Рассвет пламенеет
Шрифт:
— Обо мне вам нечего беспокоиться, Андрей Иванович, — ответила Магура сдержанно. — Не первый раз в бою.
— Ну-ну, — более дружелюбно проговорил Симонов, — выбирайте, что для вас легче: или будете спасать людей, или отвечать родным умерших. На вашем месте я выбрал бы первое.
— А все же будете писать родным убитых?
— Если убит в бою, — дело иное: храбро погиб, сражаясь за Родину. А что мы напишем, если человек был ранен и умер по нашей вине?
Провожая взглядом Магуру, Симонов присел на ящик из-под патронов; против воли думалось о ней…
В боях в районе Калуги он был ране в плечо. Полковой врач Магура отправляла его в медсанбат. «Что, Тамара Сергеевна, расстаемся?» — спросил тогда Симонов. Матура усмехнулась, пожала плечами и не ответила на вопрос. «Дружба наша, — сказал он ей еще, — была, как спичка, — огонь горячий, а пламя короткое».
А эта вторая встреча произошла совсем неожиданно. Майор не искал ее и почему-то был уверен, что она никогда не произойдет. Но однажды, возвращаясь из первой роты, Симонов увидел знакомую женскую фигуру. Откинув голову, опершись обеими руками позади себя о землю, раскрасневшаяся и загорелая, Матура сидела на обочине дороги, с удивлением глядя на него.
Он хотел казаться равнодушным, но не смог сдержать радостной улыбки и чуть не бросился к ней.
— Откуда вы взялись, Тамара?! — невольно выдавая свою радость, почти вскрикнул он.
Однако проходили недели, и сомнение в возможности сближения с Магурой не исчезало у Симонова.
При первой же встрече Тамара Сергеевна заявила решительно:
— Андрей Иванович, я попрошу перевода в ваш батальон.
Симонов пытался возразить ей, но она перебила его:
— Слушайте, Андрей Иванович, мне стало невмоготу выносить «ухаживания» майора Ткаченко, командира второго батальона, — и при этом так взглянула на Симонова, точно с укором спросила: неужели ты не рад нашей встрече? — Я вас искала, запрашивала управление эвакогоспиталей! — помолчав, добавила она.
Теперь, прислушиваясь к неясно доносившимся из степи голосам, Симонов рассеянно поглядывал в ту сторону, куда ушла Магура.
— Товарищ майор, разрешите? — обратился к нему старший адъютант лейтенант Мельников: — Связь с ротами налажена. Из третьей старший лейтенант Метелев сообщает: противник не обнаружен.
— Обнаружится. Поторопите с оборудованием огневых точек.
— Заканчивают уже.
Симонов хотел сказать: «Молодцы!», но в это время подбежал дежурный телефонист:
— Разрешите, товарищ гвардии майор! Из штаба полка приказание: вам явиться к комдиву подполковнику Василенко.
Штаб дивизии расположился между сопками, в трех километрах от полотна железной дороги. В темноте слышались шаги, приглушенный говор и шелест травы.
Перед Симоновым внезапно выросла могучая фигура адъютанта комдива.
— Где комдив? — спросил майор.
— Он ждет вас, ответил адъютант. — Идемте, я провожу вас к нему.
Из темноты донесся знакомый голос командира второго батальона майора Ткаченко:
— От уперта людына! Я — що, в позычку прошу? Положено батальону — вертай назад!
— Слышали? — засмеялся адъютант. — Ткаченко воюет… Буря!
— К кому это он подступает так?
— Штурмует начальника медсанслужбы. Врача требует.
— Разве ему не дали еще?
— Дали, да он требует вашего, врача Магуру.
— Она работает в таком же батальоне…
— Любимчик комдива — ему все можно — требует…
— Это ему кажется, что все ему можно, — возразил Симонов. — Комиссар мой здесь?
— Рождественский и другие комиссары полков и батальонов в политотделе. Идет совещание. Сюда, в эту траншейку давайте, товарищ майор.
Спускаясь в траншею, Симонов услышал возбужденный голос подполковника Василенко:
— Не можем же мы ждать до рассвета.
— Не в этом дело, Владимир Петрович, — отвечал ему полковой комиссар Киреев со своим обычным спокойствием. — Поезжайте одни, а я не поеду к комкору. Не нахожу нужным, не вижу надуманной вами угрозы нашим тыловикам.
Очутившись в просторной квадратной выемке, прикрытой брезентом и освещенной двумя керосиновыми лампами, Симонов козырнул комдиву:
— Разрешите, товарищ гвардии подполковник?
— Вот дождались, наконец, — высоким голосом отозвался Василенко. — Роты окопались?
— Заканчиваем.
— Что нового донесла ваша разведка?
— Немцы напротив батальона не обнаружены. Однако полагаю…
— Полагайте, — оборвал Василенко, — а себя не обнаруживайте. — И отвернулся. — Я не боялся бы риска, — продолжал он, обращаясь к Кирееву, — я не против риска для пользы дела, комиссар.
Сутуловатый и плотный Киреев сидел за походным столиком, крепко сжав переплетенные пальцы. Темные глаза его были суровы.
Минуту назад Симонову казалось, что он и комдив будут рады друг другу. Как никогда, Симонову хотелось, чтобы теперь, наконец, между ними установились те отношения, какие бывают между старшим начальником и подчиненным, которому доверяют. Он продолжал стоять навытяжку, выжидая, когда подполковник обратится к нему.
— Булата ко мне! — крикнул комдив, наклонившись к траншее.
Симонов посторонился, услышав позади торопливые шаги, по которым он узнал своего земляка майора Булата. Это был плотно сколоченный и верткий человек, с круглым энергичным лицом и быстрыми хитроватыми, всегда будто улыбающимися маленькими глазками. Булат с Симоновым были из одного города — из Кирова, но познакомились и подружились они только в дивизии, — комбат радовался слухам о предстоящем назначении его земляка командиром полка взамен командира, отбывающего на учебу. Войдя в землянку, Булат вскинул к пилотке своей сжатый кулак и на уровне виска разжал пальцы.