Императрица Елисавета, которую тошнилоот масла постного и яблочного духу(сиречь запретного плода), которая в балахявлялась ловким кавалером и блюдо всякое всегдавином токайским запивала (снимая сим жеголовную боль), которая по праздникам певаласама средь хора певчих и образа пешком носиладля хода крестного в своих столицах; покойниковкоторая пужалась, а спать ложилась в пять утра;которая пятнадцать тысяч платьев по шкафам(еще четыре – в Москве сгорело) оставила, почивши вБозе, —императрица Елисавета сидела как-то на балконев послеобеденном веселье (историк не сказал«навеселе»), когда вдали сподобилась процессиюприметить,которая нескладно продвигалась от графа Строгановадома. В начале выступал фельдмаршал старый Салтыков,двумя гвардейцами под руки бережно ведомый, за ним —сам Строганов с двумя, а дале адъютанты, кавалерыи с дамами, и все со всех сторон военными поддержаныплечами. Императрица Елисавета, немного изумясь,шлёт к ним спросить, куда их так ведут. Ответ:от Строгановак Салтыкову. Де вышел спор – который из двоих мужейвенгерское
отборнее имеет, да затруднились встатьиз-за столов. «МОЁ! Сказать, моё всех лучше здесь,и всех вести сюда».В тот вечер у Зелёного моста,задравши головы к царицыну балкону,вся публика столицы проезжала и зрела, не смыкая рта,там графа Салтыкова в объятьях Строганова графа,всех адъютантов и гостей румяных, во сне младенческомвповалку возлежавших. В ту ночь по площадям торговок истарух не собирали сплетни рассказать и пяток вовсене чесалиимператрице Елисавете. В опочивальне же бессонный,бессменный обер-истопник Чулков Василий,когда его толкнули проходивши (историки не скажут«пронося»), не преминул отнять лицо от тюфячка,чтоб «лебедь бе-елая» пропеть всепресветлейшей.
1740-е. СПб. / IX.1981
Видение Анны Иоанновны
«Уведомились мы, что в Москвена Петровском кружале стоит на окнескворец, который так хорошо говорит,что все люди, которые мимо идут,останавливаются и его слушают;того ради имеете вы оного скворцакупить и немедленно сюда прислать».Онаподняла веки злобно на свечу и вывелапером визжащим АННА.Какой-то бескусал весь день ей бок так, что смотретьотвратно на конфекты. Да и ружьятеперь поднять невмочь. А как скакала,Господи помилуй, за тем оленемпетергофским… И станут ли потом-то поминатьпо двум отметинам шальным, что в Мон —плезире, что вот стреляла тут царица Анна,аль позабудут?«Уведомились мы…»Уж кто тогда сазанов, головлейда судаков позвать сумеет колокольцемв пруду перед Марли? Заплакала неслышнои трудно встала помолиться. На рамы лёг с Невытяжёлый ветер. «Имеете вы оного скворцанемедленно прибить».Вбегает герцогпотный, шепчет скоро. А? Там в зале,там в зале тронной непорядок, тамсамозванка дерзкая! Пойти не хочет Анна.Ей так тепло и тошно, и в пудермантелеона, и за полночь давно.Стоит сробевшийвзвод. И женщина немолодая, чутьголову склонив, гуляет равнодушно вперёд —назад. Вот обернулась. Господи! две Анны.Но настоящая – земли темнее.«Ты…ты кто? Зачем пришла?» Та, станом велика ивзрачна, молчит и пялит на императрицуеё же рыбии глаза. Вот пятится ступеньками дотрона, вот…Бирон орёт. Летят к плечам приклады.Ни-ко-го. Да что же… «То смерть моя». – «Позвольтемне, Государыня…» – «То смерть. Подитеспать».Она немым солдатам поклонилась.«Имеете простить вы оного скворца».
1740. СПб. / 12.X.1981
Подвиг пустосвятства, или Гаврюша-старчик
«…Как порешил с постели не вставать,зачал предсказывать, так я за ним ходила —семь годочков: и облачала, и раздевала, и раза по трина день, бывало, обтирала. Да. Иные говорят,что он-де вроде кучи был, живая грязь на тряпочкахв угле-то; иные веруют: мол подвиг естькакой.Ну он, известно, ел в постелида руками – и щи, и кашку – да обтирал всёоб себя; ну тут уж он и оправлялся… А то,бывало, ручку замарает. Ты подойдёшь, такон тебя-то и перекрестит. Тут барыняодна спросила про муженька сваго, куда бежал.Так он в неё помоями! А раз уж девица пригожаяк нему нагнулась низко и о покраже – обдал ей всеглаза вонючей нечистью. Подумай! Ему и рукилобызали и воду, что пальцами он всю перемешал,ту воду почитали пить за истинноеблаго.Больных он пользовал: старухамрвал платья вклочь, бил яблоком мочёным,то слюньками обмазывал, а то и… Да.А девок молодых вертел всё на коленках,пока не притомится. Ты чай-то что не пьёшь?Медку…Что говорил, тотрудно вразуметь. Сбылося, не сбылося – иподавно. Вот скажет: «доски». Кто думает огробе, кто о заборе у хором, кто о… Ведь ясама купецкая ведь дочка, ну не понять: темно.Мудрёный. Так со святыми век живи!А помер —не пробраться к нам было. Порастащили всё до последнейтряпки. На пятый день лишь хоронили, и товсё ругань: где? куда? что скоро?.. Матюша —кувырок мне: «Гляди, народу тьмущщщщая ведьтьма!» Дождище, грязь, а барышни, купчихивсё норовят под гроб-то проползти и бух! —неси давай над ними… Страсть какая! Да.Всё трогают его, трясут и щепочки от дна-то…Несли на головах. Была и Машка-пьяница, пророчицаУстинья и Фёкла Болящая; Кирюша-старчик,что после по торговой части стал, второй Кирюша иТатьяна Босая, да, что ныне, бачат, мадамав доме непотребном (тьфу!); потом Данилушка —на-Кровле и Кузька-бог, который свальный грех…(прости мя, Господи!) да кто… а-а! Мандрыга —угадчик (тот истинно святой) – все поминалидо поздних петухов. А там, чем-свет, всю насыпьпорасхватали по домам. Устроили посля плитуГаврюше нашему – ту в месяц разломалисердобольцы…Теперь уж он юродствует, второйГаврюша. Так он почище, знамо… И водочку берёт,и кушает всё с ложки, да вот лохань… Нустрасть как много говорит: его о женихе, о свахе,а он тебе про неустройства всё в державах заграничных.Народ валит – нет мочи. Да. А ты почто сама-то?..Ты, девка, как очнётся, не черемонься, ни-ни-ни (ужбольно так серчает), а делай, не переча, что велит».
1820-е. Москва / 10.III.1983
Триптих русских гастрономов
1. Porcus trojanus у Потёмкина
Чтоб печень беспримерно увеличить, свинью светлейшегокормили грецкими орехами и ягодами винными кормили,а перед смертью поили допьяна вином венгерским.Как только кровь и пьяная её душа сквозь ранку малую,что делали в паху, вся выйдет – вином хавронью тут жевымывали, а внутренности все тащили через горло. И,через горло же, искусники сосиски и колбасы пропускали,а между делом заливали туда питательнейший соус.В концеконцов лишь половину той свиньи обмазывалитолстым слоемтеста (замешанного на вине и масле), и в самыйвольный духнемедля жарить ставили… Когда с готового жаркогосдирали это тесто, то половина жареной была, а половина —варёною. Свинья такая целиком являлася к столу,непотрошёною на вид! В распахнутом халате, раздумчивопочёсывая грудь, к гостям тогда являлся одичало ЕяВеличества таврический орёл. Сверкнув чудесно уцелевшимоком, вдруг молвил: «Скучно. Унесите на…»
2. Roti а l’imperatrice
Нашедши лучшую мясистую оливкуи вынув косточку, воткнёмв неё анчоуса кусочек. С инымиоливками, мы начиняем еюжаворонка. И птаху малую, достойноприготовив, мы в перепёлкужирную заключим. Ту перепёлкувсунем в куропатку, которуювместит в себе фазан;которого мы тщательно заложимв большого каплуна. И вот —сим каплуном мы начиняемпоросёнка. Последний жаритсяна медленном огне до видимойрумянки… Теперь отрежем осторожносочащиеся части для вельмож.Для Государыни – бесценная оливка,которую она, мы знаем, естьне станет, но, повертев в перстахдержавных и уведя глаза завеки, лишь пососёт неторопливо,пока гремит с хоров высоких:«Славься сим, Ека-те-рина!Славься, нежная к нам мать».
3. Послеполуденный сон
С пармезаном и каштанами этапохлёбка из рябцев и филейка большаяпо-султански (точно так: большая —по-султански), и глаза говяжьи в соусе(в соусе говяжии глазищи!), что зовут«поутру проснувшись»: и хвостытелячьи по-татарски и телячьи жеуши крошёныя. Да и нёбная часть в золе,гарниро-ох! – ованная трюфелями!А баранья нога столистовая… Эти голубипо-станиславски, эти горлицы, ууу,по Ноялеву! В обуви гусь и бекасыс устрицами… Соус, ой! из вяленыхязыков оленьих… Ну а жирный кремдевичий, и гато из винограда,винограда, винограда,то гато из винограда,и лобзания, и слёзыи заря, заря!.. [2]
2
Курсивом – из А. Фета.
1770-е / 23.V.1982
Московские ряды
Я эту улицу не мину. «Сентиментальныеколечки! Авантажные разные галантерейныевещи: сыр голландский, казанское мыло,бальзам Самохотов, гарлемские капли!Пожалуйте-с, просим. У нас покупали».Безмерная баба подкатит под локоть и:«Ни-точек! Ни-ии-точек!» – иниточки входят с иголками в ухо(а пухлая ручка в кармане гуляет).«Чуло-о-очков, шнуро-очков! У наспокупали».Но гаркнет торгашнепостижное смертным, и речи Москвыковылями сникают. Качая лотком надкрутыми плечами, он что-то проносит подсальною тряпкой – пока не сойдутсяразверстые воды.«А что продает-то?!»«Да почки бычачьи».«Презентабельныеленты, милютерные жилетки! Помочи и хомутысубтильные-с самые, интерррресное, сударь,пике из…» – «Любезный, а в этой чтосклянке?» – «Ну как же, извольте, вестимоедело: эссенция до-оо-олгой жизни».
1830-е / 26.I.1982
Шпалера
В Ораниенбауме, Ла Гранхе иль Эквоне —душа не вспомнит где – подале отрезины и бетона, поближе к доживающеймолве – я, вытканный однажды нашпалере,средь мельниц и стволов, махровых лап и крылий —ступающим по лиственному днупролитой в облако аллеи,не удивлюсь:потрогайте неколкие зрачкии пальцы на фисташковом подкладе.Полночи промолчали о России, но ниодна свеча не потекла. Все музыканты жутконедвижимы,пока углами мгла не закачала. Выпомните, как медленно икали перед смертью? А вы,сударыня, враз покатились по дивану, уже не чуя,что кофием со сливками залились. Авас, младенчика, бокастая кормилица без матушкищипала, а мальчику… да Бог ее прости! А вы,из прусской юности, любили дикую козус брусникой. Вы… Не стану:все новости благие старо —ваты, все нити сотканы и на из —нанке ничья ладонь не встретит узелков,но, может быть – невнятные ладони,не испугавшись острого тепла.
24. II.1983. Нов. Гавань
Из цикла «Романсы и арии»
Надежде Обуховой
Неприметная горсточка насВысоко над рекою молчит.Мы узнаем, что солнце близко,Мы увидим, как звёзды прошли.Мы увидим, как звёзды прошли,И пойдут, заплетаясь, годаПодниматься к нам поясом трав.На разлитые дали глядя,Покачнётся былое в очах,И мы встретим рассвет на ветруПрежде птиц, огласивших его.Прежде птиц, огласивших его,Наши тройки влетают в зарю,Но и так не нагоним себя.Неприметная горсточка насВысоко над рекою молчит.Мы увидим, как солнце прошло,Мы узнаем, что звёзды близки.
II.1980. Нов. Гавань
Сергею лЕмешеву
Благую песню столько разДуша, блуждая, заводила,На светы поздние срываясьВ неослежённые снега,Язвили золотом глазаГде свечи солнечные елейИ с небом слюбленному АААНЬГЕЛУчил сгорающий закат…Иную песню в певчий часИ на следах моих томимый,Над всем, что выведет огляд,О, раздели на вдох и выдох,Как грудь моя её лила бы,Храня из ветра свет и снег.