Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
Езды до города всего минут пять. В тесной «мини» опять повеяло духами. Я поймал себя на том, что караулю блики уличных фонарей на стальном сверкании коленок Юнис. Вдруг ее поэма, подумалось мне, не плод несбывшихся вожделений? Может, у нее есть любовник?
— А знаете, — сказала тут Юнис, — я б не прочь познакомиться с вашим братом.
— Да?
— По — моему, женщина тоньше воспримет душу человека, чем мужчина.
— Что-то не заметил, чтоб какой-либо женщине удалось пробиться к его душе.
— Да я ж не про тех ограниченных смазливых шлюх, каких он выбирает себе в подружки.
— А вы убеждены, что интерес к Бонни у вас чисто творческий?
— То есть?
— Бонни знаменитость. И красавец.
— Вряд ли я в его вкусе.
— А в футболе-то хоть разбираетесь?
— Очень даже. Заядлая болельщица.
Я притормозил на красный свет. Сеяла изморось, потеплело. Но городок стоял черный, ушедший в себя. Зима явно затягивалась, во мне заныла тоска по весне.
— Он редко навещает нас, — сказал я.
— А я слышала, как раз приехал.
— Интересно, от кого же?
— У меня приятель служит в «Газетт».
— Да, — сознался я немножко спустя, — он здесь. Но никуда не выходит. И сколько у нас пробудет — не знаю.
Юнис не откликнулась. Мы доехали. Я спросил, где ее высадить.
— У остановки, пожалуйста. Мне тут на автобусе совсем рядышком.
— А живете вы одна или с семьей?
— Одна. У меня квартира в муниципальном доме.
Я не мог припомнить, где она работает. Но к чему спрашивать?
— Вот и приехали.
— Большое спасибо. И отдельно — спасибо за то, что поддержали поэму.
— Не понравилась, не стал бы.
— Вы очень добрый. Новые силы в меня влили. Очень вам благодарна, — повернувшись, она взглянула на меня. Вроде бы чуть приблизила лицо? На секунду, как ни странно, примнилось, что Юнис намерена поцеловать меня в щеку. Но тут же одним взмахом обобрала пальто и вышла.
— До свидания.
— До скорого, Юнис.
На остановке чернел автобус. Я смотрел, как она мелко бежит к нему, чудно выбрасывая ноги в стороны — обычная для многих женщин манера. Уже отъехав, я заметил, что прихватила-то Юнис сценарий Джека, а ее поэма осталась на сиденье.
Бонни сидел в гостиной один, смотрел фильм по телевизору.
— Эйлина что, уже легла?
— Ага. Ты не очень-то поспешал, так она приняла ванну да легла пораньше. Где застрял? В кабаке?
— Задержался со слушателями.
Я сел рядом с ним на диване. Фильм шел смутно знакомый: Роберт Мичем схлестнулся с обаятельно улыбающимся Керком Дугласом в огромном роскошном зале с пылающим камином.
— Дуглас — гангстер, — пояснил Бонни. — Мичем пытается порвать с рэкетом, но он уже меченый. Ему за всех отдуваться.
— Пил чего?
— Не. Неохота.
— Ну а глоточек на сон грядущий?
— Сам будешь, так давай.
Я извлек бутылочку «Беллза» из серванта и налил два двойных.
— Одна из моих говорит, что не прочь познакомиться с тобой.
— Кто, не усек?
— Слушательница с курсов. Юнис Кэдби.
— Не прочь? Ишь, разлетелась!
— Знакомый из «Газетт» шепнул ей, что ты в городе. Она говорит: кому-то следует описать твою натуру во всей сложности. Говорит, что женщина, по ее мнению, сумеет сделать это куда тоньше, чем мужчина.
— Во хохмачка.
— А про твоих подружек выразилась — «пустые смазливые шлюхи». А, нет — «ограниченные смазливые шлюхи». Вот так…
В нем проклюнулось любопытство.
— Так — с. А стоит она чего, как писатель-то?
Подтянув папку, я вытащил поэму.
— На, суди сам. Последний ее опус.
Приняв листки, он скоренько проглядел и, дойдя до конца, изумленный, испустил легкий насмешливый возглас: «Господи боже!» Поерзал на диване, улыбаясь, примащиваясь поудобнее, и, взявшись за стихи сызнова, вчитался внимательнее,
— Ну и ну! Ничего себе стишата кропают они у тебя на семинаре! — он уже не улыбался — ухмылялся во всю ширь.
— Спешу тебя уверить — не все. У нас есть и скорбящие по империи, и любители размазывать сантименты.
— Но, знаешь, ничего, — обронил Бонни, листая поэму снова, — вовсе даже неплохо.
— Я и сам того же мнения.
— Так какая она — Юнис эта?
— Спроси ты меня раньше, я б ответил — некрасивая, в меру неряшливая девица, у которой воображение через край хлещет. Но сегодня она появилась в шелковых чулках, подкрашенная, вылив на себя не иначе как полфлакона духов. Ножки хороши. Разительная метаморфоза!
— Задела она тебя, малышок. — Бонни опять ухмыльнулся. — Ладно уж, признайся, ноги и стихи — все вместе взвинтило тебя.
— Да ладно. Ведь не все наши чувства поддаются контролю, верно?
— Тебе надо бы за риск приплачивать.
— Допустим. Кстати, ты еще не ложишься?
— Досмотрю фильм. Не против?
— Ради бога. И между прочим, не подумай только чего, ты у нас всегда желанный гость, но просто ради удобства — какие у тебя планы?
— Да никаких. Вот стариков надо бы сходить проведать.
— Завтра пятница. Они почти весь день в магазине.
Когда отцу было пятьдесят пять, его уволили по сокращению с местной фабрики; на пособие по увольнению плюс накопленные деньги он купил захудалую закусочную поблизости от дома. У него раскрылся талант жарить рыбу, и торговля пошла.
— Днем в перерыв застану.
В двух словах обговорили, как ему добираться, стоит ли особо таить его приезд от соседей, и решили вернуться к разговору утром. Попрощавшись, я отправился наверх.
Эйлина лежала, накрывшись пуховым одеялом, спиной к лампе, горевшей с моей стороны постели. Я разделся, забрался как можно осторожнее в кровать, достал книгу, раскрыл ее, но почти тотчас Эйлина круто повернулась ко мне, с совсем непривычной резкостью.