Река Вечности
Шрифт:
"Смотрите, друзья, мой отец хочет идти в Азию, а не может дойти от стола до стола!"
Одноглазый суровый бородач, стоящий у постели, ухмыляется: "Кажется, твой отец, Александр, сам Зевс. Зачем тебе двое отцов?"
Отец не один. Вокруг стоят тени. Их лица едва различимы, но он узнаёт: Парменион, Филота, Клит, Каллисфен...
Почему они здесь?
"Ты убил их".
"Нет! Это ложь! Они живы! Парменион и Филота в Тире, как и Каллисфен. А Клит, мой верный Клит здесь, со мной. Он всегда рядом со мной в бою, мой щит!"
"Ты убил их", – повторяет Филипп, – "как и меня..."
"Нет! Я невиновен! Отец, я невиновен в твоей смерти, я покарал твоих убийц. Всех до одного!"
"И все же ты убил меня Александр. Сын Зевса..."
Лицо Филиппа искажает гримаса. Словно сотканное из дыма, оно плывёт, гонимое лёгким ветерком, растекается в пространстве, тает без следа.
Ветер. Откуда здесь ветер, в этой душной каменной могиле? Приводимое в движение рабом массивное опахало с вышитым золотом человекоорлом, знаменем персидских царей, мерно раскачивалось над царской постелью. Александр протянул руку к человекоорлу, попытался приподняться, но даже на это движение не было сил.
– Отец... не оставляй меня, – еле слышно прошептал царь, проваливаясь в забытье.
– Кого он призывает, Зевса-Амона или Филиппа? – негромко спросил чей-то голос.
– Помалкивай, пока голову не сняли.
Кто это? Птолемей?
Чьи-то шаги, голоса, быстрые тени. Возле царской постели появились люди. Он почти не видел их, глаза слезились. Горящего лба коснулась мозолистая мужская рука. Её обладатель склонился над ним. С трудом различая его лицо, Александр позвал:
– Птолемей... Прикажи... пусть подготовят ванну... холодную. Здесь слишком жарко... Я хочу... смыть пот. Потом... я принесу жертвы... Ты слышишь... меня?
Птолемей кивнул. Он выглядел странно, словно разом постарел на десяток лет: в волосах серебрилась седина.
Слабость пройдёт. Он всегда был здоров, как бык. Ведь он даже не ранен. Он просто устал, ему душно в этом огромном городе. Нужно скорее уехать. В устье Евфрата ждёт флот, ждёт Неарх. Нужно отплыть с Неархом. Морской ветер излечит его быстрее сотни лучших лекарей. А царством пусть правит Гефестион.
"Позовите Гефестиона... Почему его нет здесь? Я хочу его видеть..."
"Разве царь не помнит? Гефестион умер..."
"Умер?.. Да... Я помню..."
Александр открыл глаза. Мягкий неяркий свет масляного светильника резанул внезапной болью, словно был тысячью солнц. Ведь он же погасил лампу. Разве нет? Кто её зажёг? Сведённые судорогой холодные пальцы сжимали край тонкого шерстяного покрывала, будто поводья. Мышцы дрожали в ознобе. Сквозь плотную, застилающую глаза пелену, проступали огненные сполохи. Они кружились в призрачном хороводе, стирая зыбкую грань меж явью и видением.
"Сон"
Замерев без движения на десяток ударов сердца, Александр, не слушающимися руками, стянул с себя покрывало и попытался сесть в постели. Тело, когда-то сильное, ловкое, покорное его воле, теперь было словно налито свинцом. Преодолевая слабость, царь провёл ладонью по пылающему лицу, стирая липкий пот.
На постели сидел большой пушистый белый кот. Почему-то с разноцветными глазами, красным и белым.
– Откуда ты здесь? – прошептал Александр.
– Молчи и слушай! – взметнулись длинным языком пламени светильника несказанные слова.
Александр вздрогнул.
– Кто ты?!
– Молчи и слушай! Мы – Очи Единого! Имя Красному глазу, синему в свете дня – Атон. Имя Белому глазу, зелёному в свете дня – Йаху. На древнем священном языке ремту. Иудеи, которых ты оскорбил походя, понесли по свету Истину, назвав Ночное и Дневное Око Единого именем Яхве и Адонай, а истинного имени Моего не знает никто. Ты считаешь себя сыном Бога, так назови Имя!!! Его не знает никто... Разве Владычица Истин и Владычица Вечности, которой ведомо все...
Кот оказался на руках юной девы с глазами цвета предзакатного неба. Тёмные волосы обрамлял обруч синего золота с белым пером.
– Когда я пришла в этот мир, я познала, сколько в нём боли, Защитник Мужей. Вечность – как воды Хапи, который вы зовёте "Нил". Нет в ней грядущего и ушедшего, а лишь верхнее и нижнее течение Реки. И Реку Вечности переполняет боль смертных. Когда ты возьмёшь Град-на-Острове, много крови прольётся в Реку, принесёшь ты такие жертвы кровавым тварям тьмы, чьи изваяния стоят в храмах Града, что и не снились его жителям, поклоняющимся нечестивым, жаждущим крови. Когда я нисходила в этот мир, брат мой, Избранный Вместилищем, брал этот город, но он не пролил крови даже того, кто пригласил его торговать, а хотел убить. Разве по Истине задуманное тобой, Защитник Мужей? Разве в праве своём возьмёшь ты хитростью, а не мечом и не разумом, Двойную Корону Сома, из рук ребёнка, доверившегося тебе?
– Великая, я не знаю, кто ты, Паллада или...
Улыбка и звонкий смех.
– Ты говоришь о том, что ещё не свершилось, но свершиться? Ты судишь за то, чего ещё не было?
– Я же говорила тебе, нет грядущего и ушедшего, есть Река. Смертные слишком слабы, чтобы плыть против течения, или ускорить бег, налегая на весла. Даже ты... Тебя несут воды, как щепку... Сын бога... – снова улыбка, на этот раз, исполненная печали, – ты считаешь себя непобедимым? А не хотел бы ты встретиться с равным? Или с тем, кто... сильнее тебя?
– Где я найду этого великого воителя, Владычица? Дарий бежал. Кто в Азии осмелится противостоять мне? Может быть, в землях далёкой Индии?
– В Реке, Защитник Мужей. Выше по течению. Позади. Оглянись – и найдёшь...
Молния ослепила Элиазара, а порыв ветра сбил с ног. Его спутники, устрашённые гневом Господним, отстали, но кузнец, исполненный решимости, продолжал идти, ползти вперёд. Ещё шаг, ещё. Он почти ничего не видел. Молнии, сверкающие мечи, секли тьму, кружились в бешеном танце.