Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Прости, Эйлина, — сказал Бонни. — Кругом я виноват.
— Бонни, повернулся я к нему, — это та, с курсов, я тебе вчера про нее рассказывал. Заглянешь, может, в гостиную? Поздороваешься. Как надоест — испаришься.
Немудрено, если б после инцидента в пабе брат отказался, мол, хорошенького понемногу. Но он пожал плечами.
— А чего? Можно.
Мы занимали квартиру в двухквартирном доме. Такие строили в двадцатые годы — безобразные на вид, но добротные. Дом воткнули на невесть откуда взявшемся пустыре между двумя особняками на тихой окраинной улочке. Нам с Эйлиной обоим нравилось обилие комнат, но, зная, что детей не предвидится — наших, во всяком случае, — мы особо не обставлялись в молчаливом согласии, что еще, может, поменяем жилье на меньшее. Гостиная — как с дешевой распродажи. Когда мы с Бонни вошли, Юнис, скрестив ножки, сидела на вдавленных подушках дивана, облокотившись на белый дерматиновый подлокотник.
— Юнис, простите за опоздание.
— Это я рано. У меня, наверное, часы барахлят.
— Бонни, познакомься. Юнис Кэдби. Мой брат — Бонни.
Бонни плюхнулся в кресло, что поближе.
— Ты, значит, Юнис, сочиняешь?
— Так, немножко.
— Не профессионал?
— Ой, что ты! Куда там. Даже еще не публиковалась ни разу.
— А трудишься где?
— В муниципалитете, в бюро информации.
— И как она, работенка? Занимательная?
— Ничего. Но иногда впадаешь в уныние и растерянность. Когда задают вопрос, на который представления не имеешь, как отвечать.
— Зато сколько можно типов перевидать! Опять же в курсе управления городскими делами. По — моему, для писателя это очень полезно.
— Это-то да.
Я отправился принести чего-нибудь выпить. Достал бутылочку — из тех, что купила Эйлина, — и пошел откупоривать на кухню.
— Ну, как они там? — поинтересовалась Эйлина.
— Бонни беседует с Юнис, словно эта девица — интереснейшая личность на всем белом свете. — Я разыскал штопор. — Ты, наверное, с голоду умираешь? Прости, что припозднились. Бонни захотелось пива, и я подумал, что кружечка его подбодрит, он уж сколько воздерживается.
— Ну и как? Взбодрился?
— Э… потом расскажу. Выпей глоточек.
— Ты хочешь их угостить?
— Не мешало бы.
— Девушка надолго задержится?
— Не представляю.
— К ужину останется?
— Не знаю. Ты не хотела бы?
— Тебе решать. У меня в меню запеченные цыплята. Натянем и на четверых, но тогда надо рису добавить.
— Давай сориентируемся по ходу. Если Бонни вдруг заскучает и скиснет, тут же ее спроважу.
Я вернулся в гостиную с вином для Юнис и виски для Бонни.
— Мне представляется, сходство тут очевидное, — держал речь Бонни. — Парней, которым хочется стать звездой футбола, миллион. Но мало того, что таланта маловато, так ведь изволь еще пахать на тренировках, чтобы хоть чего-то достичь, а вот это уж нет, пахать мы не любим. Точно так же многим грезится, — протягивает он книгу: «Вот. Я написал». Только безвылазно месяцами корпеть за столом и писать ее на самом деле — труд не про них. Вообще, — продолжал он, — со стороны-то оно, всякое творчество, завлекательное. Особенность твоей ситуации и в том, что тебя не поджимает. Времени у тебя навалом — совершенствуйся себе на здоровье. А я… я уже под горку.
— Ну! Не верю!
— Что поделаешь — правда. Помимо всего прочего, я просто — напросто уже не тот игрок, каким был ну хоть два года назад. Нет, понимаешь, я не то чтобы там соглашаюсь с абстрактной истиной. Это — увы! — факт. И посторонние уже примечают.
— Я видела, как ты играл в последнем матче с «Юнайтед» на их поле.
— Правда?
Юнис высказалась об игре — и со знанием дела. Так что Бонни взглянул на нее, словно бы заново раскрывая для себя собеседницу. А та стала задавать вопросы — неглупые, по делу.
Откровенность Бонни удивила меня. Я задумался над подтекстом его высказываний. Футбольные игроки, такие, как Бонни, сверкающими метеорами прочерчивают футбольный небосвод. Не про них идущее по нарастающей оттачивание мастерства, создание шедевров в старости, как это дано писателям, художникам, композиторам. И даже золотых сумерек исполнителей они лишены — у Стоковского, Боулта, Рубинштейна последние концерты насыщены накопленной мудростью щедрой жизни. Нет, футболисты, вспыхнув, озаряют небосвод лишь на десяток лет. И меркнут, оставляя по себе воспоминания, да еще, может, несколько метров кинопленки. «Вот как я играл когда-то». «Я видел самого Бонни Тейлора!» — «Что за Бонни Тейлор? А, старичок, что ль, какой?» Кому он нужен? Теперь есть другие. Достигая поры расцвета, футболисты уходят в менеджеры или покупают пабы, отели, спортивные магазины. Теперь уже сверкают новые таланты. А они не в силах доказать, что в свое время играли не хуже. Лучше играли. Какие чувства переживает человек, вкусивший славы?
В гостиную, прикрыв за собой дверь, вошла Эйлина.
— К тебе пришли, — наклонившись, шепнула она мне на ухо.
— Кто? — Сердце у меня противно екнуло в дурном предчувствии.
— Полицейские. Двое.
«Полицейские» Бонни уловил. Он обернулся на Эйлину. Голос Юнис сник: девушка заметила, что ее перестали слушать.
— Юнис, — попросил я, — пройдите, пожалуйста, с Эйлиной в другую комнату на минутку.
Что происходит, Юнис не поняла, но не утеряла самообладания.
— Знаете, мне, в общем, уже давно пора.
— Нет, нет, это ненадолго. Да и рукопись я вам еще не отдал. Попроси их подождать, Эйлина. Я сейчас.
Эйлина увела Юнис, опять притворив дверь.
— Вот так… — сказал я Бонни.
— Ну и прыть!
— Да уж. Ну что, будем туману напускать?
— А толку-то.
— Тоже правильно.
Он передернул плечом.
— Давай уж, волоки их сюда.
Когда я вышел в переднюю, у меня аж в глазах зарябило от синих мундиров,
— Добрый вечер, — поздоровался я с сержантом.
— Мистер Тейлор? — спросил он. — Мистер Гордон Тейлор?
— Да, я.
— На дорожке ваша машина, сэр? — Он назвал номер.
— Моя.
— Извините за беспокойство, но на вас поступила жалоба.
— Пожалуйста, проходите.
Я провел их в гостиную.
— Мой брат, — и полицейские уселись рядышком на диване.
— Вы сегодня вечером пользовались машиной, мистер Тейлор? — осведомился сержант.
— Да.
— Ваш брат был с вами?
— Да.
Сержант взглянул на Бонни, тот подтвердил.