Разорвать порочный круг
Шрифт:
Когда поздно ночью ее голова коснулась мягкой подушки, вытянувшаяся на постели в полный рост Санса почувствовала невероятное облегчение и умиротворение. И хотя вторая половина минувшего дня стала для нее настоящим испытанием, однако, не смотря на усталость и ощущение, будто из нее выжали все силы, она чувствовала некое удовлетворение и гордость за себя и Рамси.
Разбор с Болтоном письма оказался поистине изнуряющим действом. Не зная с чего начать, девушка вслепую тыкалась то в одном направлении, то в другом, стараясь найти верный подход к бастарду и обучить его, как лучше выражать извинения в различных ситуациях. Однако к ее превеликой радости и удивлению Рамси её поучениям не противился, а скорее наоборот, отнесся с интересом, и старался всячески содействовать, и, в целом, был расположен ко всей этой затее довольно благосклонно.
Они просидели за письмом вплоть до самого ужина, пока Санса окончательно не уверилась,
Особая трудность у Сансы была связана с тем, чтобы не только указывать бастарду, что он делал что-то не так, но и говорить что именно не так. Одно дело было править его словесные ошибки, другое — мимику и жесты, из-за которых возникало необычное чувство, словно извинялся он неестественно. Так, довольно часто она ощущала, что Рамси делал что-то неверно, но вот уловить что именно, не могла. И, чтобы облегчить им обоим задачу, она начала сама извиняться вслух перед Роббом, Арьей, мамой и папой, представляла их перед собой и искренне обращалась к ним. Болтон же должен был сначала наблюдать за ней, а затем повторять все сам. Эта тактика чуть помогла, однако его извинения все равно выглядели ненастоящими; мелкие, практически неуловимые движения глаз, неверное положение головы, противоречащая произносимым словам мимика — всё это, как позже поняла Волчица, и свидетельствовало о лжи. Но саму ложь Хранительница Севера в тот миг не видела, а лишь чувствовала нутром, из-за чего не могла указать Рамси на ошибки. А затем тому пришла идея воспользоваться зеркалом, чтобы каждый мог видеть себя со стороны. Так и сделали.
Конечно, все оказалась не настолько легко, как они себе представляли, однако новый метод сработал. И постепенно Хранительница Севера начала опознавать неточности и оплошности мужа. Она просила прощения перед зеркалом первой и, запомнив, как выглядела в это мгновение, старалась затем найти ошибки у Болтона, после чего он становился перед зеркалом сам и повторял извинения, однако уже исправляя свои упущения.
Вспоминая сейчас прошедший вечер, она сказала бы, что всё действо было достаточно забавным и нисколько не напряженным, никто никого не принуждал, и все строилось на желании одного научиться, а другого — научить. Хотя, если задуматься, то учились они оба: только один — врать незаметно для окружающих, а Санса училась опознавать ложь. А в самом конце, когда она более не могла уловить лжи бастарда и они, достигнув успеха, решили расходиться по своим покоям, то засмеялась и сказала, что больше никогда не поверит в извинения Болтона и, если тот попытается провернуть этот трюк на ней, то она просто молча залепит ему пощечину.
Стоя в одиночестве на палубе корабля, закутавшаяся в теплую мантию Хранительница Севера опиралась руками о широкий борт и отрешенно смотрела перед собой, находясь мыслями совсем в другом месте. С ней творилось что-то странное… Иногда ей казалось, что она не успевала за происходившими в ней изменениями, не успевала сама за собой. А за последние несколько дней все стало еще намного сложнее.
Всё началось с того, что с постепенным ее выздоровлением Болтон, заскучавший от нахождения на корабле, где заняться было практически нечем, решил наверстать упущенное и подошел к вопросу наследника более основательно. И его неуемная энергия, смешавшаяся с желанием обзавестись потомком, в полной мере вылилась на Сансу. Уже несколько дней ее день начинался и заканчивался с Рамси, что, просыпаясь намного раньше нее, а засыпая намного позже, заглядывал к ней по первому зову природы. А природа так распорядилась, что для продолжения рода желания девушки не требовалось, и Волчица который день подряд просыпалась, будучи уже подмятой под бастарда, что настойчиво будил ее и, лишь уловив, что она уже не спала, переходил от прелюдий к делу. Обычно в таких случаях она прижималась к Рамси, как можно ближе, что помогало нй расслабиться, а ее тело становилось податливым, и она, сонная, тихо постанывая и поскуливая, принимала в себя мужа. Днем все продолжалось, и Болтон при первом же желании направлялся к ней, а если желание отсутствовало, то обязанность по возбуждению мужа ложилась прямиком на нее, и это не всегда оказывалось приятным делом. Более того, чтобы муж ненароком не попортил ей вещи и просто решив дать ему более легкий доступ к своему телу, Волчице пришлось отказаться от пододевки и подыскать себе платье с вырезом поглубже и широкой юбкой — таким стал один из нарядов, что она надевала для встречи с Мандерли. И ежели сперва Санса была скована страхом понести и держалась в постели довольно напряжено, то, возлегая с мужем все больше и больше раз, стала нечувствительной к этой мысли и расслаблялась под Рамси все больше. Когда же теперь под Болтоном ее посещала мысль, не понесет ли она в этот раз , Волчица горько усмехалась про себя и рассудительно думала, что скорее всего она уже понесла, а значит не было смысла в пустых волнениях; оставалось лишь покорно отдаваться бастарду и получать свое удовольствие.
Изменилось у Сансы и отношении к будущей беременности. На смену отрицанию и противлению пришло смирение и целомудрие. Она всегда мечтала о том, как выйдет замуж за короля и подарит ему наследников… Что ж, мечты отчасти сбываются, ведь Болтон унаследовал от отца и звание Хранителя Севера, но суровая жизнь берет свое. Волчица уже не девочка и даже не девушка, она — замужняя женщина, на которую возложены обязательства перед своим мужем и новым домом. Она исполнит свой долг, однако обязательств любить своего мужа или своих детей у нее нет. Кроме того, как показала жизнь, мужей у нее может быть несчетное количество и вместе с ними и наследников, а Болтон смертен, и после его гибели она будет вольна перейти под знамена любого другого дома и дать новому мужу потомка. Она может выносить Рамси ребенка и на этом умыть руки, ведь родство по крови ничего не решает, важна лишь семейная связь, ощущение принадлежности. Нет, Хранительница Севера не опуститься до того, чтобы ненавидеть своего не рожденного ребенка, ибо он еще ничего не совершил и за поступки отца не отвечает, скорее она просто проявит к нему безразличие и будет переживать только за одну вещь — за удачный исход беременности для нее самой, она не дурочка, и знает, с какой опасностью сопряжено вынашивание ребенка.
Однако было у нее еще одно беспокойство. Все чаще Волчица подлавливала себя, что заводится при мысли о том, что её, благородную девицу, брал что денно какой-то безродный бастард. Брал ее жестко, грубо, обращаясь с ней, как со своей собственностью, а она с готовностью потворила его желаниям, отвечала ему укусами и царапаньем, жарко целовала в ответ, извивалась под ним, как бордельная шлюха в Королевской Гавани. Сансу возбуждало, что бастард брал ее где ему захочется и когда захочется; она стонала под ним в голос, не боясь быть услышанной гвардейцами, а последняя мысль даже заводила ее, будоражила воображение. И это пугало ее.
========== Двойная игра ==========
Въездные ворота темного приземистого замка щерились железными, покрытыми многовековой ржавчиной решетками, что медленно поднимались с громким лязганьем вверх, запуская в Близнецы необычного гостя. Худощавый, с острой бородкой и едва коснувшейся черных словно смоль волос сединой, одетый с иголочки Мастер над монетой въехал с хитрой кривой усмешкой на тонких губах в замок Переправы. Высокий серый конь путника осторожно ступал по мощеной дороге, под пристальными взглядами ратников и придворных неся своего седока ко входу в крепость.
Подъехав ближе к невысокой и достаточно пологой лестнице, ведущей к чертогу, лорд Бейлиш грациозно спешился с лошади и, передав коня на попечение конюшим, стал всходить уверенным неторопливым шагом по каменным ступеням, высоко подняв голову и сохраняя прямую осанку. Настоящий лорд, не нуждавшийся в лишних представлениях и лишь одним своим видом вызывавший почтение и уважение. Никакой броскости или бахвальства, никакой свиты или сопровождения. Этот человек избегал повышенного внимания к своей персоне, а о своем высоком положении сообщал окружающим через мелкие детали: одежда из тканей высокого качества, посеребренные запонки и пуговицы, выправка, свойственная лучшим домам Вестероса. Желанный союзник и завидный жених, все двери были раскрыты перед лордом Бейлишем.
В сопровождении ратников дома Фреев мужчина прошел в просторный и пустой зал чертога, в котором за возвышавшимся на пьедестале столом восседал тучный, известный своей глуповатостью и склонностью к пьянству Риман Фрей — правнук Уолдера Фрея, сын Сервина Фрея, а теперь законный лорд Фрей, новый хозяин Близнецов. Мало кто считал его достойным звания лорда Переправы, однако по законам Вестероса после смерти Уолдера и Сервина стать главой дома суждено было именно ему. Если бы ныне покойный Лотар Фрей был в здравии и мире живых, то, вполне возможно, место хозяина Переправы перешло бы ему, однако же обстоятельства складывались иным образом.