Решающий шаг
Шрифт:
Эзиз вскрыл пакет, привезенный ему Ташлы-толмачом, осмотрел письмо со всех сторон и протянул переводчику. Ташлы медленно и внятно начал читать:
«От Ораз-Сердара — Эзиз-хану большой привет!
Эзиз-хан! Не пристало мне вмешиваться в твои дела, но по своей службе считаю долгом дать тебе совет...»
Совет Ораз-Сердара касался только Мадыр-Ишана и грязных дел этого советника Эзиза по хозяйственным делам. К тому, что было сказано в письме, Ташлы-толмач добавил свои наблюдения за деятельностью Мадыр-Ишана в Каахке.
Гнусавый голос и бегающие, лживые глаза Мадыр-Ишана давно не нравились Эзизу. Раздражала его и бесцеремонность, с которой советник запускал руку в казну Ак-Алана. Однако Эзиз видел, что Мадыр-Ишан приносит ему немало пользы сверх того, что разворовывает, поэтому воздержался от крутых мер в отношении него. Но он еще больше приблизил к себе Ташлы-толма-ча, сделав его поверенным всех своих тайных дел и замыслов.
Голова Эзиза в это время была занята другими делами. К нему приехали гонцы из Ташауза. Джунаид-хан писал, что англичане уговаривают его двинуться на Чарджоу, разрушить мост через Амударью и оказать помощь басмачам бухарского эмира. Эзизу уже были известны планы англичан: только за два дня до этого к нему приезжали два английских офицера. Они старались разведать силу его конницы, а главное — убедить его в необходимости выступить совместно с Джунаид-ханом. Эзиз-хан с почетом принял гостей, хорошо угостил их, но проводил без определенного ответа. После долгих раздумий он дал Джунаид-хану такой ответ: «Хан-ага! Я думаю, что опасно тратить наши силы, нападая на Чарджоу. Если ты спокоен за свое положение со стороны Хивы и если у тебя больше сил, чем нужно для твоего спокойствия, то лучше направь тысячу или хоть пять сотен джигитов сюда. Но прошу тебя направить их не белым, не Ораз-Сердару, а ко мне, в Ак-Алан. Нельзя доверять им узду наших коней. Они хотят использовать нас, а мы должны использовать их. Когда мы победим большевиков, это еще не будет означать, что власть — в наших руках. Все равно нам придется драться и с меньшевиками. Поэтому лучше полностью сохранить наши силы в теперешнее смутное время.
Многочтимый хан-ага! Конечно, мой ум короче твоего. Если твои намерения будут иными, дай мне знать об этом».
Глава двенадцатая
Ребятишки бегали по аулу и сообщали всем и каждому радостную весть:
— Поздравляем! У Артыка родился сын!
Из кибитки Артыка раздавалось: «Уа, уа!..» Крик ребенка наполнял гордостью Нурджахан, давно ожидавшую внука. Больше шестнадцати лет прошло с тех пор, как в последний раз появился в ее семье новорожденный. Новое существо, пришедшее в мир от Артыка и Айны, внесло с собой новое счастье в черную кибитку. Нурджахан суетилась, вся охваченная радостными заботами.
Голос ребенка ласкал и слух Артыка. В его жизни произошла перемена, полная глубокого смысла: теперь он — отец, это от него появилось потомство. В то же время он чувствовал себя как-то неловко, стеснялся поназываться на людях. Ему казалось, что каждый встречный скажет: «Ну Артык, как же тебе не совестно быть таким счастливым!» И Артык невольно улыбался.
Шекер делилась своей радостью с подругами. Родись этот ребенок два года назад, она сама побежала бы поздравлять аул. Но теперь она считала себя взрослой девушкой.
Конечно, больше всех радовалась сыну Айна. За полтора года уже третий раз совершался перелом в ее жизни: сначала она стала невестой Артыка, потом вышла за него замуж и, наконец, стала матерью. И каждый раз она испытывала новое счастье. Теперь ее особенно радовало то, что исполнились мечты Нурджахан и оправдались надежды Артыка.
Едва взошло солнце, как пришел служитель мечети. Стоя с западной стороны кибитки, он прокричал призыв на молитву, затем перешел на восточную сторону и прочел славословие аллаху. Это означало, что родился мальчик. Родись девочка, муэдзин не пришел бы сюда славословить аллаха. Рождение девочки встречали с недовольством, заранее считали ее чужой в доме, чьей-то будущей рабыней. Иной отец девочки, услышав шепот: «Отрежь пуповину!» — ворчал: «Не пуповину отрежь, а горло ей перережь!»
Но Артык и Айна были бы рады и дочери.
Нурджахан установила перед кибиткой два котла с кипящим салом и тут же начала готовить праздничные пишме — лепешки из кислого теста. Она заранее готовилась к тою и теперь щедрой рукой раздавала всем приходящим урюк, кишмиш, сушеные финики, горячие лепешки. Более близким и почетным людям угощение завязывалось в платок. Вокруг кибитки Артыка разрастался веселый шум. Будь это мирное время, Артык не остановился бы перед тем, чтобы залезть в долги, но обязательно устроил бы скачки с призами. Однако сейчас этого нельзя было делать. Все же Дурды, взяв на себя руководство тоем, устроил скромные развлечения: состязание в стрельбе, игру в юзук, борьбу.
Артык уже был на ногах. Среди всех этих семейных радостей он ни на минуту не забывал об обещании, данном Чернышову через Ашира. В последние дни к нему один за другим приезжали эзизовские нукеры. Готовясь к надвигающимся событиям, Эзиз торопил своего сотника скорее прибыть в Ак-Алан, принять свою сотню. Прислал своего горца из Каахки и Нияз-бек, приглашая Артыка приехать к нему, если он уже в силах сидеть в седле. Но Артык твердо держался своего решения никогда больше не ступать на путь, которым шел Эзиз-хан, а о возможности службы в туркменской кавалерии Нияз-бека даже не думал. Единственно о чем он по-прежнему мечтал — повести за собой джигитов и соединиться с Красной Армией.
Своей мечтой он поделился и с Айной.
Как это ни опасно было для Дурды, Артык решил послать его в Теджен, чтобы договориться о времени и месте перехода в Красную Армию. В эту ночь он и Дурды уснули поздно, а вскоре после полуночи Артыка разбудил тихий голос за дверью:
— Артык! Эй, Артык!
Голос показался знакомый. Айна зажгла лампу.
Артык поднялся с постели, открыл дверь. В кибитку быстро проскользнул человек и поспешно захлопнул дверь за собой. Артык от удивления чуть не вскрикнул:
— Мавы!
Мавы испуганно взглянул на него:
— Тише, Артык!..
— Будь покоен, у меня ты в безопасности! Не бойся ничего!
При свете лампы Артык взглянул на Мавы испытующим взглядом. Красногвардеец был в простой дей-ханской одежде, — да в другой он и не мог появиться в ауле. Но выражение лица Мавы, все его поведение сильно изменились. Не успел он сесть, как тотчас заявил:
— Артык, меня послал к тебе Иван.
— Я и сам знаю, что не Куллыхан, — усмехнулся Артык.
Дурды, проснувшись, осторожно поднялся и внезапно обхватил Мавы сзади. Мавы хотел выхватить из кармана револьвер, но Дурды крепко держал его руки. Мавы возмущенно сказал:
— Артык, мужчина так не поступает!
Артык улыбнулся:
— Мавы, ты ошибаешься, так поступает настоящий мужчина!
Красногвардеец, наконец, вырвался и правой рукой схватился за револьвер. Дурды крикнул:
— Эй, чудак, стой!
Мавы, обернувшись, увидел знакомое улыбающееся лицо и крепко обнял Дурды. Когда он стал расспрашивать Артыка о здоровье и житье-бытье, голос его еще дрожал.