Расскажи мне про Данко
Шрифт:
После очередного налета Володя попросил у Гриши Выморозко запасной пулемет.
Присел в люке. Ждет. Пулемет на кромке люка.
— Внимание! Воздух! — крикнул наблюдатель.
Танкисты — по машинам… и врассыпную. Только хазовский танк ни с места.
Засверкали огоньки на носу самолета. Пулеметная очередь стремительно пробежала по земле рядом с танком. Володя определил на глаз скорость самолета, прицелился. Пулемет задрожал, лихорадочно забился в руках, застучал о броню. И… Что тут было! Самолет пронесся над ним, сделал крутой разворот. Казалось, кто-то невидимый набросил на летящую машину лассо, и петля захлестнула
Тесня друг друга, танкисты выбрались на крыло. Они кричали вслед горящему самолету свои пожелания скорее встретиться с землей, смеялись, поздравляли командира.
Володя торжествовал.
— Отлетался, паразит! — кричал он. Но, как только все успокоились, признался: — Я не думал, что попаду. Сроду не стрелял в самолеты. Хотел просто попугать.
Больше самолеты не докучали. Да и были под Калачом они недолго. Пришла команда отогнать машины ни тракторный завод. Там их будут ремонтировать, готовить к новым схваткам.
Что ни говори, а горькие мысли одолевали. Сколько отдали земли на поругание врагу. Одолевали особенно, когда своими ногами отмеряли ее примерно с полтысячи километров. Казалось бы здесь, в горящем Сталинграде, больше причин для раздумий и сомнений. Но именно тут, на тракторном, они обрели еще большую уверенность. Подумать только! Немецкий десант на окраине города! Бомбы сыплются на голову, а на заводе стук и звон молотов, гул работающих станков. А что за люди у этих станков! Взгляни на них и поймешь главное — они не мыслят иного конца в этой войне, кроме победы. И куют ее день и ночь.
Летящий в огонь
Даже на войне солдат может выкроить для себя свободный час. Ремонтировавший тридцатьчетверку рабочий Сахаров так и сказал:
— Погуляй, капитан, часок-другой и приходи.
— А что, можно и погулять, — согласился танкист. — Не часто бывает у нас свободное время.
— Не часто, но бывает, — согласился Сахаров.
Город горел, дымил после недавнего налета вражеской авиации. В задымленном небе кружили истребители. За городом слышался голос боя. Озлобленно, надсадно гремели танковые моторы, слышались выстрелы орудий, взрывы снарядов. В городе затишье.
Володя вышел к Волге. Остановился на берегу, ощетиненном стволами зенитных батарей. Он давно не видел Волгу и обрадовался встрече с ней. Река была все та же: спокойная, широкая, но и не та: раньше по ней плыли веселые пассажирские пароходы, сонные огромные плоты, носились вездесущие моторки, теперь по ней ходили бронекатера. Пароходы торопились от берега к берегу. Из города они везли стариков, женщин с детьми; в город — солдат, пушки, пулеметы. Волга была тоже военной, солдатом была.
Володя шел берегом. Его остановил зенитчик.
— Ты только из боя, танкист?
— Из боя, — ответил он.
— Ну, как там, много их?
— Много. Но пока управляемся. Наши машины покрепче.
— Ты бы, танкист, далеко не ходил. Затишье это ненадолго. Сейчас и объявятся.
— Пойду. Скоро в бой.
— А-а, — понимающе протянул солдат. —
— Хочу.
— Сходи. Зарядись. Мы тут нагляделись. Вчера напротив нас прямым попаданием разнесло баржу… Детишки были там. Немногих спасли.
Зенитчик сказал правду. Вскоре на западной стороне города послышалась частая зенитная пальба. Потом показались самолеты. Они шли удивительно точным строем. Чем ближе они надвигались на город, тем глуше доносился бой за городом. Вот уже не стало слышно танков, выстрелов орудий и взрывов снарядов. Только самолетный гул.
Они шли на склад нефтепродуктов, который был на берегу. Когда-то сюда подходили речные танкеры и сливали в нефтебаки бензин, керосин, мазут. Тогда подходили сюда автомашины с бензобаками, они набирали горючее и везли его в степь, где трактористы пахали землю, а комбайнеры убирали хлеб.
Когда-то здесь приглушенным баском покрикивали танкеры.
— Гу-гу! — кричали они. Это значит привезли, приготовьтесь.
По пружинящим трапам бегали портовые рабочие, готовые принять горючее.
— Бип-бип! — беспокоились автомашины. Быстрее отпускайте, значит. Им некогда простаивать, хлеб не ждет. Его нужно убирать.
Шутили и смеялись на танкерах, на нефтебазе. Теперь вместо шуток строгие команды:
— По ведущему — огонь!
Зенитки грохочут, в стройных треугольниках самолетов вспыхивают барашками белые облачка дыма разрывающихся снарядов. Вот один самолет столкнулся с облачком и, завалившись на крыло, пошел крутить с головы на хвост. А за ним огонь и черный дым.
Но остальные летят строго, ровно и сыплют бомбы. Зенитные снаряды разминулись с бомбами в вышине. В небе белые барашки, на земле черные смерчи. Хлынула нефть из пробитых осколками нефтебаков, вспыхнул бензин. Пылающая лавина покатилась с крутого берега к воде и поплыла, бешено шумя огнем. Заволновалась обожженная река, вздыбилась волнами, только на волнах не гривы белой пены, а скачущие языки пламени. Волга. Такая могучая, а не в силах побороть огонь. Она несла его мимо разбитых пристаней.
Пролетела одна эскадрилья самолетов, за ней летит новая. Вот еще один самолет споткнулся о белое облачко дыма от зенитного снаряда. Накренился. Летчик пытался повернуть вправо, чтобы уйти в степь к своим, но самолет падал. Не хотелось фашисту выскакивать в городе: придется держать ответ, но самолет падал. Не выдерживали нервы, выскочил.
На какое-то мгновение смолкла зенитная пальба. Солдаты высунулись из укрытий, чтобы взглянуть на летящего в реку аса. В шуме огня, в гуле летящих самолетов они услышали отчаянный, нечеловеческий крик, который оборвала горящая река. Вслед за криком суровая команда:
— По ведущему — огонь!
Горела Волга, оседали под взрывами бомб дома, врезались в землю самолеты, Казалось, все живое должно быть сметено с лица земли. Но нет, зарывшись в землю, жили солдаты. И пока они жили, враги не могли прорваться к Волге, не могли считать себя победителями. Кончилась бомбежка, умолкли зенитки, все отчетливее слышался загородный бои. Володя повернул к заводу.
На минном поле