Рассвет (сборник)
Шрифт:
— Это за мной, — обреченно проговорил Виктор. — Прощай!
Галина смотрела, как устало бежал он к машине, как садился в кабину. Помахала рукой. Машина тронулась, потянув за собой хвост пыли. Долго наблюдала девушка, как медленно оседали ее рыжие клубы.
Глава двадцать вторая
Михаил Антаров пришел на обед раньше обычного. Дома никого не было. Только что сваренный борщ стоял на погашенном примусе в коридорчике. Михаил налил себе тарелку и понес на кухню. На столе лежало раскрытое письмо, адресованное секретарю комсомольской организации колхоза «Рассвет». Адрес
Михаил вынул из конверта лист бумаги, быстро пробежал неумело, с ошибками напечатанный текст и вдруг, забыв о борще, выбежал на улицу.
Почти напротив дома он увидел Стукалова и обрадовался. Именно он ему нужен.
— Иван Петрович! Вот посмотрите, что я получил! — и подал письмо.
Стукалов начал читать.
«Товарищ секретарь Я недавно случайно узнала, что к вам в колхоз на работу поехала Галина Проценко. Я училась с ней в одной школе и, как честный человек, хочу предупредить вас, что она собой представляет. Вам, наверное, говорит, что приехала по собственному желанию. Не верьте! Просто ей некуда было деваться от позора.
Еще в девятом классе она закрутила любовь с Петром Чигориным, который учился в одном с ней классе. Это зашло у них настолько далеко, что случился большой скандал, ее персональное дело хотели обсуждать на комитете комсомола, но начались экзамены, и дело прекратили (к чему, конечно, приложил немало старания сам Чигорин, который был секретарем комитета). Наверное, исключили бы из комсомола. Чтобы избежать позора, она уехала в колхоз, а Петр также исчез из города. Вот и все!
Тася П.
P.S. Прошу вас не называть моего имени, потому что мы когда-то дружили».
— Что же теперь делать? — растерянно спросил Михаил. — Мне жена говорила, что Проценко получает письма от какого-то Петра из Донбасса…
— Ну и что с того? — с непривычной серьезностью спросил Стукалов.
— Как что? Мы же ей верим! А о ней вон по селу идут разные нехорошие слухи. Может, недаром? Надо что-то делать: вызвать, например, на заседание комитета, пусть объяснит!
Стукалов задумался.
— Ты кому-нибудь показывал это письмо?
— Нет.
Михаилу не хотелось говорить, что письмо он нашел уже открытым.
— Очень хорошо. Ее пока не трогай, и никому ни слова! А письмо это я возьму. Сам разберусь!
— Иван Петрович, вон Костомаров едет. Он вместе с ней учился. Может, что-нибудь расскажет.
Михаил поднял руку. Машина, скрипнув тормозами, остановилась.
— Куда едете? — спросил Стукалов.
— В степь, в отару Торопыгина. Продукты везу! — ответил молодой белокурый шофер.
— И ты, Костомаров, туда?
— Да, на работу назначили.
— Мне надо с тобой поговорить.
Иван Петрович отвел Виктора метров за десять от машины и негромко спросил:
— Ты, кажется, с Галиной Проценко в одном классе учился?
— Да.
— Сколько десятых классов было в школе?
— Три. А что?
— Ты не можешь назвать девушку из параллельного класса, которая имела бы инициалы Т.П.
Виктор удивленно пожал плечами, нахмурился.
— В десятом «А» была Тамара Прудникова, — задумавшись ответил он. — Потом там была еще одна Тамара, но Шульженко. В десятом «Б», погодите, была Тина… Чупыгина, потом Потапова Паша, а кто же еще?.. — наморщил лоб Виктор. — Ну, да, была еще Тамара Павлова. Больше никого не припомню. А что случилось?
— А девушки по имени Тася не было?
— Тася? Вроде не было. Хотя постойте, Тася училась в нашем классе. Да, да, Тася Пенкина, она дружила с Галиной Проценко. Недалекая девушка, не то, что Галина. Я удивляюсь до сих пор, как они могли дружить. А зачем вам это нужно, Иван Петрович?
— Да, нужно. Перед экзаменами у вас никакого скандального случая не было?
— Не помню… Вернее — не знаю. Я тогда две недели болел. Возможно, что и случилось без меня. Не могу точно сказать.
…Дома Михаил застал Любу.
— Послушай, неужели это правда? — спросила Люба, едва Михаил переступил порог. Он сразу понял, что она спрашивает о Галине.
— Не знаю. Разберемся! — недовольно ответил он. — А зачем ты вскрыла адресованное мне письмо?
— Посмотрела: адрес на машинке напечатан, подумала, что, может быть, из райкома комсомола, может, срочный вызов — тебе же сказать об этом надо. Вот и открыла…
— Больше никто не читал это письмо?
— Нет. Разве что Пелагея Антиповна. Я ходила в хлев за ситом для нее, так, может, она и заглянула из любопытства. А может, и не смотрела…
— Ты смотри мне — никому не говори о письме, пока мы разберемся! — приказал Михаил, придвигая тарелку с борщом.
Глава двадцать третья
Кончался третий месяц с тех пор, как Галина прибыла в колхоз. Она окончательно освоилась. После многолюдных собраний молодежи впервые поверила, что скоро, очень скоро, ее мечта начнет осуществляться. Скорее бы наступила долгожданная осень!
Уже сейчас в мыслях любила свой пока еще не существующий сад. Она отдаст ему всю свою любовь, знания, все свое умение! Будет радоваться каждому деревцу, гордиться тем, что дала им жизнь.
Хотя перед Галиной была еще только мечта, но она завладела всей ее жизнью, сделала эту жизнь содержательной и прекрасной. Как это замечательно, когда человек верит, что его дело, каким бы оно ни было, является самым нужным, самым важным. Только такой человек не отступит и победит любые трудности, может сказать: «Да, я живу не зря».
Забылись грязные сплетни. Не знала она, что злые языки, словно гадкие жала, продолжали брызгать ядом клеветы.
Как ни старались Михаил Антаров и Стукалов до поры до времени сохранить в тайне содержание письма, оно стало известно всему селу. Видимо-таки не обошлось здесь без Пелагеи Антиповны, которая мстила за своего зятя Егора Лямкина. К счастью, к ее болтовне большинство колхозников относились с недоверием.
Акт ревизионной комиссии был передан следственным органам. Лямкина вызывали в район, в село приезжали из прокуратуры. Но, в конце концов, дело прекратили. Обмен поросят происходил в прошлом году, и уже многое забылось. А по краже кормов, кроме Любы, других свидетелей не было.
Лямкина оштрафовали и послали работать в овощеводческую бригаду.
Вскоре после отъезда Виктора в степь, Галину вызвал Стукалов.
Ивана Петровича она очень уважала, хотя и разговаривала с ним всего раза четыре и то на ходу. При встречах он расспрашивал о работе, о самочувствии, о том, как она думает жить дальше. Все в шутку, с юмором. Ей так и казалось, что секретарь приходит на ферму только для того, чтобы пошутить. Это был непоседливый человек с открытой душой, улыбающимися глазами и приветливым лицом. Таким запомнился он с первой встречи в клубе на диспуте, и до сих пор ничто не нарушало этого образа.