Рассвет пламенеет
Шрифт:
Рождественский написал записку и послал ее Дубинину, чтобы приготовили боеприпасы, пищу и воду. Поджидая Магуру, он, наконец, присел отдохнуть, прислушиваясь к нарастающему гулу пулеметной и автоматной стрельбы на правом фланге батальона. Отсюда, с высоты холма, виднелись догорающие танки. Вокруг них лежала пустынная, голая степь. Вдали чернели горы. Кое-где они были еле различимы. Иногда тучи редели, тогда между облаков показывались то остроконечные, то округлые, покрытые снегом вершины. Они выступали окаменевшими волнами, узкие и резко убегающие в небо, а далеко внизу виднелся город Орджоникидзе, издалека похожий на груду старинных развалин, с выступающими теремами и башнями.
— Красив Кавказ! — мечтательно проговорила неслышно подошедшая Магура.
Рождественский опустил бинокль, тяжело вздохнул:
— Поистине величественные горы…
— Только в них покоя теперь нет, в величественных… Я прибыла по вашему приказанию…
— Не заходили в КП батальона?
— Заходила, там один Мельников. Да писарь копается в бумагах. Дубинин там…
— А Симонов?
— Он не уходит со своего наблюдательного пункта. Сейчас у него комдив и командир полка.
— Вы знаете о том, что два взвода первой роты полуокружены?
— Знаю. От них раненые не поступают.
— От них вообще невозможно выбраться, — резко произнес Рождественский.
— Но к ним-то можно проползти?
Рождественский усмехнулся. Он хотел сказать: «Если от них нельзя, то как же к ним?». А сказал:
— Думаю, можно будет.
— Если нужно, значит, можно, — согласилась Магура. — До ночи раненные не могут ждать. Я сейчас поползу.
— В таком случае эту прогулочку мы совершим вместе, Тамара Сергеевна… Вы готовы?
Много раз вот так же поднимался и равнодушно уходил Рождественский навстречу опасностям и уже привык к тому, что сегодня он идет по более рискованному пути, чем вчера, а завтра пройдет еще дальше. Но почему-то сейчас его особенно обрадовала спокойная решимость Магуры, просто сказанные слова: «Идемте!».
Им предстояло преодолеть каких-нибудь сто метров пространства — пустынную полоску степи, за которой наблюдал враг. Приходилось ползти по впадинам, где застаивалась талая вода. И Тамара Сергеевна беспокоилась о своей санитарной сумке, набитой медикаментами, ватой и стерильными бинтами. Она то и дело закидывала ее на спину, но сумка сползала набок, хлюпала по лужам. Магура надела ремень на шею, укоротила его, положила сумку на плечи.
Но из окопов противника их уже заметили, и тотчас загремели пулеметы.
Оглядываясь, Рождественский спросил:
— Вас не зацепило?.. ивы? Сейчас они мины начнут швырять. Давайте быстрее.
Петелинцы заметили ползущих к ним, но как ни старались, они не в состоянии были подавить огневые точки противника.
Но вдруг где-то позади ударило крупнокалиберное орудие. «Это из подбитого танка!..» — подумал Рождественский и неожиданно громко расхохотался.
— Вот спасибо! Молодцы пушкари наши — наладились!
Они уже были близко к траншее, из которой выглядывал Петелин. Рождественский порывался вскочить и опрометью метнуться вперед, но он опасался, что Магура отстанет.
— Ползете, Тамара Сергеевна?
— Ползу, ползу, — отвечала она с таким равнодушием, точно делала самое обыкновенное дело. — Вы думаете, что мне не приходилось вот так?
— Я беспокоюсь, как бы…
В это время над их головами с воем шарахнулась мина.
— Не беспокойтесь, назад не уползу.
Как только они достигли траншеи — подбежал Петелин.
— Вот какая дорожка к нам, — радостно заговорил лейтенант. — Только чертям по ней в пекло пьяных водить. Ох, ну прямо готов расцеловать вас, товарищ Магура, за то, что пришли…
Вытирая платочком лицо, мимолетно взглянув на Петелина, Магура спокойно ответила:
— Я не за этим сюда спешила. Где у вас раненые, лейтенант?
Ее увели к блиндажу. Рождественский взял руку Петелина и, ощутив в ней нервную дрожь, сказал ласково:
— Спокойствие и спокойствие, Вася. Вы заняли очень важную высоту. Надо ее удержать во что бы то ни стало…
— Воды нет. На исходе боеприпасы. Раненых не могу эвакуировать. Вот это страшно, а не вражеские атаки!
— Раньше, чем станет темнеть, у вас будет все… к вам роют траншею. Выделите человека четыре, пусть роют навстречу нашим саперам.
— Смотрите, опять ползут, — сказал Петелин и бросился к станковому пулемету. — Не стрелять, беречь боеприпасы! Подпускайте поближе.
Приглядевшись, Рождественский сквозь стиснутые зубы обронил:
— Вот куда они метят — отрезать полуроту!
Он побежал за изгиб, в ту сторону, куда убежал Петелин.
— С винтовками людей сюда, Петелин, — приказал он. — Живо, живо!
— В штыковую?
— Для короткого удара!
— Полсотни, больше не наберу.
— Не трогать пулеметчиков и бронебойщиков. И автоматчиков оставить на месте.
— Есть!
Но штыковая схватка не состоялась. Бугаев вовремя сообщил Симонову о намерениях противника отрезать петелинцев. Майор приказал минометчикам снова открыть огонь по наседающему врагу. И уже после первых залпов наступающие попятились назад, к своим траншеям.
— Товарищ майор, а не будет ли вашего приказания вывести людей с высоты? — спросил Бугаев.
Симонов закричал в телефонную трубку:
— Вы что, в уме ли? высота, занятая Петелиным, главный ключ нашего будущего прорыва. Ни шагу назад!
XIII
Шестого ноября доктор Кюн направил почти всю 13-ю дивизию против гвардейского стрелкового корпуса. Его танковые подразделения, руководствуясь заранее разработанным планом прорыва обороны гвардейцев, действовали по определенной системе и переходили в атаку лишь на участках, предварительно уже подвергшихся артобработке.