Разорвать порочный круг
Шрифт:
Совершая очередной глубокий вдох, Волчица на миг прикрыла глаза и, приведя мысли в порядок, села за столик, пододвинула к себе оскорбившее ее чувства письмо и принялась его перечитывать. Чем дольше она читала письмо, тем отчетливее на ее лбу залегала морщинка, а общий вид говорил об ее обеспокоенности. Тянулись минуты, стояла тишина, ничего не происходило: Санса прочитала послание один раз, а затем, пытаясь вникнуть в текст и разобраться в своих ощущениях, прочитала и второй раз.
Письмо… В нем она видела слова и фразы, которые люди обычно произносят, когда приносят извинения, однако то, как Рамси их применял и в каком контексте писал,
Хмурясь еще сильнее, Хранительница Севера отложила листок в сторону и отклонилась на спинку стула, погружаясь в свои мысли. Чутье подсказывало ей, что не стоило идти ругаться с мужем и принуждать его переписывать всё заново. И как бы не было ошеломительно открытие для Сансы, однако если Рамси не понимал сути принесения извинений и не понимал, за что должен просить у Мандерли прощения, то сколько бы он не переписывал свое письмо, итог всегда будет примерно одним и тем же.
Волчица горько усмехнулась, вспоминая про себя слова бастарда об искоренении причин поступка. Похоже, сейчас наступил как раз такой случай, однако разбираться в этот раз они будут с Рамси. Да, она исправит его письмо насколько это возможно, но переписывать полностью не станет, иначе послание едва ли можно будет назвать болтоновским. И, что самое важное, ей необходимо было поговорить с бастардом с глазу на глаз и попытаться спокойно разобраться с тем, почему он написал это письмо именно так.
С этими волнующими ее мыслями Санса взяла себе чистый лист пергамента и принялась работать над исправлением допущенных мужем ошибок.
В освещаемой свечами каюте на устланной мехами постели сидела, скрестив ноги, Волчица и все вновь и вновь быстро пробегалась взглядом голубых глаз по двум письмам перед ней. Санса ожидала, когда Болтон подойдет к ней и она сможет поговорить с ним, обсудить его послание. Она планировала попробовать провести беседу в спокойных тонах и по возможности постараться не выходить из себя из-за выходок Рамси. Ей в действительности хотелось узнать, почему он был не в состоянии составить извинительное письмо.
Дождавшись появления в покоях бастарда, Хранительница Севера поприветствовала его кивком головы и слегка улыбнулась, показывая свое добродушное отношение и стараясь расположить его к себе. Сегодня ей нужно было, чтобы Рамси сотрудничал с ней и содействовал ей в разрешении возникшего к нему вопроса.
Глядя на Сансу, Болтон подошел к постели и, опустившись одним коленом на кровать, поцеловал жену в подставленную щеку. Увидев разложенные перед ней листки пергамента, бастард уж было хотел подобрать их, когда дочь Старка опустила на письма свою руку, прижав их к постели, и, внимательно взирая в его лицо, произнесла:
— Подожди, пожалуйста, нам надо сначала поговорить.
Болтон удивленно посмотрел на нее, а затем, уступая её желанию, заинтриговано проговорил:
—
Санса встрепенулась и, переходя к делу и чуть нервничая из-за предстоящего разговора, произнесла:
— О твоем письме, — она похлопала правой ладонью по постели и продолжила. — Ты присядь, не стой.
Рамси, даже не догадывавшийся о том, про что хотела говорить с ним Санса, озадаченно посмотрел на нее и, сев на краешек постели, обратил свое внимание к ней, с интересом и беспокойством ожидая, когда же та заговорит.
Дочь Старка опустила свой взгляд на письма и сосредоточенно думала, как лучше начать разговор. Зная о трудном характере мужа и его нетерпеливости, она должна была начать беседу так, чтобы не настроить Рамси против себя и не разозлить его своим отчитыванием. Решая про себя, как поступить, Санса неторопливо начала говорить, при этом пристально следя за реакцией Болтона на ее слова:
— Я исправила твое письмо, Рамси. Ты перепиши исправленный вариант отсюда, — Волчица подняла выправленный ею вариант, — и можешь отправлять его. Но, прежде чем я отдам его тебе, ответь, пожалуйста, на несколько моих вопросов. Хорошо?
Слегка сконфуженный таким поведением Рамси поглядел на Волчицу, пока не понимая, что не так, и не имея никаких предположений о том, что же хотела спросить у него она, и, пожимая плечами, с равнодушием в голосе сказал:
— Хорошо. Что ты хочешь спросить?
Погрузившаяся в свои мысли Хранительница Севера сперва молчала, а потом, решив начать с вопроса полегче, произнесла:
— Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы написать письмо Мандерли? Только прошу, ответь честно.
Болтон пожал плечами и, пока не понимая, к чему она вела, ответил:
— Не знаю. Может полчаса, может больше, может немного меньше. Разве это имеет значение?
Волчица нахмурилась и, кивая головой, произнесла:
— Да, — она на миг замолчала, задумавшись над своими следующими словами, и продолжила. — Я просто пытаюсь понять, насколько трудной была для тебя эта задача и почему ты написал письмо именно таким образом, — Санса приложила два пальца к пергаменту Рамси, как бы обозначая, о чем она говорила, а затем добавила: — Наверное, мне лучше не ходить вокруг да около и сразу спросить у тебя: составление письма для Вимана вызвало у тебя сложности?
Болтон хмурился и, склонив голову набок и с сомнением глядя на жену, выдержал долгую паузу, а потом нерешительно произнес:
— Допустим, что да.
Принимая ответ бастарда и получая подтверждение своим подозрениям, Хранительница Севера сказала, поощряя проявленную им честность:
— Спасибо, — она вновь задумалась и, осознавая, что ей не следовало спрашивать у Рамси «Почему?», так как ответа на свой вопрос она вряд ли получила бы, выдвинула два предположения. — Тебе было трудно, потому что ты не видел причины почему должен извиниться? Или потому что не знал, как это сделать?
Болтон молчал и оценивающе смотрел на жену, словно взвешивая про себя, что же ей на это ответить. Он некое время пристально взирал в лицо Сансы, а затем, наконец, сказал:
— И то, и другое.
Волчица в растерянности закачала головой, огорчаясь тем, что он не видел столь очевидной вещи и не знал, как необходимо приносить извинения. Она серьезно посмотрела на Рамси и, как можно спокойнее, заговорила, стараясь бестолку не злиться на него и пробуя объяснить, почему он должен был чувствовать свою вину перед Мандерли и ею: