Расскажи мне про Данко
Шрифт:
Работали споро, без спешки.
Вот уже стали позванивать стекла в окнах мастерской, земля отдавала едва заметной дрожью. Вот уже на перевале показалась пыль. Огромный рыжий вал катится на Ольховатку, а в нем чернеют танки.
Алеша Ковтун считает их. Сразу десятками. До сорока насчитал.
— Ну, как, ребята, управимся? — спросил Володя своих товарищей.
— Управимся, — сказал Василий Денисов. — Не впервые.
— Что ж, тогда по машинам.
— По машинам! — пробежала по экипажам команда.
Тихо загудели моторы.
— Ну, добро
Если смотреть со стороны, то не сразу заметишь даже с близкого расстояния выглядывающие из-за брустверов танковые башни. Хорошо замаскировались засадчики. Добро пожаловать! Снаряды уже замкнуты, первые патроны пулеметных лент уже в патронниках. Все готово для встречи. Стекла в мастерских уже не позванивают, а пляшут, готовые вылететь вон.
Не в цепочку — лавиной идет «Мертвая голова». На большой скорости идет. Хоть и не видят немцы сидящих в засаде, но из люков не высовываются. Опасаются.
Танкисты приникли к прицелам. «Только бы никто не поспешил, — думает Володя, провожая пристальным взглядом головной танк. — Надо пропустить их».
Слабонервных нет. Все бойцы, и молодые, и старые, — опытные. Ждут сигнала. Вот и замыкающий вывернулся из-за угла. Ствол орудия командирского танка плавно пошел за ним.
— Огонь!
Первый снаряд влепился в бок. Взрыв, пламя, дым. Вспыхнул головной танк. «Мертвая голова» ощетинилась стволами орудий. Но как их взять, эти советские танки, когда они в земле и ведут прицельный огонь. Что ни выстрел, то в машину. Со звоном разлетаются гусеницы. Танкисты выскакивают из люков и стелются по земле под пулеметным огнем.
Неистовый восторг на закопченных пороховой гарью лицах хазовских ребят. Что-то кричит дико радостное, приникший к дрожащему пулемету Гриша Выморозко, каждый выстрел отмечает торжествующим выкриком Алеша Ковтун: «Горит гад!».
Только на лице Василия радость деловая, уравновешенная. Будто его специально посадили к смотровой щели наблюдать и оценивать работу стрелков.
— Так. Хорошо. Еще одного разули, — говорит он громко, чтобы все слышали. — Этот не уйдет.
И вдруг:
— Гриша! Смотри, вон трое ползут к дому.
— Обезвредим, — откликается Гриша, и его хлесткая строчка прошлась по спинам ползущих немцев.
— Товарищ командир! (Не Володя, как обычно. Здесь нельзя так. Бой идет). Товарищ командир! Пора выходить. Удирают.
— Давай! — откликнулся Володя.
Взъяренно загудел мотор, и танк вылетел на волю.
Удрать от тридцатьчетверки еще ни одному немецкому танку не удавалось. Бешеная скорость у него. Устоять свирепой силе снарядов тридцатьчетверки не удавалось немецкой броне.
Это было уже избиение, расстрел на ходу.
Закончился бой, но взрывы еще долго потрясали стены зданий машинно-тракторной станции. Взрывались снаряды в горящих танках.
Упоенные, разгоряченные боем, долго торжествовали победу бойцы. «У «Мертвой головы» только название страшное», — складывалось мнение у молодых танкистов. Но скоро убедились в обратном. «Мертвая
И спасибо конструкторам, которые изобрели тридцатьчетвсрку с крепкой броней, с легкостью на ходу. Спасибо командирам, которые научили танкистов бить без промаха. «Мертвая голова» разбивалась о броню советских машин. Были потери и на нашей стороне.
У Рощи Круглой
Поприутихла как будто «Мертвая голова». Неужели выдохлась? Но тишине военной доверяться нельзя. Она всегда таит в себе большую опасность.
Володя отправляет бойцов в разведку.
Так и есть. Разведчики доложили, что в балке за рощей скопление вражеских танков.
— Сколько их? — спрашивает он разведчиков.
— Двадцать семь.
— Что они делают?
— Осматривают машины, товарищ командир. Заправляют горючим… И еще пишут на стволах орудий белой краской: «Смерть русским Т-34 и КВ!».
— Значит, готовятся к наступлению?
— Так точно.
— Хорошо, идите, — и крикнул: — Старший сержант Тутаров!
— Я! — отозвался Тутаров, высунувшись из люка.
— Ко мне со своим экипажем!
Старший сержант Тутаров, пожалуй, самый опытный из танкистов. Он участвовал в боях еще в финскую кампанию. Хладнокровный и расчетливый командир экипажа. Служит Родине на совесть, на совесть и врага бьет.
— Машина твоя в порядке?
— Как зверь, — ответил Тутаров.
— А настроение?
Тутаров посмотрел на своих. Ребята уставшие. Отдохнуть бы им. Но они не показывают вида, бодрятся. Настроение боевое.
— Ты хорошо запомнил Рощу Круглую?
— Хорошо.
— Смотри внимательно, — Володя расстелил карту. — Вот балка. Здесь готовится к наступлению колонна танков. Двадцать семь машин. Мы идем двумя экипажами. Идем втихую, на малых оборотах. Я в лобовую атаку, ты заходишь с западной стороны. Неожиданность нападения — больше половины успеха. Есть, конечно, и риск. Большой причем.
— В каждом бою рискуем, товарищ командир. Мы готовы.
— Отлично. — И всем: — Все лишнее с крыльев снять. А я пойду к комбату.
Комбат выслушал предложение ротного командира и осуждающе покачал головой.
— По четырнадцать танков на брата! Ты думаешь, о чем говоришь?
— Все обдумано. Расчет на успех обоснован вот чем: во-первых, — Володя загнул на руке палец, — несмотря на численное превосходство, немцы напуганы недавним боем, во-вторых, они даже мысли не могут допустить, что против них выступает всего два танка. Оставшимся экипажам я прикажу завести моторы, чтобы они создавали видимость идущей большой колонны. Под шумок мы подойдем на тихом ходу незаметно. Внезапность нападения, — загнул третий палец, — главный успех.