Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
222 Херсонида Вокруг ее теснится дружно. Купальня, полная воды, Кипит, - блестит, - шумит, - зовет Сих нимф стыдливых в влажны недра. Тут - робко Цулъма озираясь, Последню ризу низлагает; Какой красот вид обнажился! Какой мир прелестей открылся! Подруги разделяют с ней Девичьи резвости невинны. В струи сребристы погружая Стыдливые красы свои, Руками влагу рассекают, Играют, - плещутся, - смеются. Здесь Цулъма, освежась в водах, Выходит и спешит облечься. Купальня хладна защищает От силы солнечного зноя, Однак - еще не прохлаждает Во груди Цулъмы знойной страсти. Тоскливость тайная снедает Давно томящусь грудь ее. Она, задумчива, безмолвна, Взирает часто в край полдневный. Подруги примечают вздох, Подруги тщатся напрерыв Ее грусть песнью облегчить, Но тщетно - Цулъма не внимает. «Нет, милые мои подруги!
– где?
– где дышет он поныне? Ушлец драгой!
– Как без него С минуты горестной разлуки Уныло сердце растерзал ось!
Песнь шестая 223 Увы! не оковала ль крепко Надина в Азии какая Навек?
– Быть может; трепещу!.. Что я сказала?
– Нет, - ах!
– нет! Мурза любезный, постоянный Столь тверд, как Магометов щит; Селим не изменит ввек Цульме». Здесь Цулъма быстрый взгляд кидает И как бы ждет кого с страны. «Но нет его, - она вскричала.
– Нет милого еще Селима\ Ах!
– не увидите ль его? Скажите, милые подруги! Коль вы увидите, - скажите! Пророк великий!
– возврати Селима в здравии ко мне И в свежей юности цветущей! Молю тебя, - ах!
– что мне делать? Подруги!
– пойте лучше песнь На горестный отъезд Селима Или - надежду воспевайте! Я буду вам вторить; - запойте! Предмет сей сроден сердцу...» Лик подруг Прекрасна, мила дщерь небесна, Богиня кроткая сердец, Светильница души прелестна, - Надежда!
– где?
– где твой венец? Цулъма (одна) Ты настояще услаждаешь Грядущим благом в наших днях; В цветах плоды ты созерцаешь, 910 920 930
224 Херсонида Ты усмехнешься - и в полях Цветуща зелень оживает; И там - Селим ко мне предстанет... Лик подруг Прекрасна, мила дщерь небесна, Богиня кроткая сердец, Светильница души прелестна, - Надежда!
– где?
– где твой венец? Цулъма (одна) Ты за слезу любви пролиту Готовишь тысячу утех; Живишь красавицу забыту И кажешь издали успех; Коль сердце днем мое мертвеет Волшебных ради грез твоих, Оно еще ласкаться смеет Средь тишины часов ночных. Лик подруг Прекрасна, - мила дщерь небесна, Богиня кроткая сердец, Светильница души прелестна, - Надежда!
– где?
– где твой венец? Цулъма (одна) Ты избираешь сон мне здравой, И я - с улыбкой величавой, Довольна утром, пробужусь
Песнь шестая 225 И в радости вострепенусь, Что хоть во сне его узрела; А что в душе бы я имела, Когда б - теперь - в саду - он был? Лик девиц Прекрасна, - мила дщерь небесна, Богиня кроткая сердец, Светильница души прелестна, - Надежда!
– здесь, - здесь твой венец. Так нежная Мурзы невеста Всяк день под тенью вертограда, Или в убежищах пещерных, Иль при купальнях в тишине Часы печальны услаждала И возвращалась в дом с надеждой, С надеждой зреть возврат мурзы\ Но там - какие смуглы чела Мелькают на брегах реки? Конечно, - зной еще и долг закона К водам прохладным призывают Стопы сарматски по грозе. Пускай сарматы утомленны Струи Салгирски рассекают Своими тусклыми руками! Меня явления вечерни Зовут во храм красот сумрачных. Явленья вечера прекрасны, Когда со мной Сашена ходит, Когда она с зарею спорит. Да, утром поле, пенье птиц, В полудни тень пещер и сосн 8. Бобров Семен, т. 2
226 Херсонида И хладный родников кристалл, А в вечер тихий брег морской «И пурпурный закат над зыбью, Конечно, - всякому приятны; Но мне - Сашена завсегда. Без голубых очей ея, Без вишневых устен ея Ни чистая лазурь небес, Ни луг, ни пенье птиц поутру, Без русых вьющихся кудрей И без каштановых бровей Ни тень, ни цветники в полудни, Без розовых ея ланит, И без ея блистанья взоров Ни поздний пурпур в море зыбкий, Ниже вечерняя звезда Очаровать меня не могут, - Лишь ты, Сашена\ - ты мне все.
(ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ) Содержание Нисхождение солнца.
– Запад.
– Вечерние беседы в татарской деревне.
– Последнее увещание шерифа.
– Печальный брак Селима.
– Смутное томление шерифа.
– Кончина его.- Плач. Дщерь песни!
– Се молчит гроза! Нет бури!
– тихий час катится; Владыка грома примирился И хощет с тверди слух склонить К твоей вечерней томной арфе. Воспой прекрасный вечер сей, Который скоро, - скоро снидет На Херсонисские холмы! Уже горящее светило *0 С высокого полудни свода К помосту запада спускает И, кажется, тогда при каждой
– (Мятущиеся) облака, Сбираяся веселым сонмом, Готовятся великолепно Его на ложе проводить И с пышностию окружают 20 Престол его вечерний тихий. От низких облака краев Лучи, златыми полосами Ниспадши, косо ударяют 8*
228 Херсонида В вершины рощей Амфитриты; Но пред пурпуровым лицем Лучей, возникших из-за гор, Еще едина влажна туча Прозрачны сыплет капли ниц.
– Мне мнится, огненный там дождь Нисходит на холмы вечерни. Как тамо протяжен мелькает Сквозь раздвоенный верх утеса В пылинки воплощенный луч? Он тянется, как тонка нить, Блистающая ярким златом, Но ударяясь в косогор, Отсверкивает на другом. Как он играет в рдяном свете На стропотном скалы конце, - Мерцает, - гаснет, - умирает?
– Так жизнь, - как слабая свеща Или как тонкий пар в лучах, Средь игр дрожит - и погасает. Уже светило, ниспустившись, Чело багрово омывает В Атлантской озаренной бездне.
– Его торжественно лице, Подобно как алмазный щит, В зерцале плавает лазорном, Меж тем как подлинник, склонясь И половиною единой В волнах кипящих окунувшись, Являет токмо нам полкруг.
– Се!
– край един чела он кажет И вдруг, в последний раз взглянув, Совсем погрузнул в глубине!
– Одни его власы червлены,
Песнь седьмая 229 Подъяты вверх на горизонт, Стремят лучи на высоту Из-под земнаго рдяна ската.
– Смотри в вечерни облачка!
– Колико разных там цветов, Злато-румяных, - рудожелтых, - Багровых, сизых, фиолетных В смешении непостижимом?
– Какая Химия могла бы Подобны краски растворить Для хитрой кисти живописца? Одно искусное перо Или живое вображенье Лишь может верно начертать Сии природные картины. Спускаяся с сего хребта, Я зрю уединенны веси Средь тихих усыренных долов, Где савроматы обитают Под кровом кроткия природы; Вечерни ветерки играют И тихи свисты испускают По шумным кровель тростникам; Последний рдяный свет скользит По бледным стволам камышей.
– Томящиеся пастухи Влекутся с горных перелесков, Ведя к спокойнейшим загонам Стада, наполненны млека.
– Они свиряют протяженно На светлозвучных камышинах. Их поздные унылы песни, Дыша из шумных их сопелей, По горным рощам раздаются.
– Здесь отроки из шалашей
230 Херсонида Бегут на шатких к ним стопах, Чтоб встретить агнцов утомленных. Иной ведет за рог козла, Который, споря с малой силой, Упорствует детей насилью; Другой дерзает с легким скоком На мягку спину агнца сесть.
– Так все стада свой кончат день! А тамо подле хижин низких Сидят и юноши, и старцы. Простосердечие и честность, Толь славимая в древних скифах, Еще видна в сих поселянах; Вечерни кроткие часы Сопровождают их беседы; Последни повествуют с жаром, А первы слушают усердно.
– Все то, что древность сообщила, Что брань и подвиги кровавы В своих или чужих землях Произвели для славы века И что по Азии пути Открыли странствующим в Мекку, - Все в разглагольствий их не скрыто.
– Я с удовольствием взираю На собеседников сих сельских. Се!
– старец окружен сидит И бледной дланью помавает! Уже в густой браде его Седины сребрены блистают; Брада его, как белый лен, Немалу груди часть покрыла.
– Все внемлют словесам его; И кажется, их жадны взоры
Песнь седьмая 231 Висят на старческих устах.
– Я приближаюся туда; И что ж?
– я познаю Шерифа.
– Омар по опытам своим, По многим странствиям в востоке За мудреца теперь почтен; Какая ж важная причина Толь важному его движенью?
– В устах его тогда шумела Надута речь о славной Мекке; Шериф в то время поучал: «Селим, - любезный мой Селим\ Се наконец мы совершили Свой трудный, - свой священный путь! Ты сей уже исполнил долг; Иди в дом матери твоей, Так как и я к отцам отыду!
– Спеши, утешь возвратом матерь! А я - останусь здесь на время; Мне долг беседовать с друьями, Благодарить Аллу, - потом... Спеши ж обрадовать свой дом! Пусть вечеря и ложе там Ждут наших утомленных членов! Ты узришь мать и всех друзей; Тебе объятия простерты Прекрасной Цулъмы, - будь счастлив! Ты много раз вздыхал о ней... Я радуюсь, что ты успел, Толь ранню страсть преодолев, Исполнить чувствие к святыне. Теперь не поздо быть счастливым; Ты любишь Цульму\ - выбор верен; Сын мой!
– она тебя достойна. Не медли сочетаться с нею!