Рассвет (сборник)
Шрифт:
Дед Яким недовольно взял папиросу, размял узловатыми пальцами, прикурил от услужливо поданной спички.
— Сопляк ты, Федор, вот что я тебе скажу, пустой человек, — уже мягче закончил он. — Ты, если не обидишь кого-нибудь, заболеешь.
— Нет, дедушка, мне с вами ругаться нельзя. Думка одна есть, — задумавшись, проговорил Ховрах.
— Ну! — поднял глаза старик.
Федька, сдерживая улыбку, предложил:
— Идите ко мне на трактор работать! Понимаете, скучно одному в поле. А как подумаю, что и вам, наверное, не очень весело на бочке, так просто жалость пробирает.
— И медведь — костоправ, только самоучка. Еще хвастается… Не верю, что из тебя хороший работник, только поле, видимо, паскудишь. Да и о чем я с тобой буду говорить, когда ты пи ер квадрат не знаешь!..
Дед Яким слышал когда-то от прораба на строительстве канала это «пи эр квадрат», ему понравилось это мудреное выражение, и при каждой возможности он вставлял его в разговор.
— Вот и получается, что ты мне не пара, — сделал вывод дед Яким. — И вообще, можешь идти отсюда. Здесь будет серьезный разговор. Люди на диспунт пришли.
— Диспут, — подсказал Сережа.
— Да-да, диспут. Это по-латыни, по-медицински значит. Вот только забыл, что оно означает на нашем языке.
— Спор.
— А да, спор. Теперь вспомнил. Я люблю серьезные дисканты.
— Да не дисканты, а диспуты, дедуля, — поправил его Ховрах. — Дискант — это голос такой.
— Вон отсюда! — разозлился старик. — Чего ты мне тут свистишь, балалайка ты раздолбанная!.. А то, как клюну тебя палкой в темя!
— Ой матушка родная, спасайте! Да вы этой оглоблей всю фигуру мне испортите. Я к вам с добрым словом, а вы с палкой…
— Ну, хватит, заткнись, — махнул рукой на Федора дед Яким, ему очень хотелось повести серьезный разговор. — Помню, как-то выпал у нас один диспут на Днепрогэсе, — начал он, но в этот момент из дверей клуба позвали:
— Заходите!
— Начинаем, товарищи!
— Пойдем, дедуля, послушаем, что за диспут придумали наши умники, — проговорил Федька и распорядился: — Ребята, скамью занесите!
…Галина сидела рядом с Настей в углу зала, у столика с радиолой. Лицо ее было спокойно, но руки выдавали волнение. Она то и дело разглаживала юбку на коленях, крутила и без того заведенные до конца часы, дергала конец косы, перекинутой на грудь.
Вчера на заседании комитета комсомола кое-кто выступал против диспута, ведь основой его должен был быть разговор о садах и виноградниках. А еще не забылся тот первый скандальный разговор, когда Галину никто и слушать не захотел.
Неожиданно Галину поддержал Тимофей Ховбоша, тот длинный Тимофей, который тогда первым встал и коротко сказал: «Пошли, товарищи, чего там еще слушать!» Сейчас он также неторопливо поднялся и спокойно заговорил:
— Она правильно говорит. Диспут — дело хорошее. Но организовать его надо так, чтобы молодежь загорелась. Сады нам, конечно, нужны. И дело это как раз наше, молодежное. Только браться за него надо разумно, чтобы опять дров не наломать. А ты, девушка, не ставь себя выше других. Наши парни и девчата — народ хороший, дружный, только надо умеючи говорить с ними, а иначе они и слушать не станут. Поняла?
— Поняла, — тихо ответила засмущавшись Галина. Рассудительный Тимофей решил дело.
…А люди все подходили. Зал все заполнялся. Слышался шум, смех.
— Что это за повестка дня такая?
— Разговор какой-то секретный, что ли?
— Посмотрим…
— Опять, наверное, скука смертная…
— А тебе, Яшка, только бы смеяться!
— Тоже мне, шутник нашелся.
На сцене за столом, накрытым вылинялым кумачом, сшитым из полотнищ, на которых когда-то были написаны лозунги, сидел Михаил Антаров. Он явно волновался, перекладывал какие-то бумаги, то и дело крутил головой на тонкой шее. Галине вдруг сделалось жаль его. «Эх. Петра бы сюда!» — подумала она.
Настя, наклонившись ей к уху, прошептала.
— У нас и раньше все делалось через пень-колоду, а когда Миша женился, комсомольская работа совсем зашкандыбала. По вечерам, кроме кино и танцев, ничего не организовывается. Разве что в праздники… Просто странно, что сегодня такое собрание проводят. А людей сколько собралось!
Галя не слушала. Она смотрела на молодежь и думала, как держать себя, что сказать, чтобы они поверили, а не высмеяли, как в прошлый раз.
В дверях появился Степан с неизменной сигаретой в зубах. Вместо приветствия он молча поднял руку. В ответ послышались голоса.
— Привет второй непромокаемой!
— Привет, Степан!
— К нашему куреню!
«Это кричат, наверное, его сторонники», — подумала Галина.
Степан направился к открытому окну. За ним потянулись его дружки. Не хватало только Федьки. Он сидел и спорил с дедом Якимом в конце зала. Их тесным кольцом окружала молодежь. Там раз за разом раздавался смех.
Галя заметила, как щуплый рыжий парень лет пятнадцати услужливо освободил Степану место у окна. Степан сел, закинул ногу на ногу, обвел зал мрачным взглядом. Рядом с ним расположились его друзья.
Галина невольно съежилась, зная, что сегодня не избежать стычки со Степаном.
«А Виктора до сих пор нет. Где он задержался?» — подумала с горечью.
— Ну, сколько же еще ждать, — послышался нетерпеливый голос.
— Начинать пора!
— Правильно, зачем тянуть! Девять часов.
— Я уже здесь, кого еще ждать?
— Миша, открывай. Выкладывай, что там за диспут у вас!
Михаил засуетился на стуле, как-то подчеркнуто озабоченно собрал разложенные бумаги, поднялся.
Шум в зале начал стихать. Кружок вокруг деда Якима и Федьки рассыпался.
— Что ж, давайте начинать, — неуверенным голосом проговорил Антаров.
— Громче, плохо слышно!
— Орите больше — совсем не услышите!
— Тише!
Степан через плечо выбросил в окно папиросу, развалился на стуле, заложив руки за голову.
Михаил откашлялся.
— Надо бы нам избрать президиум для ведения диспута.
— Сергея Перепелку!
— Клаву Чумак!
— Деда Якима! Оформим его в комсомол! — крикнул Ховрах. Послышался смех.