Рейс в одну сторону
Шрифт:
– Что вы тогда сказали?
– спросила она.
– Не помню, - пожал плечами Рыльский.
– Да как же вы можете не помнить, когда это было всего два дня назад?
– вновь вскричала она.
– Почему два дня назад?
– удивленно спросил он, - это было практически с самого начала моей работы на этом объекте.
Маргарита подозрительно на него посмотрела.
–
– Восемь. Нет, девять. Да, точно - девять долгих, но прекрасных лет, - ответил он и вновь улыбнулся. Кондрашкина отвернулась: не могла она больше видеть этих черных зубов и тонких губ, готовых растянуться аж до затылка.
– И вы каждую ночь слышали эти звуки?
– спросила она с таким разочарованием в голосе, что теперь в пору было жалеть ее, а не Рыльского.
– Ну, да, только не каждую ночь, а каждую смену. И это была вентиляция, точно вам говорю. Девять лет подряд может шуметь только она, а не живой человек, - сказал Рыльский с уверенностью в голосе.
– Да, да, я поняла, - она закивала, чувствуя, что, очевидно, напрасно испугалась всех эти кошмаров...
Маргарита отошла от ванной и захотела уже выйти из санузла, но вдруг она вскинула голову и крикнула:
– Стоп!
– Что еще такое?
– спросил Рыльский, наивно полагая, что все вопросы уже решены.
– Тогда, скажите, на милость, почему вам запрети говорить на эту тему?
Рыльский пожал плечами.
– Не знаю, может, чтобы не было паники...
– Какой еще паники? Чего они испугались?
– Кто?
– Те, кому вы звонили!
– А мне откуда знать?
– Какой был голос у того, кто вам тогда ответил?
– спросила она, запыхавшись от такого количества вопросов.
– А какой может быть голос у заместителя начальника...
Она его тут же перебила:
– У какого именно заместителя: у него их пять штук!
– А мне почем знать? Спросите у главного сами, если хотите, - дал он ненужный совет.
– Смею вам напомнить, что с тех пор, у него, - он снова ткнул пальцем в потолок, - появился шестой зам.
Она отвернулась от Рыльского, внезапно осознав, что, скорее всего главный может быть и не в курсе всех этих ночных происшествий.
Рыльский, хотел было, уже отойти от нее подальше, чтобы, как бы намекнуть, что он уже не участвует в ее
– Не торопитесь, коллега, - остановила она Рыльского, не глядя на него.
– Ответьте еще на один вопрос, - голос ее стал чуть мягче, но, тем не менее, оставался настойчивым, - зачем вы обращались за помощью к Самойлову по поводу дезинфекции, если это шумела вентиляция?
Рыльский выдохнул, очевидно, заранее зная ответ и на этот вопрос:
– Это была моя инициатива: я думал, что там шумит крыса, или какое-нибудь животное, сбежавшее из вивария. Они, ведь, могут бегать по вентиляции?
Она долго на него смотрела, всё больше склоняясь к мысли, что, с возрастом, стала такой же, как ее учитель - приверженкой теорий заговора, и что цепочка ее действий привела к тому, что сейчас она чувствует себя полной дурой. А на фоне Рыльского быть дурой, это, знаете ли, что-то из области черного юмора. И еще ей не давал покоя тот загадочный голос заместителя начальника объекта, который Рыльский, конечно же, не узнает, по прошествии стольких лет.
Она закрыла глаза и снова облокотилась о ванную.
– С вами всё хорошо?
– участливо поинтересовался Рыльский.
– Нет, мне плохо, но вас это не касается, - ответила она слабым голосом, - Уйдите отсюда - видеть вас не могу.
Рыльский поспешно вышел, надеясь, что Кондрашкина, наконец, от него отстала.
– Ума не приложу, что теперь делать?
– сказала она, приложив ладони ко рту.
– С вами опять что-то случилось?
– спросил Рыльский, на всякий случай, продолжая находиться от нее не безопасном расстоянии.
– Ничего, - ответила она, - мне пора идти спать.
Она сняла медицинский халат, взяла свою сумочку, и вышла из кабинета, не закрыв за собой дверь.
Глава 37
Наступила смена Кондрашкиной. Кончились двое суток законных выходных, за которые она так и не набралась сил, практически не выходя из женской комнаты отдыха. Еще на прошлой неделе она гуляла по холмам и долинам северной стороны острова. Несколько лет назад Маргарите удалось уговорить начальника объекта дать ей возможность, как можно чаще появляться на свежем воздухе. Он, чувствуя к ней отеческую привязанность, без колебаний подписал разрешение на бессрочный пропуск на внешнюю часть территории объекта. По странному стечению обстоятельств, остальные сотрудники не могли выйти наружу, как бы им этого не хотелось. Нормы, прописанные в контракте, были на этот счет, жесткими, если не сказать - жестокими. Максимум, что позволялось сотрудникам в выходные и праздничные дни, которые были здесь редкостью, было разрешение подняться на четвертый этаж, где, за пуленепробиваемыми окнами находилась специальная комната отдыха для тех, кто нуждался в таком роде маленьком "отпуске". Из окон можно было любоваться природой, греться на солнце, правда не так долго, как этого бы хотелось, или наслаждаться пасмурной погодой, которая здесь была тоже довольно приятна, если находиться в помещении...