Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
488 В Л. Коровин водил поэму учеными «объяснениями» и «примечаниями» (ок. 200 страниц на 700 страниц стихов). Европейские образцы «Древней ночи вселенной» автор, как и в случае с «Тавридой», назвал сам110. Это «Потерянный рай» Дж. Милтона («The Paradis Lost», 1667), «Мессиада» Ф.- Г. Клопштока («Der Messias», 1748-1773), «Смерть Авеля» С. Геснера («Der Tod Abels», 1758), «Страшный Суд» Бенгта Лиднера («Yttereta domen», 1788), т.е. поэмы, имеющие своим предметом события священной истории, и «Ночные размышления» Э. Юнга. В их ряду назван и М.М. Херасков, но не как сочинитель «Россияды» и «Владимира», а как автор небольшой поэмы «Вселенная» (1790), повествующей о творении мира и человека и о восстании сатаны. Как видно, свою поэму Бобров располагал в ряду европейских религиозных эпопей, но при этом не желал, чтобы в ней видели простое поэтическое изложение событий из священной истории, как у Милтона и Клопштока, а тем более аллегорический «роман» или «героическую поэму»111. Как и в «Тавриде», Бобров в новой поэме педантично сообщает множество исторических сведений, уравнивая в правах «историю» с «вымыслом». Достоверность, «историческая истина» для него важны не только сами по себе, но и как эстетический фактор. Поэтому в странах, через которые проходят слепец и его наставник, правильней видеть не ступени посвящения или символические пространства блу- 110 См.: Там же. С. 144-145, 326. 111 Ср.: «Книга сия не роман и не героическая поэма (...) также не есть особливое какое извлечение из священной или языческой истории; но она, так сказать, есть средняя черта, которая, находясь между
Поэзия С.С. Боброва 489 ждания души, а конкретные страны, вернее - конкретные религиозно-философские системы. Бобров пытался воспеть подлинную древность. Едва ли ему это удалось, но он стремился создать именно такое впечатление о своих намерениях, чему отчасти и служат многочисленные объяснения и ссылки на древних и новых авторов. Любопытно заявление Боброва об автобиографическом подтексте поэмы: «Я... хотел... представить себя самого под видом слепца»112. Как справедливо заметил М.Г. Альтшул- лер, «эта лирическая аллегория настолько глубоко запрятана поэтом, что разыскать ее в тексте без помощи автора было бы невозможно»113. Есть лишь одно место в поэме, где очевидно, что Бобров отождествляет себя с ее главным героем: это эпитафия, «надпись лжива», которую сочиняет себе мечтающий о смерти Нешам: Он стал дышать на бреге Волжском; Вздохнул в последний раз на Финском.
– Он славу пел полубогов, Паренье Гениев пернатых, Красы Эвксинских берегов, Восход из тьмы божеств зачатых, Слепого путь, прозренье, честь, И сам с надеждой недозревшей И с силою полурасцветшей Лег с арфой в ниве Божьей в персть, Чтоб там восстать, - дозреть - и цвесть. (ДНВ. Ч. 2. Кн. 3. С. 218-219) Полное раскрытие автобиографического подтекста поэмы едва ли возможно114, но в некоторых случаях автор делает довольно ясные намеки. Особый интерес в этой связи представляют V-VI песни поэмы, посвященные Египту. 112 ДЯЯ. Ч. 2. Кн. 3. С. 298. 113 Алътшуллер 1964. С. 235. 114 «Можно ли заставить другого, чтоб он чувствовал силу не своего опыта? Надобно самому ему быть в тех же расположениях» (ДНВ.Ч. 1. Кн. 1.С. 14).
490 В Л. Коровин Здесь маг Фарес предъявляет целый каталог египетских божеств и идеограмм (Всевидящее око, «сомкнутый змей», Ти- фон, крокодил и др.), истолкованных как теософские символы, элементы тайного знания, к усвоению которого нужно подниматься по длинной лестнице посвящений115. Реакция Зихела (Разума) на это толкование такова: Внимательный Зихел не ведал, Чему дивиться в сих словах, Глубокости ли надлежащей, Иль новым мерам предложений, Иль дикости мудреных мыслей? (ДНВ. Ч. 1. Кн. 2. С 129) По его мнению, эти идеограммы - простые аллегории, знаки древнеегипетского письма. Впоследствии их значение было забыто, а «корысть» жрецов и «страх» народа содела- ли из них обольстительную тайну, откуда произошло многобожие и вообще много нелепостей. Священны письмена и знаки... с..> У них был токмо зримый образ Невидимого Божества. Но из сего языка сами Египтяне мудролюбивы Себе кумиров сотворили. Что прежде было лишь символом, То после стало истуканом; Что прежде было токмо буквой, То ныне стало божеством. Чего корысть и страх не зиждут?
– Ученики их, древни греки... (...) Вот сколько вредно и опасно К сим буквам не иметь ключа! (ДНВ. Ч. 1. Кн .2. С. 150-151) 115 См.: ДНВ. Ч. 1.Кн. 2. С. 126-131.
Поэзия С.С. Боброва 491 Далее Зихел обличает эзотеризм и элитарность учения египетских магов, доступного лишь мнимым «посвященным»: Коль вещь полезна по себе, Коль служит к благу человеков, Почто ж утаевать ее Под непостижным языком И мрачностью изображений? и От вас самих далек тот свет, Что зреть мечтаете в символах, Колико ни гордитесь вы Своею близостью к нему; А истина бежит от вас... Прости, мудрец!
– приидет день, Как всяка слепота спадет, Рассыплется символов мгла И обнажатся ваши тайны. (ДНВ. Ч. 1. Кн. 2. С. 152-155) Нетрудно увидеть здесь полемику с идеологией московских розенкрейцеров, среди которых воспитывался Бобров. Возможно, ему ближе было рационалистическое масонство английского образца (что особенно вероятно при его «англоманстве» в литературе). Не исключено, что он и вовсе не был масоном, и, хотя не мог остаться нечувствительным к усиленному воспитательному воздействию розенкрейцерского кружка в пору юности (как и Нешам в поэме ненадолго увлечен речами Фареса), вскоре от него отошел116. Песни поэмы, посвященные Египту, и в других случаях полны аллюзиями на современность, поскольку в сознании Боброва он соотносился с Россией - земледельческой страной, жизнедеятельность которой также во многом обеспечи- 116 Недоброжелательный намек на масонских наставников содержится также в рассказе шерифа Омара о его недолгом пребывании в ордене дервишей (см.: «Херсонида», песнь IV, ст. 649-672).
492 В Л. Коровин валась одной великой рекой117. Вообще, Египет в поэме не столько «символ земного плена» или «вместилище сокрытой мудрости», сколько аллегорический «заместитель» России в странствиях Нешама по древнему миру. Отмечалось, например, что в сцене загробного суда над дурным и добродетельным вельможами содержатся элементы злободневной сатиры118. В другом случае Зихел (Разум) прямо осуждает российскую систему налогообложения, а одобряя оросительные каналы Египта, по замечанию автора, «вещает как Патриот»119. «Древняя ночь вселенной» стала итоговым произведением Боброва и именно в этом качестве была издана им в свет. Так, в стихотворном вступлении он подробно исчисляет этапы своего творческого пути и, вздыхая о прежних «часах очарования души», начинает путь в «велику нощь»120. В поэме представлены многие темы его раннего творчества (творение мира, «хитрости смерти», природные катаклизмы и кончина мира, гибельность страстей и т.д.), есть прямые цитаты из собственных стихов, в особенности из «Херсониды» (например, в описаниях грозы, зноя, утра и др.121). Однако в «Древней ночи вселенной» Бобров отказывался от «картинности», свойственной его первой, описательной поэме122, и, хотя и в новой 117 Волга в одном стихотворении Боброва названа «росским Нилом» (№ 32, ст. 276). 118 См.: ДНВ. Ч. 1. Кн. 2. С. 164. Ср.: Алътшуллер 1964. С. 238. 119 См.: Там же. С. 157-158. Ср.: Коровин 2004. С. 107-108. 120 См.: ДНВ. Ч. 1. Кн. 1. С. 17-18. Эта открывающая поэму поэтическая автобиография Боброва, весьма вероятно, послужила образцом для пушкинского автобиографического отступления в начале восьмой главы «Евгения Онегина». См.: Коровин ВЛ. Пушкин - Овидий-Бобров (О начальных строфах главы восьмой «Евгения Онегина») // Известия РАН. Сер. литературы и языка. 2007. Т. 66. № 3 (май-июнь). С. 41-47. 121 Там же. С. 78, 139; Ч. 2. Кн. 4. С. 292. 122 «В сем сочинении не столь много живописи, сколько бы в прочем могло дать счастливейшее воображение другого Гения. В нем при среднем слоге более размышлений, более бесед, более исторической части...» (ДНВ. Ч. 1. Кн. 1. С. 15).
Поэзия С.С. Боброва 493 поэме не вполне чуждался довольно экспрессивных образов, но их «концентрация» значительно ниже, чем в «Херсониде». Действия в новой поэме также немного, а преобладают беседы на религиозные и философские темы (так, почти вся XI песнь посвящена доказательству бессмертия души). Давно отмечено, что последняя поэма Боброва «носит на себе все достоинства и недостатки, свойственные другим его произведениям»123. В чем-то она даже «подчеркнула слабые стороны его творчества»124. В ней многое должно было казаться странным - и сюжет, и сам ее объем (ок. 17,5 тыс. стихов), практически беспрецедентный в русской поэзии того времени (например, самая большая поэма Хераскова «Бахари- ана» состоит менее чем из 15 тыс. коротких стихов, а у Боброва, помимо стихов, есть еще 200 страниц «объяснений»). Из-за своей учености, обилия отвлеченных рассуждений, архаичного языка и не в последнюю очередь
494 В Л. Коровин * * * О жизни Боброва современники не оставили почти никаких воспоминаний. Однако о смерти и последних днях этого поэта, так часто писавшего о смерти, известны некоторые подробности. О них поведал давний его товарищ П.П. Икосов в письме к М.И. Невзорову, которое тот опубликовал в своем журнале в качестве некролога: «Болезнь его сначала имела медленное нашествие; сильный кашель только его обременял, однако же не препятствовал ему выходить к должности как в департамент Адмиралтейства, так и в Комиссию составления законов, особливо в благоприятную погоду; потом такая осиплость в горле появилась, что сострадательно было на него смотреть, если он хотел что с чувством выразить. В таком положении г. Бобров был месяца четыре и более, а недели две перед кончиною слег в постель, и открылось у него гортанью кровотечение.
– Я его посещал марта 14, и тогда он казался спокойнее, кровь показывалась только при извержении мокроты.
– Он изъявлял желание видеть скорее весну; однако ж говорил, что он не думает выздороветь. В вечеру при мне доктор, его лечивший, осмотрел пластырь с шпанскими мухами на груди, но действия пластырь никакого не имел. На другой день попечением благодетеля его, генерала цейгмейстера Петра Федоровича Геринга, составлен был из трех врачей совет; но все не полегчало, и на 22 число марта около трех часов ночи после покойного сна пустилась вдруг кровь как бы из всех сосудов разом, и тут смерть восторжествовала, сразив больного на руках супруги. Тело его погребено в самый день Благовещенья, т.е. 25 марта, на Волковом кладбище, тело, которое достойно быть положено близ гроба г. Ломоносова»126. 126 ДЮ. 1810. № 5. С. 127-128. В других некрологах (Вестник Европы. 1810. Т. 51. № 11. С. 245-246; Европейский музеум. 1810. № 14. С. 112) подробностей о смерти Боброва не сообщалось.
В.Л. КОРОВИН «РАССВЕТ ПОЛНОЧИ»: история издания, состав и композиция ИСТОРИЯ ИЗДАНИЯ «Рассвет полночи» (далее - РП) задумывался автором как полное собрание сочинений, куда должны были войти не только его стихи, но и проза (на титульном листе упомянуты «разного рода в стихах и прозе опыты»). Предварительные условия с издателем И.П. Глазуновым были заключены 2 ноября 1803 г.1 План издания изложен в «Предуведомлении» к первой части, вышедшей на год раньше других: «Сей Рассвет полночи должен заключать несколько перемен или по крайней мере четыре части и более, из коих первая, как полагаю, будет называться Порфироносные Гении России; вторая Герои Севера, или Военные оды; третия Занимательные часы для души и сердца, которые разделятся на два рода: один будет содержать священные размышления, духовные и нравственные песни, а другой домашние жертвы и некоторые эротические черты; четвертая: Картина Херсониса Таврического, или Мои лучшие летние сутки в Тавриде.
– В дополнение сих частей последуют разные случайные произведения сердца и воображения, также и переводы из славнейших английских, французских и латинских писателей». Явившийся в итоге четырехтомный РП в целом соответствует этому плану, но с двумя отступлениями: 1) вторая часть включает не только «военные оды», но и стихотворе- 1 См.: Сводный каталог русской книги. 1801-1825. Т. 1.: А-Д. М.: РГБ, 2001. С. 149.
496 В Л. Коровин ния, посвященные «миролюбивым Гениям»; 2) дополнительный том издан не был, и отдельные переводы из английских, немецких, французских и латинских авторов и многие стихотворения «к случаю» вошли в третью часть РП. Переводы, выполненные в прозе, которые Бобров, видимо, намеревался собрать в дополнительном томе2, в РП не вошли. Некоторые из его переводов, опубликованных в периодике в 1805-1806 гг.3, вероятно, тоже предназначались для этого несостоявшегося тома. Первая часть РП увидела свет в самом начале 1804 г.: в апреле И.И. Мартынов уже откликнулся на нее похвальной рецензией (Мартынов 1804). Следующие части были отпечатаны в первой половине 1805 г. (хотя и на их титуле значится 1804 г.). Сначала вышла часть тиража «Херсониды» без указания, что поэма составляет четвертую часть РП. Отдельное цензурное разрешение на посвящение поэмы Александру I было получено у Г.М. Яценкова в ноябре 1804 г.4 Рецензию на поэму опубликовал Н.П. Брусилов в февральском номере издаваемого им «Журнала российской словесности» (1805. Ч. 1. № 2. С. 113-120) (это была первая критическая статья в его журнале). Однако в новогоднем обзоре, называя среди 2 До выхода РП увидели свет следующие его переводы в прозе: 1) Храм смерти, или Отчаяние юноши по кончине любезной. Соч. графа Буккингама // Зеркало света. 1787. Ч. 6. № 94. С. 679-682; № 96. С. 701-704 (Sneffild J. The temple of Death. 1695); To же // Иппо- крена, или Утехи любословия. 1801. Ч. 8. С. 23-29; 2) Беседы душ великих и малых людей, соч. Литтельтона. СПб., 1788. 216 с. {LitteltonJ. Dialogues of the Death. 1760); 3) Пустые бредни о духах. С англ. // БГ. 1789. Ч. 2. № 10. С. 178-186 (The Spectator. 1711. № 12); 4) Послание из Италии к лорду Галифаксу 1701 года // Иппокрена, или Утехи любословия. 1801. Ч. 8. С. 40-51 {Addison J. A letter from Italy... 1701). 3 В «Северном вестнике» (1805) и «Лицее» (1806) появилось 10 его переводов в прозе (см.: Коровин 2004. С. 215-217; в приведенной здесь библиографии это № 36-40, 42-43, 54, 64-65). 4 См.: Сводный каталог русской книги. 1801-1825. Т. 1. С. 149.
«Рассвет полночи»: история издания... 497 «превосходных» русских книг минувшего 1804 г. «Рассвет полночи, соч. г. Боброва» (1805. Ч. 1. № 1. С. 54), чрезвычайно высоко оцененную в рецензии «Херсониду» Брусилов не упомянул. Самое простое этому объяснение: книга появилась в январе или начале февраля 1805 г. Этот факт подтверждается издательским примечанием Мартынова к статье И.Т. Александровского «Разбор поэмы Таврида», появившейся в мартовском номере «Северного вестника»: «Сочинитель сего обзора (...) написал оный до нового издания Тавриды, которая ныне называется Херсонидою»5. Статья Александровского, ученика Мартынова, являлась печатным вариантом его «Речи на российском языке», упомянутой в отчете о первом публичном испытании студентов Педагогического института 9, 11 и 15 февраля 1805 г.6 Ответственная «речь», которой «испытание было окончено», конечно, готовилась заблаговременно, и если бы «Херсонида» вышла из печати не в январе-феврале 1805 г., а хотя бы в декабре 1804 г., Александровский сам, как минимум, упомянул бы в своей статье этот второй вариант разобранной им «Тавриды». О времени выхода из печати второй и третьей частей РП нет вполне достоверных данных. Во второй части РП находится «кенотафия» переводчику Т.И. Можайскому (№ 96), скончавшемуся, по имеющимся сведениям, 19 июня 1805 г.7 Если дата верна, то вторая часть вышла не ранее конца июня - начала июля 1805 г., а затем, видимо, были отпечатаны третья часть и - вновь, но уже в качестве четвертой части РП - «Херсонида». Впрочем, даже если дата смерти Можайского неверна, вполне вероятно, что вторая и третья части РП были выданы в свет после того, как появилась «Херсонида» в качестве 5 СВ. 1805. 4.5. Март. С 301. 6 См.: СВ. 1805. Ч. 5. Февраль. С. 238-241. 7 См.: Петербургский некрополь. Т. 3 (М-Р). СПб., 1912. С. 154; Антонов Л.С. Можайский Т.И. // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2. СПб., 1999. С. 295-296.