Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
Я стоял в учительской своей школы. Один. Пристроился со словарем у окошка, поглядывая на гнущиеся верхушки деревьев, окаймлявших спортплощадку. Непогода разгулялась всерьез, дул крепкий ветер, поминутно принимался хлестать ливень. Добравшись до школы, я тут же позвонил к Эйлине на работу, сообщил директору, что ей нездоровится и она не придет. Утром после ванны я спросил ее, надо ли предупреждать — она опять не стала вставать.
— Да, пожалуйста, — ответила она.
Когда же я разбежался было просить прощения за вчерашнюю фразу, она пробормотала:
— Не надо об этом, и точка.
Накануне, когда стало очевидно, что она уже не вернется в комнату, а я не собираюсь на ее розыски, старики ушли, пригорюнившись, встревоженные. Я распустил язык, и родители оказались свидетелями семейной сцены: ситуация, в которой любой свидетель лишний. Теперь им западет в голову, что в нашем доме завелась ссора.
Эйлина снова легла. Со мной она не разговаривала. Я чувствовал, что боюсь — ее, за нее. Но пуще всего за себя.
Немного спустя я соорудил яичницу и сжевал с тостом, потом откупорил бутылку вина, вторую из тех, что принесла Эйлина. В четверг. Всего три дня назад. Тогда у нас текла нормальная жизнь. Бонни не пробыл в доме еще и дня. Неприятности и тревоги грызли его. А мы в сторонке лицезрели их. Самодовольно пыжась: мы-то вон как искусно распоряжаемся своей жизнью. Бонни… Уже приходит себе и уходит вольготно и свободно, точно в гостинице. Мысли неизменно упирались в одно: отвезти Юнис домой. Бонни тут же, немедля, уламывает ее лечь с ним в постель.
Телефон. Трещит и трещит. Неумолчно. В конце концов, я нехотя поднялся. Названивали из автомата.
— Бонни Тейлор? — осведомился мужской голос.
— Кто это?
— Подонок! Мы знаем, где ты! — и обвал частых гудков.
Потягивая вино, я смотрел телевизор, мерцающий в дальнем углу — развлекательная программа, таких я обычно чураюсь. К возвращению Бонни в бутылке плескалось уже на донышке.
— Ты что, один?
— Да.
— Эйлина так все и спит?
— Угу.
— А что с ней?
— Нездоровится.
Бонни проворчал что-то и, подойдя, пристроился рядом.
— Она спускалась ненадолго, тут к нам старики заезжали.
— А что им было нужно?
— Разве обязательно должно быть нужно что-то?
— Да нет.
— Выяснить хотели, какие у тебя планы на ближайшее будущее.
— Это понятно.
— Я и сам не прочь.
— А уж я-то и вовсе рад бы радешенек.
— В эти планы входит неопределенный срок пребывания у нас?
— Нет, если я помеха. — Я молчал. — Так что, мешаю, что ли?
— Эйлина прихворнула. Как-то разом все навалилось.
— У вас с Эйлиной все наперекосяк?
— Откуда вдруг такой вопрос?
— Да так, ни с чего. Выскочило случайно.
— Да чего ты понимаешь в браке? В постоянных отношениях? Тебе стукнет — подберешь, охолонешь — бросил.
— Спросил просто.
— Под взором посторонних ситуация только раскаляется.
— Посторонних? Вон оно как?
— Ну других. Третьих лиц.
— Ага. Получается, мешаю. Чего ж в открытую не скажешь? — У меня не выговаривалось. Я налил себе последние капли вина. — Когда желательно спихнуть меня?
— Ты ел?
— Ну тебя к черту с едой!
— По — моему, тебе пора определиться.
— Ага, ага.
— В ту или иную сторону. Как тебе представляется целесообразным.
— Лишь бы не ошивался на твоей делянке. Ты свою долю в возрождение Бонни Тейлора внес.
— Посчастливилось тебе на сей раз? С Юнис?
— Что, самого тянет?
— На что мне такая шлюха?
— Почем мне знать. У шлюх тоже есть своя изюминка.
— Разболтала, что я утром к ней приставал?
— Она — нет. Но тут ничего удивительного.
— В общем-то девица поощрила меня попробовать еще разок.
— Ну так и не теряйся. Я тут больше мельтешить не буду. Не первую небось делим.
— Ох и дерьмо ты! С Фрэнсис я не был близок. Ребенка она ждала от тебя.
— Слушай, я пошел.
— Куда это?
— Не все ль равно?
Поднявшись, он вышел. Эх, жалко, бросил я курить! Подымить бы сейчас всласть! Мне послышалось, вроде брат говорит по телефону, и вспомнился недавний звонок. Вернулся Бонни не скоро. Я не видел, но не сомневался, что он укладывается.
— Ну ладно, пока! — попрощался Бонни.
— Ты что?
— Уезжаю.
— Да ради бога, Бонни!..
— Ради бога, а дальше? Чего ты вечно виляешь? Возьми да выложи все впрямую.
— Ну ты что? Ночью к себе поедешь?
— Нет, не поеду. А если б поехал?
— Почему до утра не переждать?
— Нет. Ведь ты обалдеешь от радости, когда я покажу спину. Пока совесть не начнет колоть.
— Ладно. — Я подался вперед, опершись локтями о колени и прижав к векам пальцы. — Скажи одно. Меня загадка эта по сей день мучит.
— Ну?
— Зачем ты хранил в тайне связь с Фрэнсис?
— Да потому, Гордон, братишка, что воротило меня от девчонки. Сначала до меня это не доходило — миленькая, покорная, красоточка. Но вот поди ж ты. Я и не хотел, чтобы нас видели вместе. Оттого и водил девочку в места, где не знали ни ее, ни меня.
— Красивой она была, ничего не скажешь. Но шла легко на все, потому что любила тебя. Не умеешь ты отличать порядочную девушку от распущенной.
Бонни расхохотался. Приостановившись в дверях, он обернулся.
— Думай, как тебе угодно, малыш. Но и за собой бы тебе не мешало приглядывать. Вон ведь как долго жизнь у тебя катилась гладенько да ровненько. Ну, спасибо за кров и пищу.
Остатки виски я тоже прикончил.
Я вздрогнул от раздавшегося рядом голоса. Я не слышал, как открывалась дверь.
— Прости, Гордон, — извинилась Люси Броунинг. — Не сразу поняла, что ты витаешь где-то. Ты, может, тоже скорбишь?
— О чем ты?
— Еще одну поп — звезду настиг трагический конец. Не читал разве утренних газет?