Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
242 Херсонида Боль судорожна нападает; Так ревность пламенна бушует.
– Сарматы изумленны мнили, Что дух Аллы объял его, Подобно как пророка их; Чрез две минуты жизнь открылась; Шериф вещает паки томно: «Алла\ - так посещаешь верных; Но свят Алла\ - конечно свят!
– Все дивны суть дела твои.
– Не рано сей недуг приспел Меня похитить от живых. Ты в сей преклонный вечер жизни Благоволил, да ныне я Коснуся прагов освященных, Вводящих в храм - чертог небес. Будь ввек благословен отныне?
– Коль радостно, что в нову юность Я скоро, - скоро облекусь?
– Уже я слышу глас волшебный Светлейших солнца нежных гурий, Зовущих на седьмое небо, Чтоб в мягких отдыхать диванах Средь винных и млечных ручьев, Где ни мятежей, ни коварств, Ни ложных мудрований нет; Где нет во времени премен, Ни запада, ниже востока; Но истина и вечный мир Сияет в радужных лучах... Ах! коль я грешен?
– можно ль льститься?
– О братья!
–
Песнь седьмая 243 Рассыплет свой алмазный блеск В темнеющих углах могилы; Но что?
– какая польза мне? Се!
– перва немощь, - первый червь, Предтеча вечности, - враг жизни, Вонзив кровавую главу В мою распадшуюся плоть, Уже ползет в застывших жилах!
– Тогда и ту ослабшу ногу, Котора в мире колебалась, В отверсту занесу гробницу, Где погрузилася одна.
– Ах!
– медленно уже вратится На оси треснувшей своей Лет поздных томно колесо... Вы видите ли горлиц там, Пред западным лицем светила Из теплых вылетевших гнезд, Воркующих на ветхой кровле?
– Вы видите - их вмиг не будет; Оне исчезнут в синеве.
– О!
– скоро с стоном разрушится Телесна храмина моя, В которой горлица тосклива, В слезах взирая непрестанно В ея решетчатую дверь, Мнит скоро выпорхнуть на волю.
– Ах! близок час сей, как душа, Подобно горлице стенящей, Возьмет полет свой, - а куда?..» Тут старец, орошен слезой, Умолк, - а юноши и старцы Твердили весь увет его И впечатлели внутрь сердец; Но дряхлы жены, обаянны
244 Херсонида Арабского словами гостя, У коих сгиб морщин рисует Печать печальну: помни смертъ\ - С немым почтеньем приступили Лобзать края его одежды; Ни пыль, ни грязь не отвращали Благоговейных уст от ризы. В сих тихих нравственных беседах Селяне горных деревень Часы вечерни провождали, Пья сизой дым из трубок длинных, Доколь на западе заря Мерцая стала потухать; Уже внутрь хижин запылало Огнище посреди помоста, Питаемое горным маслом, Вкруг коего они, сидя, Пропели свой акшам-римас1, Но наш Шериф изнеможенный Не мог, как прочие, сидеть. Он на ковре лежал узорном; Потом, подъяв свою главу, С печальным вздохом возгласил: «Где верный посох мой!
– И он устал; подайте мне! Подайте бедный посох мой! Уже довольно он служил; С ним я окончу драмму жизни!
– Ты, отрок!
– подойди ко мне!
– И поведи меня туда, - На оный мшистый скат горы!
– Там я в сей час, - избранный час, Ах!
– может быть - уже в последний Молитва магометан по захождении солнца.
Песнь седьмая 245 Приятным наслаждуся видом Сей потухающей зари, Сего мерцающего неба, Сих хороводных ясных звезд; Потом, - приникнув, обращу Слезящий взор на общу матерь, Сырую землю, - где усну, - На сей врачебный сумрак света, Любезну зелень прозябений!
– Ах!
– вы - оставьте здесь меня!
– Ушел ли мой Мурза!
– он в доме!» - Так рек Шериф - и был спокоен; Но он, как тихий пламень, гас. Уже Мурза распростирает В объятиях единокровных Сиянье радости домашней.
– Мать нежная его объемлет; В нем милого пришельца лобжет, Драгого сына в нем находит, Исполненна душевной пищи; Второго видит в нем Шерифа И льет потоки слез отрадных.
– «О сын мой, сын любезный мой!
– Так вопияла мать счастлива С слезящей некоей улыбкой, - Благодарю Пророка ныне, Что осенил он жребий сына; Благодарю его за счастье... Ах! сын мой!
– как утешишь ты Свою слезящу милу Цульму! Она и день и ночь вздыхала, Страдала, млела, тосковала; О сколько слез она лила?
– Как усладишь ея минуты? Как совершишь ея надежды?
–
246 Херсонида Поди!
– спеши обнять ее! Ты заслужил уже ее; Ты руку с сердцем заслужил; Поди!
– спеши обнять ее! Но где Шериф, - твой путеводец, Сей твой достойнейший наставник?» Мурза Он там, - он там, - я приглашу; О мать, почтеннейшая мать, Ты мне теперь благословляешь Обнять прекрасную, - о счастье!
– Так, - и Пророк благословил Священный мой союз сердечный; Я видел тень его святую.
– Теперь я поспешу к бесценной, К душе, - к сей Цулъме несравненной. Что остается?
– все свершилось; Сама душа во мне спешит.
– Любезна мать, вели устроить Все брачные обряды нужны! Пускай светильники возженны Пылают с радостным движеньем В чертогах брачныя любви! Все ль родственники в храме? Все ль торжествует? все ли дышет? Пойду я к ней!
– но ах! возможно ль?
– Учителя недостает... Пойду к нему сперва; он нужен; Он дух моих часов блаженных; Пойду, - прерву его беседу». Мурза бежит и зрит Шерифа, Готового на некий путь, И застает сии слова:
Песнь седьмая 247 «Я токмо отдохну, - вещает Сей старец, несколько осклабясь И встав, - объемлет посох свой, - А успокоя дух и плоть, Я скоро возвращуся к вам. Ах!
– как болезнует душа, Что мне теперь, - Мурза любезный, Участником не можно быть В твоем священном
– Увы!
– Шериф\ - я трепещу!..» «Не бойся, мой Селим, - пресек речь старец, - Я в теле здрав еще теперь И чаю радость разделить... Но есть теперь желанье тайно, Чего мне выразить не можно; Бог, - Бог зовет, зовет меня на гору; Яви покорность мне ты в сем!
– Дай мне единому глас сердца Вознесть Отцу души и жизни! Сей час мне дорог, - невозвратен; Иль ты не можешь без меня С своею Цулъмой ликовать?
– Желаю получить тебе Вернейшу руку от нея!
– Вот!
– что мое желает сердце! Да снидет Божеская тень На долгоденствие твое; Сие благословенье неба
248 Херсонида Превыспренностью превосходит Все тучны в Таврии холмы; Супруг ты будешь, - буди нежен! Не столь две плоти, сколь две души В едино тщись совокупить!
– Ты буди в милости подобен Хашему - другу всех убогих! Вельможа славный сей в востоке Четыредесять врат имел В забралах дома своего; Но ни едина не была Возбранна бедности стенящей; А ты, едину дверь имев Не заключенну от убогих, Яви щедроты разну цену! Без ропота и без киченья При малом, - не богатом брашне Укруг последний, данный бедным, Как сорок величайших кошниц С пшеницею или плодами.
– Так буди к бедным сердоболен И не забудь всего того, Что сердце вопиет мое! Твоя же нежная подруга Да уподобится супруге Святого мужа, Ибрагима\ - Тогда - все узрите Эдем; Но время, - я иду на гору». Так рек он и повлекся к скату. Остановись еще, заря!
– Ликуйте, сребреные звезды, И выводите полный месяц!
– Играйте, ветерки вечерни! О сладкопевец, соловей, Запой теперь ты брачну песнь!
Песнь седьмая 249 Се, юноша любезный, - нежный Идет в украшенный чертог!
– Кто там, прекрасна, как луна, Покрыта дымкой, стройна станом, Опершись на плечо его, Идет так скромно, благородно? То Цулъма, - свет очей Мурзы... Возможно ль, чтобы черна горесть Летала над главами их?
– Какая туча смеет грянуть? Какая грусть теперь дерзнет Смутить веселые минуты?
– Уже вечерний пир шумит.
– Пирян всех лица расцветают; Все божества забав летают. Там быстро скачет Терпсихора', Там носит Именей свой факел. Церера ставит сладки яства, Помона ставит плод душистый С багровым соком нежной асмы1; Все весело, и все цветет; Но тут и мрак, где полный блеск. От ужаса обмерший отрок В гостиницу вбегает бледен И вопиет прерывным гласом: «Не ждите более Шерифа\ Не придет в брачный пир учитель... Сидя на косогоре долго Взирал на небо - и вздыхал! Потом, увы!
– без чувств повергся И более не пробуждался». 740 750 Асма лучший виноград из красных во всей Таврии.
250 Херсонида Не столь перуны огромляют, Как страшные сии слова. Шум радости стал воплем слезным; Тогда и само горно масло В лампадах с треском зашипело.
– «О Магомет).
– Мурза рыдает, - Как можно ликовать тогда, Когда учитель гибнет наш? Увы!
– когда жених здесь скачет, Учитель наш жених стал гроба.
– Пойдем!
– отложим торжество!
– Какая радость в горький час?» Печальны гости прибегают И зря простерта вопиют: О бедный наш Омар!
– о бедный! От сих рыданий дух Шерифа Как будто паки возвратился.
– Он томны очи отверзает И слабым гласом им вещает: «Глубокий сон, - железный сон, Друзья, - меня одолевает.
– Ах! знать на вечность засыпаю.
– О чада, - приступите все!
– И ты, - Мурза\ - почто ты плачешь? Все так же уснете, как я; Не сетуйте, - дражайши дети!
– Вы пели свой акшам-римас; А я в последний раз скончал Сию вечерню песнь священну.
– Вы божество благодарили, Что день спокойно провели; А я благодарю за то, Что тихий жизни день свершил; О мой Мурза\ - се запад дней! А ты в сей запад начинаешь
Песнь седьмая 251 Восход супружественных дней; Как жаль, что сон мой роковой Смутил блеск радости твоей!
– Воспомни мудрецов Мемфиса). При пире их всегда лежали Умерших кости на столах. Хотя дышу в последний час, Но да не всуе я дышу!
– Не сетуй, - буди мудр ты так, Как мудры жители Мемфиса! Вот что, - пока дышу, - вещаю! Ты завтра узришь Божье солнце; Но я, - я больше не узрю; Уже - над оком ночь висит, - Ночь вечная висит, - увы!
– Моя жизнь - также закатилась.
– Но ах!
– Алла не позволяет, Чтоб в третий раз сходить в Медину И там близ праотца почить.
– А после встать - к рассвету славы... Но заклинаю вас - Пророком; По крайней мере - пренесите - В Натолию - мой бедный - прах! Сие лишь только мне приятно, Что, где из персти я исшел, - Там - паки в персть - пойду родную; Ах!
– я - уже слабею, - млею; Вот! час приспел новорожденья! Прощайте!
– и пребудьте верны Алле - и Белому Царю!
– Никто другой, - лишь он един Да будет вашею главой! Познайте, что его щитом Ограждена терпимость вер! Скажите то же чадам вашим И вспомните - когда - о мне!
–