?
Я извлек из папки лохматую пачку машинописных листков.
— Мне показалось, он обладает определенными достоинствами. И немалыми. Но прежде всего, мне представляется, хотя драматургия не совсем моя сфера, надо уточнить жанр. Вам самому до конца не ясно — то ли это пьеса для театра, то ли радиопьеса. А может, телесценарий. У вас присутствуют элементы всех трех жанров. Но нет последовательности. Я бы на вашем месте покопался в литературе о специфике каждого из них, о различиях в технике письма. Вот диалоги ваши, столкновения характеров выписаны выпукло, забористо. Правда, крепких слов можно б поубавить. Не истончится ваш груботканый реализм, — я улыбнулся парню.
— Но поймите, именно такова речь рабочих. Не знаю, вам доводилось ли работать когда на заводе или на стройке, но заверяю вас — там разговаривают именно так.
— Пусть, ладно. Но это и есть камень преткновения при показе скудости речи. Надо передать ее так, чтобы не ошарашивать зрителей, с одной стороны, и не наскучить им до отупения — с другой. Мое мнение: вам полезно послушать чтение вашего сценария со стороны.
— А как же это устроить?
— Подобрать народ, распределить роли, и пусть почитают. Можно и на наших курсах подыскать подходящих. Я тоже, если хотите, послушаю. Но читку нужно провести отдельно, не на занятии. К чему вам слушатели вроде Лейзенби или миссис Бразертон? Очень уж они охочи критиковать да корежить стиль других. Юнис вот, может, поучаствует и остальных подобрать не откажется.
— Разреши, потянулась Юнис к сценарию.
— Конечно, конечно.
Девушка пролистала начальные страницы.
— Можно, домой возьму? Тогда в следующий раз исполнителей назову.
— Хорошо, идет.
Я прикончил кружку.
— Ладно, ребятки, мне пора.
— Вы через центр поедете? — спросила Юнис.
— Ага.
— Не подбросите? А от центра я на автобусе доберусь.
— Договорились.
Джекова кружка пива стояла едва початая.
— А мне незачем спешить, — заявил он. — Так что до свидания.