Разорвать порочный круг
Шрифт:
У Волчицы вырвался еще один всхлип, и она, поднеся руку к лицу, смахнула начинающие устилать глаза слезы. Лишь сейчас, оказавшись в погруженных в полумрак и тишину покоях, пребывая в разбитом состоянии и не имея никого, кто мог бы ее утешить, она почувствовала себя по-настоящему одинокой и несчастной. Желание разрыдаться в голос было столь сильным и заманчивым, что Санса дала себе волю и, натянув сверху на себя меховое одеяло, уткнулась в него лицом, приглушая всхлипы и утирая слезы мехом. Она не пыталась себя остановить или сдержать, просто чувствовала, что сейчас для нее было жизненно необходимым выплакаться, выплеснуть наружу накопившиеся внутри переживания. И постепенно по началу тихие всхлипы Сансы превратились в бесконтрольную истерику. Иногда казалось, что она начинала успокаиваться
В таком состоянии дочь Старка и нашел Болтон, что пришел проверить, не очнулась ли она. Услышавшая звук открывающейся двери девушка, в очередной раз всхлипывая, безучастно глянула в сторону входа, совсем не обеспокоенная тем, что ее могли увидеть так в открытую рыдающей. И вновь уткнулась носом в меха, более не обращая внимания на незваного гостя. Ей было все равно до того, что она рыдала на глазах у Рамси и даже не собиралась останавливаться, пока вдоволь не наплачется. Разве был смысл в том, чтобы пытаться скрыть свои слезы от человека, который видел ее плачущей уже не один раз? Он видел ее раздетой и одетой, гордой и сломленной, распятой на кресте и разведшей ноги в постели перед ним, облаченной в белый свадебный наряд и высеченной на четвереньках за проступок… Слезы, пророненные сейчас перед бастардом, останутся между ними двоими и не покинут пределов этой каюты. И с этими мыслями Волчица продолжила плакать, полностью уходя в себя и поднимая на поверхность сознания чувства и воспоминания, что подстегивали все новые и новые приступы плача.
Вступивший в покои Болтон закрыл за собой дверь и с интересом, словно изучал новую игрушку перед собой, поглядел на жену. Приходя к заключению, что на него не обращали никакого внимания и прекращать плакать в ближайшее время не намеревались, Рамси скучающе хмыкнул и направился к окну каюты. Он не спеша развесил шторы, давая проникнуть в покои через матовое стекло дневному свету, а затем уселся на стул и стал ожидать, когда же Волчица, наконец, перестанет лить слезы.
Минуты текли, и ее истерика затихать, постепенно свелась к редким остаточным всхлипам и тяжелым вздохам. Утомившись от рыданий и не желая, чтобы хоть кто-нибудь беспокоил ее, Санса, съехав спиной по подушке, улеглась на бок и натянула на себя одеяло, создав вокруг себя меховое гнездо, в котором бы было уютно лежать. Когда же она перестала шевелиться в постели и затихла, бастард поднялся со стула, налил в один из выставленных на столе стаканов воду и пошел с ним к ней. Он опустил чашу на прикроватную тумбочку и, присев на край кровати возле Волчицы, пристально посмотрел на нее, будто бы прикидывая в голове, как лучше поступить с этим зверем. Укутавшаяся же в меховые одеяла Хранительница Севера искоса посматривала на мужа одним глазом, избегая пересекаться с ним взглядом и лишь изредка с украдкой поглядывая ему в лицо. Она не чувствовала сейчас к Болтону ненависти, вместо нее была лишь некая пустота, усталость и новая зародившаяся опаска. Если Рамси зашел в этот раз так далеко, то что может произойти в следующий раз? Как далеко он может зайти в своих играх? И как бы все закончилось, если бы она не догадалась, чего добивался он от нее? Ненависть же… это слишком сильное чувство, что отнимало много сил и доставляло лишние, ненужные страдания; она не давала здраво мыслить, исчерпывала внутренние силы. И если сейчас Волчице было плохо, то нужно было просто набраться терпения и, сделав над собой усилие, перешагнуть через себя. Ведь ежели бы несколько месяцев назад она не изменила свое поведение и не стала относиться к Болтону терпимее, то неизвестно, что бы осталось от нее к этому моменту.
Иногда Сансе начинало казаться, что все её усилия были напрасными, однако со временем и часто довольно внезапно оказывалось, что ее старания давали свои плоды. То, через что она сейчас проходила, это был лишь один из этапов в жизни, через который надо было пройти и извлечь свои уроки, узнать о допущенных ею ошибках и попытаться никогда их более не совершать. И дочь Старка не станет отворачиваться или показывать свою неприязнь к Болтону — однажды она уже вела так себя, и ни до чего хорошего это не довело, поэтому не стоило идти той же стезей. Единственное, она сейчас беспокоилась, не разозлила ли Рамси своими рыданиями и не захочет ли он наказать её и за это: лицо Болтона в этот момент ничего не выражало, и с трудом можно было предположить, о чем тот думал сейчас.
Бастард же, что с пристальным вниманием рассматривал жену, пересел к ней поближе и, с сомнением протянув к ней руку, неуклюже запустил пальцы в ее огненно-рыжие, в тот миг растрепанные, волосы. Санса закрыла глаза, готовясь к тому, что он сейчас схватит её и поднимет за волосы, как было свойственно ему, однако ожидания не подтвердились. Рамси лишь начал гладить ее по голове, перебирать спутанные волосы и иногда проводить рукой до самого плеча, случайно вызывая своими легкими касаниями шеи мурашки по ее коже.
Волчица открыла глаза и с изумлением посмотрела на бастарда, что особого значения её взгляду не придал и, кажется, сосредоточился в большей степени на невинной ласке. Она же снова закрыла глаза и, прислушиваясь к своим ощущениям, постепенно расслабилась. Мысли стали более вольными, и вскоре Волчица вспомнила слова Рамси о яблоке и ее выборе и, следуя совету и принимая жест бастарда без скрытой подоплеки, решила просто получать удовольствие от оказываемого ей внимания. Санса желала ласки и, выучив правило “хочешь что-то получить — сделай хоть что-нибудь для этого”, все так же не открывая глаз, пододвинулась ближе к Рамси и примостилась лбом к его бедру, подставляясь под нежности. Краешек губ бастарда дернулся в кривой полуулыбке, что была сразу же задушена в зародыше, однако появившийся сейчас в его бесцветно-серых глазах блеск никуда не исчез. Не имея ничего против желания жены, он начал водить рукой от самой ее макушки и до самых лопаток, то и дело менял траекторию движения, уделял внимание то плечам, то спине, то задерживался на голове.
Неожиданные ласки Болтона были приятны Сансе, и она, привыкнув за часы, проведенное с мужем, в основном к грубости и безразличности к ней с его стороны, хотела продлить столь редкие моменты наслаждения и поэтому была готова пролежать, прижавшись к Рамси, еще долгое время. Однако тот вдруг остановился и, не убирая руки от нее, спросил:
— Ты голодна?
Волчица на мгновение задумалась, а потом, осознав, что не ела уже несколько суток и, кроме того, очень хотела пить, произнесла:
— Да, — и подумав, стоило ли продолжать, все же добавила: — И пить хочется.
К сожалению Рамси отстранился от нее и, подав с прикроватной тумбочки стакан с водой, сказал:
— Хорошо. Тогда я прикажу, чтобы тебе подали завтрак, — он пробежался быстрым взглядом по жене и продолжил. — Заодно пусть принесут тебе воду, чтобы ты умылась. Скоро вернусь, — и на этих словах он в последний раз погладил Сансу по волосам и, поднявшись с постели, покинул покои.
Волчица, вопреки всему все еще нуждавшаяся в поддержке, проводила бастарда расстроенным взором и замерла в неподвижности в постели. Для нее сейчас было лучшим быть с кем-то, однако если отсутствие Болтона сейчас означало для нее еду и возможность умыться, то она была готова потерпеть и закрыть глаза на свое одиночество.
В течение дня жар Хранительницы Севера только увеличивался и никак не хотел спадать ни от холодных примочек, ни от предложенных ей отваров и сборов. Мейстера на корабле не было, и приходилось справляться самим, применять лишь подручные средства, ибо выбор зелий и настоек, прихваченных с собой, у них был невелик. К ночи же ее, завернутую в несколько меховых одеял, стало безостановочно бить в ознобе, а по телу разлилась болезненная слабость. И сейчас охваченная жаром Санса зажмурилась и скрутилась клубочком, пытаясь бороться с лихорадкой.
Болтона по близости не наблюдалось: он недавно вышел из покоев и до сих пор не вернулся, поэтому оставленная в покоях Волчица была предоставлена сама себе и все свои нужды была вынуждена удовлетворять сама. И, например, сейчас, захотев пить, она медленно села в постели и, пододвинувшись к краю кровати, потянулась к кувшину с водой. Не без труда подняв его одной трясущейся рукой, она налила себе полный стакан и, быстро осушив его, с громким стуком опустила на тумбочку и завалилась набок, снова натягивая на себя меховое одеяло.