Решающий шаг

Кербабаев Берды Мурадович

Придя немного в себя, Айна разостлала на почетном месте сотканный ею прошлой весною ковер и села рядом с Артыком, плечом к плечу. Сбылись ее желания — расцвел сад ее души. Засияли глаза, заулыбались губы.

Артык, играя косами девушки, бездумно повторял:

— Айна моя, моя Айна! Ты моя вера! Ты свет моей души! Ты причина того, что я жив...

Айна обняла его, прижалась щекой к его щеке:

— Артык-джан, сам аллах вернул мне тебя! Вот я увидела тебя — и нет у меня больше неисполненных желаний. Прошлое миновало, а будущее — наше.

У Артыка одна рана зажила, но другая лишала его покоя. Он не решался прямо спросить у Айны, что случилось с матерью и Шекер. И все же не хватало терпенья.

— Айна моя... — начал он волнуясь. Но она догадалась, что беспокоит Артыка, и прямо спросила:

— Артык-джан, ты был дома?

Голос Айны звучал так спокойно, что это несколько ободрило Артыка:

— А у меня есть дом?

— Ну, конечно, — ответила Айна. — Тетушка Нурджахан и Шекер здоровы.

— Здоровы?..

— Артык-джан, — перебила Айна,—в день, когда тебя уводили, ваши еще были на бахче. Так вот дядя твой тогда же и перевез их к себе прямо оттуда. Они ни в чем не нуждаются. Дня три назад была от них весточка — все здоровы. Отец послал твоей матери галбири (Галбири — бумажная полушелковая материя) на платье, а я — вышитую шапочку для Шекер. Но тот, кого мы с отцом посылали к тебе, не мог найти даже следа твоих ног. — Айна моя, значит, я не одинок? — растроганно проговорил Артык.

— Пока я жива, ты никогда не будешь одиноким. Пока я здорова, и тетушка Нурджахан ни в чем не будет нуждаться, — весело ответила Айна и надела на голову Артыку вышитую ею тюбетейку.

Две раны зажили у Артыка. Но третья... «Это живая рана, — думал он, пока Айна любовно разглаживала пальцами тюбетейку на его голове, — не буду касаться ее без нужды. А с тобой, Халназар, мы еще поговорим...» Он посмотрел на Айну, и она показалась ему светлее луны, чище горной воды.

— Айна моя, скажи, — попросил он, — как тебе удалось уйти от этих проклятых?

— Артык-джан, ты хочешь, чтобы я рассказала обо всем подробно? Зачем это тебе?

— Пойми: шесть месяцев я мучился неизвестностью, и разве я теперь успокоюсь, если не буду знать все?

— Тогда слушай, — Айна села поудобнее, прижалась плечом к груди Артыка.—Все это время тело мое было здесь, а сердце с тобою. Ах, Артык-джан, если б ты знал мои муки!.. Когда меня привезли и бросили возле кибитки, мачеха подняла вой: «Аю, горе мое, везите ее, ради аллаха, к себе!» Я сказала ей: «Если уже тебе так не терпится, вон эти проклятые баи — иди сама к ним. А я теперь не прежняя Айна, я — тронутая». Всадники и Баллы уехали, а мачеха стала выть пуще прежнего и отправилась к Халназару. Через некоторое время она опять привела рябого Баллы и говорит ему: «Вот твоя жена, опозорившая и тебя и меня. Хочешь—будь ей хозяином, не хочешь — убей». По когда мачеха и Баллы хотели тронуть меня, я схватила ковровые стригуны. Тем временем подоспел отец, в руках у него была лопата. Он ударил мачеху, и та повалилась с криком. Тогда отец бросился на Баллы, и этот трусливый дурак убежал, потеряв папаху. На другой день пришел ходжа. Не успела я накричать на него, как отец погнал и его из кибитки. После этого Халназар стал грозить: «Заставлю откочевать из аула!» Но отец не очень-то его испугался. С того дня он стал мне настоящим отцом, и я успокоилась. Только язык мачехи, как ботало на шее верблюда, все гремит и гремит. Но к этому я привыкла, хотя лишнего и от нее не стерплю.

В это время с ведром в руке в кибитку вошла Мама и ахнула:

— Ах, что делается! Удивляюсь, как еще солнце и луна ходят своими путями... Как сидят! Нет, каково бесстыдство!..

Артык, даже не пошевельнувшись, поглядел на нее и улыбнулся:

— Тетушка Мама, здравствуй!

Мачеха испуганно выпучила глаза и протянула руки, словно защищаясь от дьявольского наваждения:

— Вай, Артык! — ведро с водой грохнулось к ее ногам.

Глава четвёртая

Наконец-то старая мать обрела свое потерянное дитя.

Нурджахан целовала Артыка, дрожащими руками ощупывала его плечи, спину. «Дитя мое, детка!» — повторяла она, плача счастливыми слезами. От радости она долго не могла прийти в себя, целовала руки сына, даже полы его халата. Шекер прижалась к плечу Артыка и долго не могла оторваться.

Дядя Артыка был статный, высокого роста человек с проседью в бороде. Когда несколько улеглись волнения встречи, он с горечью рассказал о том, как дважды ездил в Ашхабад, часами стоял у ворот тюрьмы, спрашивая о племяннике всех входящих и выходящих, и, ничего не добившись, возвращался обратно. Теперь, увидев Артыка, он, казалось, помолодел на несколько лет.

Черная кибиточка озарилась сегодня радостью. Друзья, знакомые Артыка и даже те, кто знал его только по имени, пришли из ближайших аулов приветствовать его. Целый баран, зарезанный дядей Артыка, варился в большом черном котле.

Услышав, что Артык вернулся, пришел повидаться с ним и Гандым. Он обнял Артыка и тут же пожаловался:

— Пшеницу мою, пшеницу, что ты отбил, отняли у меня проклятые баи.

— Дядюшка Гандым, не печалься. Будем здоровы — отберем у Халназара свое! — попытался успокоить его Артык.

Но Гандым, казалось, был безутешен:

— У меня в шалаше ни куска хлеба, ложимся голодными, встаем голодными. У него даже собака отворачивается от чурека.

— Дядюшка Гандым, будет голод — будем вместе голодать; будем сыты — тоже вместе. Потерпи немного.

— Раз ты вернулся, значит, мешки у меня полны! — засмеялся Гандым. — Это я хотел показать тебе ржавчину моей души. С кем же, как не с тобой, и поговорить о своем горе?

И он весело заговорил о том, как Халназару вместо невестки достались насмешки да пересуды. Когда же он стал рассказывать о новой невестке, прозванной в ауле атайры (Атайры — фаланга), то залился хохотом. Новая жена Баллы и в самом деле оказалась злой и уродливой, как фаланга. Наконец, Гандым разгладил усы и заговорил серьезно:

— Да, Артык, ведь Айна ждет тебя. Когда же справим свадьбу?

— А Мама даст согласие?

— Мама? Ха-ха! Пусть только попробует не согласиться, — отведает еще раз лопаты Мереда! Ты не слышал еще? Теперь там хозяйка — Айна.

— Дядюшка Гандым, — засмеялся Артык, — когда велишь, тогда и устроим свадьбу.

— Чего медлить? Каша готова, надо браться за ложки. Бедняжка Айна ждала немало.

Жениться, привести Айну к себе в кибитку было заветной мечтой Артыка. Но ему хотелось сначала разделаться с Халназаром, и он сказал Айне о своих намерениях. Айна стала решительно возражать против этого:

— Разве бай задел твою честь? Наоборот, ты избил его сына, отобрал коня, примешал яд к его тою — и Айна осталась в твоих руках. Если они не будут на тебя кидаться, тебе нечего начинать ссору. Артык, милый, не ищи зла. И так я тебя едва дождалась...

Айна по-своему была права. Но Артыка волновало еще и другое. Бай отнял плоды труда за целый год, и не только у него — у всех дейхан аула. Сколько людей, как и Гандым, остались без куска хлеба! А ранняя засуха уже убила посевы. У кого хватит сил дожить до урожая будущего года? Народ разорен, голодает, и только один Халназар со своими конями, верблюдами, сыновьями, которых не коснулся набор, сидит среди аула в полном изобилии, словно хан. Как можно это стерпеть? И все же уговоры Айны и увещания матери на время ослабили волю Артыка.