Рассказы
Шрифт:
12
Как-то вечером, когда старшие вернулись с работы, в дверь позвонили. На пороге стояла высокая женщина в норковой шубке, — ликом яркая, голосом зычная. Осведомилась: «Здесь проживает Ирина Кошко»?
— Здесь… Но она еще в институте… — ответила Ольга Сергеевна, не отрывая взгляда от норки.
— Тем лучше, — сказала гостья втискиваясь в щель прихожей и, обводя взглядом видимые оттуда пределы квартиры. — А вы, как я понимаю, Кошко-родители! — произнесла она слитно, как, например, произносят «листопрокатный» — А мы вот — Ничипуренки!
— В
— То моя дочка, — ответила гостья, — но дело — не в ней. Недоумение этих Кошко, видимо, доставляло ей удовольствие: они еще не догадывались, какое счастье им подвалило. Прямо в мокрых унтайках шляясь по комнатам, она признавалась: «Мне у вас нравится… Чисто. Мебель, правда, убогонькая, но с этим Платон Петрович что-нибудь придумает».
— Извините, Платон Петрович… он кто? — робко поинтересовалась хозяйка.
— Мой муж, а стало быть — папа Володи.
— Так… а Володя, выходит, — сынок? — догадалась Кошко.
— А меня называйте «Прасковья Филипповна», — разрешила «норка». Игорь Борисович, ошибочно истолковавший интерес, с каким гостья заглядывала в совмещенный санузел, кладовку и спаленку, невпопад сказал: «Прасковья Филипповна, извините, вы, верно, к нам по обмену? Так мы не меняемся».
— Фу ты. Господи! — возмутилась Ничипуренко, в свою очередь ошибочно увязав чужие слова с тем, что держала в уме. — Уж больно вы скорые! Дайте срок — будет им и обмен!
— Простите, кому это им? — не понял Кошко.
— Вашей доченьке с нашим Володенькой! А кому же еще!? — подивилась его недогадливостью Прасковья Филипповна.
— Батюшки! Так вы к нам — вроде как свататься! — всплеснула руками Ольга Сергеевна.
— Сразу — и «свататься»! Какие, ей богу, нетерпеливые!? В этом деле нельзя торопиться… Я и подумала, раз Ирина Володеньке нравится, — схожу-ка, взгляну на родителей: что за народ и что там у них за квартирка… На личико ваша девочка вроде бы миленькая, а вот телесами не вышла: росточком мала и уж больно худая.
— Мы тоже не великаны, — развел руками хозяин.
— Не слепая — заметила, — подтвердила Ничипуренко. — Мне сказали, днем Ирина работает, вечером учится в вузе…
— Девочка так устает! Так устает! — пожаловалась Ольга Сергеевна.
— Положитесь, милочка на меня! Уж мы перетащим ее на дневной факультет.
— Это как «перетащите»?! — удивился хозяин.
— Что «как»?
— Как это можно устроить?
— Шутить изволим? — не поверила гостья.
— Помилуйте, я не шучу!
— Ну знаете… Вам действительно невдомек, почему ваша дочка-отличница не прошла на дневной факультет?
— Невдомек.
— Ну а если подумать? Ну? Ну! — понукала она точно так же, как тот потливый словесник из приемной комиссии… — Ладно, позже поймете, товарищ Кошко, — успокоила Ничипуренко и подмигнула Ольге Сергеевне, в которой сразу же углядела «главу».
И тут его осенило: он должен был сообразить, что девочка не получила нужного бала потому, что имела папашей кретина, забывшего за философскими мудростями, что родители как-то сменили фамилию
— А отчего бы Володе к нам не зайти? — осмелела хозяйка. — Нам тоже хотелось бы на него посмотреть.
— Резонно. Он обязательно вам понравится.
— Главное — чтобы Ирине понравился, — вставил слово Кошко.
— Правильно рассуждаете, — поощрила Ничипуренко. — Володенька уже несколько раз встречал у сестры вашу дочку… И как только мальчик признался, что хочет с ней познакомиться, я тут же к вам и примчалась: нельзя же позволить ребенку встречаться с кем приведется.
— Это как же!? Выходит они не знакомы! — поразился хозяин. — Он что у вас еще школьник?
— Бог с вами! — всплеснула руками «норка». — Володя уже — аспирант!
Должно быть, она не могла взять в толк, чем приворожила к себе ее мальчика «эта пигалица — Кошко».
Ольга Сергеевна наклонила голову и стиснула зубы: ее душил смех. Она не хотела обидеть Ничипуренко и, отвернувшись, сказала: «Конечно, кому же, как не родителям, думать о детях».
— Вот и я то же самое говорю! — с удовольствием подхватила гостья и, в знак особого расположения, дала понять, что у нее пересохло в горле, и хозяевам — в самый раз предложить ей хлеб-соль. Но для Ольги Сергеевны это было бы слишком, и, боясь, что не сдержится, она солгала: «Извините, Прасковья Филипповна, мы торопимся в гости». Ее уши и щеки стали пунцовыми.
— В таком случае не буду задерживать, — гостья уже направилась к выходу, когда на глаза ей попался выглянувший из-за шторы малыш.
— Господи! — воскликнула женщина. — Вы держите Кошку?
— Котяшку, — уточнил хозяин.
— Выкиньте эту пакость! — потребовала «норка» — В доме от них одна грязь! Купите щеночка: собака существо одухотворенное, не то, что это бесовское племя! Мы, например, держим песика. Небольшой такой, очень серьезный — вылитый Платон Петрович. Попадись ему кошка — не успеет мяукнуть — задушит! Не переносит усатых! Щенком я его называла «Птичкой». Муж зовет теперь: «Птус-негодник», а мы с Володею — «Птусиком». Прелесть что за создание: морда длинная, черная и сам из себя — тоже черный, лохматый и уши — почти до земли. Да вы, наверняка, его видели: мы тут рядом живем!
Изобразив «одногорбого верблюда», Леопольд зашипел, уставившись на Прасковью Филипповну. Игорь Борисович, наконец, узнал эту женщину, сообразив, что котенок учуял насквозь пропитавший ее запах бешеной твари, однажды обрызгавшей их обоих слюной.
— Действительно, мы как-то видели «Птичку».
– признался хозяин. — Имели, так сказать, удовольствие…
— Правда, он милый?
— На редкость… — Игорь Борисович подмигнул Леопольду. Ольга Сергеевна тоже поддакивала и кивала Прасковье Филипповне в знак согласия: лишь бы та поскорее выговорилась. Уже стоя в дверях, Ничипуренко предупредила: «Так значит Володя позвонит Ирине. А вы, милочка, по-матерински втолкуйте, как крупно ей подвезло: очень многие домогаются нашей дружбы»!